Миличенко Ирина
— Дмитрий, телебоссы одного украинского канала нашептали мне, что вы собираетесь поддаться примеру бывалых коллег и, как Евгений Киселев или Савик Шустер, перебраться на один из наших каналов. Когда ждать "новоселья"?
— Предложение действительно мне поступило, и очень серьезное, но мне кажется, что еще рано к вам ехать. В России я пока ответственен за некоторую горстку людей. Кстати, недавно в Киеве со мной произошел забавный случай. Пришел в Киево-Печерскую Лавру, но тут какой-то человек стал описывать вокруг меня круги, а потом говорит: "Ну, наконец-то я вас узнал, вы — Хабенский" (смеется). Так что я понял: если бегать за славой, то можно прийти к кризису.
— Многие сокрушаются, что телевидение нынче не учит, а потакает низшим инстинктам...
— Культурных людей сегодня столько же, сколько было всегда. Примерно 20 на 80. Не следует ничего менять для общей гипотезы. Так делал только Михаил Суслов. Он уверял, что людям нужны только балет и опера. И кто сейчас помнит Суслова? Не надо требовать, чтобы все любили одно и то же. Кому нужно, тот и Маркеса прочтет, а кому нет — да и черт с ним. Должен быть выбор.
— Хорошо помню времена, когда ради того, чтобы посмотреть вашу "Антропологию", выходившую далеко за полночь, люди не ложились спать. Не обижаетесь, что сегодня на ТВ для вас нашлось по сути всего две программы: "Кто хочет стать миллионером" (Первый канал) и "Временно доступен" (ТВ Центр)?
— Вы даже не представляете, какая смертельная скука появляется в моих глазах, когда я выхожу в эфир. За последние двадцать лет я достаточно наспрашивался, чтобы догадываться о любых ответах. Было время, я закидывал попу к затылку, как утром молодой олененок: мне все было интересно. Простой ростовский мальчишка, полагавший всю жизнь, что мое достояние никому не интересно. А тут небожители, и они со мной говорят. Мне кажется, у меня уже пресыщение в этом жанре.
К тому же, сейчас всем правит рейтинг. А моя зрительская аудитория всегда была маленькой — в лучшие годы меня смотрело 0,8% телезрителей. Но они мне гораздо дороже тех 80, которые тогда следили за "Рабыней Изаурой". Это понимало руководство канала. Рейтинг они делали в прайм-тайм, а после часа получали репутацию. Ведь мои маленькие проценты принимали решения в правительстве, в банках. Но хороший скрипач будет иметь кусок хлеба и при капиталистах, и при коммунистах. Значит, я просто не Ларри Кинг.
— С политиками вы в хороших отношениях. Нельзя у них попросить поддержки?
— Я анархист по убеждению. У меня нет иллюзий, стало быть, нет и разочарований. Они меня не трогают, а я их.
— Но если вы так категоричны с телевидением, какие вершины намерены покорять дальше?
— Я хочу стать писателем и раскрыться в литературе. Выше этого ничего быть не может. Вы думаете, отчего я снова женился? Любить можно и на расстоянии. А женился я затем, чтобы иметь возможность в своем доме, который недавно выстроил, писать в кабинете за массивным столом, с детьми, которые бы мешали папе. Писать я буду роман. C издательствами уже договорился. Пока не могу договориться с вдохновением.
— Давайте вернемся к телевидению. Вы всегда были избирательным собеседником, столько мировых знаменитостей проинтервьюировали в студии. Были те, кто вас разочаровал?
— Однажды с актером Зиновием Гердтом мы провели восхитительный час в прямом эфире: говорили о глубинных вещах бытия, сетовали на несовершенство, давали советы, как следовало бы жить. И на этой волне я сказал фразу из Канта. А Зиновий Ефимович имел гениальное чувство формы: не обязательно заумное цитирование, но и не портовая речь. Все должно быть оценено с точки зрения высказывания — тогда и матюк может быть. Видимо, с этим заумствованием Зиновий Ефимович как раз и пересолил. Только представьте, заканчивается эфир, и он мне говорит: "Скажите, а где здесь ватерклозет?" Вся съемочная группа, будучи в восторге от Гердта, впала в ступор. Мы ему показали, он пошел, а мы стоим, ждем гения, и вот он идет и кричит: "Митя, я тоже вспомнил кое-что из Канта. Мочеиспускание — это наивысшее из наслаждений, после которого не мучают угрызения совести".
— Будучи хорошими друзьями с Леонидом Парфеновым, вы переругались с ним в пух и прах. Сейчас страсти поутихли?
— Нас бес попутал. И я знаю его имя. На ТВ тогда менялся весь уклад жизни, уже не надо было стоять одной ногой в большевизме, другой в капитализме. Я этого тогда не слышал, но мое восхищение Леней не изменилось. Если мне кто-нибудь интересен, то только Леня. Надеюсь, это взаимно. У него восхитительная машина, работающая в голове.
— За годы работы на телевидении вы могли бы назвать себя миллионером?
— За 20 лет один из первых ведущих большой страны давно обеспечил себя. Если, например, положить $5 млн в банк под 17% годовых, то можно свободно жить. А если раз в неделю вести еще и вечеринку в казино, жить можно еще лучше. Получка в $150 тысяч в месяц — это не фантастика. И не тяжелая работа изо дня в день. Когда мне было 25 лет, приходилось сводить концы с концами. Я жил в хрущевке, бегал на работу к 9 утра. Японцы говорят: кто не имел трудностей в юности, тем придется купить их в старости. Если бы сегодня мне пришлось делать то же, что и в молодости, я бы думал, что в жизни у меня что-то не так. Но деньги не так важны в жизни. Некоторые не могут сказать, что у них они есть, даже если в кармане $5 миллиардов. Тридцать миллиардов Абрамовича — это не те деньги, на которые можно купить мороженое, это массивы и банковские активы. Серьезная штука миллиард долларов, она не упадет с неба. Нужно работать! Если придется, то в бане с нужными людьми. Или подставлять свой зад под политический гомосексуализм, пусть и фигурально. Я убежден: нельзя в наших странах зарабатывать миллиарды, не присосавшись к правительственным ресурсам.
Однажды я видел американских миллионеров, которые носят дырявые носки и снимают самые скромные номера в гостиницах. И тогда я понял их психологию. Зачем на себя тратить? Это же как сделка, шахматная игра. У меня был в юности друг, он в 22 года стал миллионером. У него недавно только интернет появился. Он из хорошей семьи Политбюро, но ему на все наплевать. У него было $200 миллионов. Он купил дворец в Лос-Анджелесе, так сейчас там и живет. Но что-то мне подсказывает, что дома у него такой же бардак, какой был на Садовом кольце.
— А что лично вам дали деньги?
— Они дали мне свободу, но если бы они вдруг покусились на нее, их бы у меня не было.
Когда-то я брал интервью у Дэвида Фостера, хотя он отказывался общаться с совком. Американская команда привезла меня утром в Малибу. Мы подъехали к его замку, а с ним красавица 20-летняя. Вдруг в это время подъезжает кавалькада машин "роллс-ройс", и он мне говорит: "Это едет моя жена, но я с ней жить не хочу". Такая девочка из Саранска, до него жила с Тимати Далтоном. Фостер ухватил ее за шкирку прямо на одном из приемов. Так она не может с ним жить, он в гостинице обитает. У него там отличная студия, где пишется Бейонсе, а замок не его, там стерва жена живет. Вот тебе миллиардер, сделавший все на свете, что мы любим.
— Ну, рай ведь не в шалаше...
— Конечно, в шалаше не счастье. Нужно одновременно в бутик Армани ходить, а потом в дом Булгакова. Уродливо из дорогих бутиков не вылазить, но и в музеях сутками пропадать тоже не дело. Все хорошо в балансе.
Главные темы