Не многие харьковчане знают, что весной 1920 года в нашем городе почти целый месяц прожил Сергей Есенин. О том визите долго ходили легенды: поэт читал стихи прямо на улице, влюбился в нашем городе в 18-летнюю девушку, гулял по Сумской с революционными матросами, короновал поэта Велемира Хлебникова и хулиганил в парке Шевченко. Сведения об этом по крупицам собрал харьковчанин Владислав Божко, опубликовав итог многолетних исследований в книге "Сергей Есенин в Харькове".
Как выяснил Владислав Божко, великий поэт приехал в Харьков с другом Анатолием Мариенгофом только один раз и оставался здесь недолго — с 31 марта по 22 апреля 1920 года. Тем не менее, за такое короткое время он успел провести несколько литературных вечеров, издать совместно с Велимиром Хлебниковым и Анатолием Мариенгофом сборник стихов "Харчевня зорь", провел несколько литературных вечеров — публика собиралась послушать стихи поэта в том числе и в театре Шевченко.
Поехать в Харьков 25-летний Есенин надумал спонтанно — его приятель Александр Сахаров, который возглавлял хозяйственную организацию, собирался в наш город по делам. За четыре часа до отхода поезда он случайно встретил Есенина и предложил поэту "погулять" с ним. Тот быстро собрался, прихватив с собой еще одного друга (Анатолия Мариенгофа), и они поехали в Харьков, не успев взять никакой еды, кроме семи коробок конфет. Как вспоминает Мариенгоф, они собирались не только погулять, но и "подкормиться" в Украине после голодной Москвы. По его словам, "всякий столичанин тогда втайне мечтал о белом украинском хлебе, сале, сахаре, о том, чтобы хоть недельку-другую поработало брюхо, как в осень мельница". Хотя идея поехать в Харьков родилась спонтанно, к длинному путешествию приятели были вполне подготовлены: как позже рассказывал Мариенгоф, весь месяц до поездки Есенин играл в карты, и ему невероятно везло, так что поэт смог насобирать внушительную сумму.
Ехали приятели из Москвы до Харькова восемь дней — так тогда ходили поезда. Есенин и Мариенгоф путешествовали в теплушке, днем и ночью топили печку и по очереди у нее дежурили — весна в тот год выдалась холодной. В соседнем вагоне с путешественниками ехали красноармейцы, которые всю дорогу донимали приятелей громкими песнями и разговорами.
ДОБЫВАЛ БЕРЕЗОВЫЙ СОК В САДУ ШЕВЧЕНКО
После поездки Есенина в наш город, кроме воспоминаний очевидцев, остались и фотографии — сохранилось всего пять из них. На одном из снимков поэт запечатлен во время прогулки по парку Шевченко (тогда это был городской сад) вместе с Эмилем Кротким и его женой, поэтом Борисом Гатовым, Мариенгофом, Сахаровым и некоей Фани Шерешевской. А фотографировал их писатель Алексей Чапыгин. Во время той прогулки по парку озорной Есенин взял ножик и стал что-то вырезать на березе. Сзади него вдруг откуда ни возьмись появился местный садовник, который строго отчитал поэта. Есенин сказал, что он "добывает сок", чем вызвал всеобщий смех — в это время года никакого сока у березы, выпустившей листья, уже не могло быть.
Один из поэтических вечеров организовали для Сергея Есенина харьковские врачи. Эти "посиделки" запомнились участникам невероятно роскошным столом и повальным пьянством. Сам Есенин напился до невменяемого состояния, но читал стихи с особым вдохновением. Очевидцы вспоминают, что пьяные гости бродили по дому, взявшись за головы, и повторяли страшные Есенинские строки: "Но и я кого-нибудь зарежу под осенний свист".
ПОЭТА СПАСЛИ ВООРУЖЕННЫЕ МАТРОСЫ
Улица Есенина, бывшая Экономическая, что на Павловом Поле, названа, по мнению Божко, неправильно. Эти места никак не связаны с поэтом. Он считает, что улицей Есенина надо было назвать улицу Рыбную, сегодня — Кооперативную, где тот жил во время пребывания в Харькове. На стене одного из домов, считает Владислав Божко, надо было бы повесить хотя бы мемориальную доску.
Не все харьковчане восхищались стихами Есенина. В нашем городе с поэтом случались и неприятные эпизоды. Например, в один из дней Пасхи Есенин гулял по скверу с Повицким, светило солнце, на улице было много людей, которые возвращались из храмов. Есенин сказал: "Я сейчас буду читать стихи!", и не успел Повицкий ответить, как поэт вскочил на лавочку и принялся громко читать свои антирелигиозные стихи — к тому времени он уже был убежденным атеистом, говорит Владислав Божко. Собралась большая толпа верующих, они начали тесно сжиматься вокруг лавочки и недовольно гудеть, что поэт богохульствует и оскорбляет их чувства. Неизвестно, чем бы эпизод закончился, если бы в это время в сквере не появились революционные матросы — видимо, они прибыли с каким-то бронепоездом и гуляли неподалеку. И когда рассерженные люди увидели матросов в пулеметных лентах, то все "остыли". Матросы же начали выкрикивать: "Читай, товарищ, читай!" Сергей Есенин дочитал до конца, потом подошел к этим морякам, познакомился, и до вечера они всей компанией ходили по городу, обнявшись.
СПАЛИ: В СТОЛОВОЙ НА ОГРОМНОМ МАТРАСЕ
В Харькове Александр Сахаров отправился в гостиницу, а Есенину с Мариенгофом было негде остановиться — у них был только адрес Льва Повицкого, одного из их друзей.
"Светило яркое солнце, и Есенину было жарко в его оленьем полушубке — вокруг все были в легких пиджачках. Они шли с Сумской пешком до района кинотеатра "Зирка", и на углу нынешних улиц Кооперативной и Университетской увидели щеголевато одетого молодого человека, которому начищали туфли. Подойдя к нему, чтобы спросить дорогу, они с радостью узнали самого Повицкого. "Нам нужен угол и кровать", — сказал ему Есенин. "Я вам обещаю гостеприимство и любовь!" — воскликнул Повицкий и привел голодных поэтов в семью Лурье, в которой было пять дочерей. Это был дом номер 15 по улице Рыбной, сейчас — Кооперативной, до наших дней дом не сохранился. Девочки, услышав, что в подворотне стоят два приезжих поэта, выскочили на улицу и радостно затащили бродяг в дом", — описывает картину встречи Владислав Божко.
В доме Лурье московских гостей встретили так тепло и радушно, что приятели еще долго вспоминали уютную харьковскую квартиру после холодной и слякотной столицы. Из огромной столовой хозяева вытащили обеденный стол, а вместо него в комнату на пол уложили огромный двуспальный волосяной матрац. Позже о гостеприимстве и радушии хозяев Анатолий Мариенгоф вспоминал: "Есть же ведь на свете теплые люди! Девицы стали укладывать нас "почивать" в девятом часу, а мы и для приличия не попротивились. Как уснули на правом боку, так и проснулись на нем (ни разу за ночь не перевернувшись) — в первом часу дня. Все шесть девиц ходили на цыпочках. Есенин лежал ко мне затылком. Я стал мохрявить его волосы. "Чего роешься?" "Эх, Вятка, плохо твое дело. На макушке плешинка в серебряный пятачок". "Что ты?" — И стал ловить серебряный пятачок двумя зеркалами. Любили мы в ту крепкую и тугую юность потолковать о неподходящих вещах — выдумывали январский иней в волосах, несуществующие серебряные пятачки... Есенин отложил зеркала и потянулся к карандашу. Прямо в кровати, с маху, почти набело (что случалось редко и было не в его тогдашних правилах) написал трогательное лирическое стихотворение. Через час за завтраком он уже читал благоговейно внимавшим девицам: "По-осеннему кычет сова..."
ПОГОНЯ: УБЕГАЛИ ОТ МИЛИЦИИ
Как вспоминал Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин вывез из Харькова нежное чувство к восемнадцатилетней девушке с библейскими глазами Евгению Лифшиц. "Девушка любила поэзию. На выпряженной таратайке, стоящей среди маленького круглого двора, просиживали они от раннего вечера до зари. Девушка глядела на луну, а Есенин в ее библейские глаза. Толковали о преимуществах неполной рифмы... Есенину невозможно нравилось, что девушка с библейскими глазами вместо "рифма" произносила "рыфма". Он даже стал ласково называть ее "Рыфмочка", — вспоминал Мариенгоф.
В один из весенних вечеров приятели гуляли по городу и говорили о возлюбленной Есенина. "Горланя на всю улицу, Есенин требовал от меня подтверждения сходства Рыфмочки с возлюбленной царя Соломона. Я, зля его, говорил, что Рыфмочка прекрасна, как всякая еврейская девушка, только что окончившая в Виннице гимназию и собирающаяся на зубоврачебные курсы в Харьков. Он восхвалял ее библейские глаза, а я — будущее ее искусство долбить зубы бормашиной. В самом разгаре спора неожиданно раздался пронзительный свисток, и на освещенном углу появились фигуры милиционеров. Из груди Есенина вырвалось как придыхание: "Облава!" Раздумывать долго не приходилось. "Бежим?" "Бежим!" Пятки засверкали. Позади дребезжали свистки и плюхались тяжелые сапоги... Между нами и погоней расстояние неизменно росло. У Гранатного переулка Есенин нырнул в чужие ворота, а я побежал дальше. Редкие ночные прохожие шарахались в стороны. Есенин после рассказывал, как милиционеры обыскивали двор, в котором он притаился, как он слышал приказ стрелять, если обнаружат, и как он вставил палец меж десен, чтобы не стучали зубы", — позже вспоминал об этой прогулке по Харькову Мариенгоф.
В ХАРЬКОВЕ: ОТТАЯЛ ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ МОСКВЫ
Благодаря исследованиям Владислава Божко, сегодня известны почти все места города, где гулял и выступал великий поэт. Помимо дома на улице Кооперативной недалеко от магазина "Юный техник", где он жил вместе с Мариенгофом, он ходил в гости к поэту Велимиру Хлебникову на улицу Чернышевского — тот жил тогда в здании напротив нынешней Муниципальной галереи. "Очень большая квадратная комната. В углу железная кровать без матраца и тюфячка, в другом углу табурет. На табурете обгрызки кожи, дратва, старая оторванная подметка, сапожная игла и шило. Хлебников сидит на полу и копошится в каких-то ржавых, без шляпок, гвоздиках", — вспоминал позже об этом визите Анатолий Мариенгоф.
Есенин предложил Хлебникову издать совместный сборник стихов, и уже через две недели в одном из харьковских идательств была напечатана книга "Харчевня зорь", которая сегодня является библиографической редкостью. Поэт также выступал в театре Шевченко и в клубе РОСТа, место расположения клуба выяснить не удалось, а сама организация располагалась на ул. Сумской, 11.
Владислав Божко уверяет, что после холодной и разрушенной Москвы, где на улицах умирали лошади, поэт "оттаял" в Харькове. Сергей Есенин за неполный месяц пребывания в нашем городе даже успел влюбиться в гостеприимном доме Лурье, но не в одну из дочерей, а в москвичку Евгению Лившиц, подругу их соседки, которая тоже оказалась в Харькове в это время.
КОРОНОВАЛИ ХЛЕБНИКОВА
В Харькове у Есенина было несколько литературных вечеров. Один из них — в театре Шевченко — стал широко известен и стал одним из ярких и спорных моментов в жизни поэта. Имаджинисты не только читали стихи, но устроили настоящее шоу — посвятили Хлебникова в "Председатели земного шара", шуточно вручив ему ценный перстень одного из друзей. Когда же после представления они стали забирать перстень назад, то довели Хлебникова до слез — он все воспринял всерьез, и многие очевидцы осудили имаджинистов за злую шутку над больным и наивным поэтом.
Участник того вечера Анатолий Мариенгоф вспоминал, что идея разыграть Велемира Хлебникова появилась, когда они с Есениным зашли в гости к поэту, в дом на Чернышевской. "Неделю спустя перед тысячеглазым залом совершается ритуал. Хлебников, в холщовой рясе, босой и со скрещенными на груди руками, выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты, посвящающие его в Председатели. После каждого четверостишия, произносит: "Верую". Говорит "верую" так тихо, что еле слышим мы. Есенин толкает его в бок: "Велемир, говорите громче. Публика ни черта не слышит". Хлебников поднимает на него недоумевающие глаза, как бы спрашивая: "Но при чем же здесь публика?" И еще тише, одним движением рта, повторяет: "Верую". В заключение как символ Земного шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвертого участника вечера — Бориса Глубоковского. Опускается занавес. Глубоковский подходит к Хлебникову: "Велемир, снимай кольцо". Хлебников смотрит на него испуганно за спину. Глубоковский сердится: "Брось дурака ломать, отдавай кольцо!" Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы: "Это... это... Шар... символ Земного шара... А я — вот... меня... Есенин и Мариенгоф в Председатели..." Глубоковский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца. Председатель Земного шара, уткнувшись в пыльную театральную кулису, плачет светлыми и большими, как у лошади, слезами".
Изучает Есенина с 1953 года
Владислав Божко рассказывает, что материал для книги собирал всю свою жизнь, с 1953 года.
В 1969-м, когда были опубликованы воспоминания Льва Повицкого, исследователь узнал, что поэт приезжал в наш город: "Мне хотелось по часам описать пребывание Есенина в Харькове. Но воспоминаний и документов было мало. Многие уже умерли, например, Евгения Лифшиц, с которой Есенин познакомился здесь".
Владислав Андреевич познакомился с сыном Льва Повицкого, у которого Есенин останавливался в Харькове. Божко первому удалось установить точный период пребывания поэта в нашем городе. Владислав Божко считается любителем среди "есениноведов", но говорит, что книги профессионалов иногда не выдерживают никакой критики. Недавно Владислав Андреевич нашел работу, в которой исследовательница уверенно утверждала, что Есенина убили, не приводя никаких фактов или доказательств. Божко уверен, что Есенин совершил самоубийство — даже если бы были основания для его убийства, то это бы не сделали, поскольку все знали, что поэт был тяжело болен, и врачи утверждали, что ему осталось жить не больше года. Когда он сбежал из больницы, врачи искали его по всей Москве у друзей и родственников, говоря, что он вряд ли выживет один, поскольку склонен к суициду. Через две недели после побега его нашли повесившимся.
Главные темы