— Борис Иванович, прояснилась ли для вас спустя пять лет после трагедии ситуация с расследованием убийства Максима?
— Святошинский суд принял решение, что мой сын ни в чем не виновен. Это главное. А как идет следствие по делу о его убийстве, как ищут исполнителей, заказчиков, и ищут ли, мне ничего неизвестно.
Читайте также: Максима Курочкина убил киллер Жора Армани
— И никуда не обращались?
— Обращался. Написал два письма президенту Виктору Януковичу. Попросил его взять расследование об убийстве моего сына под личный контроль. У Максима в Украине оставалась недвижимость, активы, причем на очень большую сумму. Куда это все делось, непонятно. Возможно, что-то прибрали к рукам представители "оранжевой" власти, против которых он выступал. Мне лично ничего не надо. Но не хочется, чтобы принадлежавшие Максиму средства попали к тем, по чьей вине он не только добровольно приехал в Украину, не собирался ни от кого прятаться и скрываться, но и стал жертвой преступников. И где — в суде?!
— Вы кого-то конкретно из его обидчиков имеете в виду?
— Ну, конечно. Например, бывшего министра внутренних дел Юрия Луценко. Ведь это по его команде моего Максима, прибывшего в Киев, задержали прямо в Бориспольском аэропорту, предъявили смехотворное обвинение в вымогательстве 10 тысяч долларов, упрятали в СИЗО, и даже понимая, что суд разваливается, и нет никаких доказательств вины Максима, Луценко продолжал лить на него грязь. Так мог поступать только очень непорядочный, нечестный человек. Для меня он навсегда будет детоубийцей — с его подачи произошла эта трагедия. В письме Януковичу я так и назвал Луценко детоубийцей. Сколько бы ни было сыну лет, для родителей он навсегда останется ребенком. Я не злорадный, не мстительный человек. Обычный христианин. Но простить смерть сына — выше моих сил. То, что Луценко сам долгое время содержался в СИЗО и уже приговорен к тюремному сроку, он сполна заслужил. Это закономерный финал. На все воля Божья. И за зло, причиненное кому-то, рано или поздно придется ответить.
— Помнится, незадолго до трагедии вам подбрасывали мысль организовать Максиму побег — уже можно рассказать, от кого исходило предложение?
— Когда сын находился в следственном изоляторе, ко мне однажды подошел незнакомый мужчина. Он сказал, что знает, кто я, и что его сын тоже в СИЗО. И что надо дать кому-то 30 тысяч долларов за то, что ему помогут оттуда бежать.
— И вы заплатили? По словам Геннадия Москаля, кто-то из центрального аппарата МВД взял большие деньги, но не сумел повлиять на ситуацию, и события вышли из-под его контроля...
— Нет. Я ничего не платил. Адвокат, с которым посоветовался, что делать, предупредил — это может быть развод, провокация. И может статься, деньги возьмут, а Максима убьют при попытке к бегству, и все. Поэтому от затеи мы отказались. Хотя... Честно скажу: знать бы наверняка, что это поможет спасти сына — продал бы все свое имущество, и заплатил бы любые деньги.
— Вы до сих пор сомневаетесь, что киллер стрелял с техэтажа жилого дома напротив — почему?
— Сразу после случившегося видел, как лежал Максим, — не могли его застрелить под таким углом, да еще и единственной пулей. И у охранника, который шел сзади, было бы другое ранение — в ногу, например, но никак не в область живота. Моя версия — стреляли в упор, со двора, ведь сына метров на пять отбросило. А если так, значит, следствие сфальсифицировано. Увести его в сторону могло тогдашнее руководство МВД, чтобы свалить на каких-то снайперов...
— Что напоминает о сыне, что поддерживает вас?
— С мыслями о нем просыпаюсь и засыпаю.