Выпуск газеты Сегодня №186 (189) за 29.09.98
"ЕСЛИ ТАК ПОЙДЕТ ДАЛЬШЕ, ПРИХОД К ВЛАСТИ ФАШИСТОВ НЕИЗБЕЖЕН"
...Мы встретились в квартире его киевского приятеля -- известного антикварщика, где маленькая компания давно знакомых людей поглощала бутерброды с икрой, но без водки (и прочих алкогольных напитков). Все смотрели и деловито обсуждали "Стаю одиноких волков" -- картину о последнем чемпионате по боям без правил. Эдуард Давидович был вальяжен, его молодые друзья смотрели на него с восторгом и трепетом, а я с юморком размышляла о том, что похож он на провинциального профессора и совсем не такими представляла я мафиози и вождей мирового сионизма...
КАРТИНЫ Я ХРАНИЛ В "СХОВАНКАХ"
-- Эдуард Давидович, давайте начнем с "притчи во языцех" -- вашей знаменитой коллекции живописи.
-- Честно говоря, сегодня мне об этом говорить не очень интересно, так как больше волнует то, что происходит в стране. Вплотную я занимался антиквариатом в "советский" период, когда это увлечение было полукриминальным...
-- ...И достаточно прибыльным.
-- (Снисходительно улыбается.) Конечно. Но, поймите, моя коллекция не наследственная и в то же время единственная частная, которая в 1989 году выставлялась в Манеже. В какой-то мере она была лицом перестройки: дескать, смотрите, в Советском Союзе есть такие частные коллекции, где собраны лучшие полотна Кустодиева, Айвазовского, Шульца. Кроме того, у меня неплохое собрание церковной миниатюры -- одно из лучших в Украине.
-- А где в советские времена вы все это хранили?
-- (Хохочет.) В "схованках".
-- (С тупым упорством.) И где же были эти "схованки"?
-- Должен вам сказать... Видимо, у меня специфическое отношение к жизни, и я достаточно спокойно мог поставить полотна к стене в своей двухкомнатной квартире. И никакой сигнализации. Просто мне было интересно этим заниматься. Дерзкое такое поведение...
А ПЕРЕД ЭТИМ ОН ВЫПИВАЛ СТАКАН ВОДКИ
-- Какая внутренняя мотивировка побудила вас к коллекционированию -- страсть к искусству или к деньгам?
-- Ни то, ни другое. Скорее, это была внутренняя эмиграция. Интерес возник позже. У меня не было специального образования или наставников-искусствоведов. Уже потом выяснилось, что мне чутье подсказывало гораздо вернее, чем профессионалам. В связи с этим могу рассказать одну историю. Однажды некто по фамилии Герц собрал во Франции по "блошиным" рынкам великолепную коллекцию, оцененную в несколько миллионов долларов. Во время войны (поскольку он был интернирован) коллекцию отобрали. После войны он переехал в Америку и однажды по случаю купил в магазине (а там нет
"блошиных" рынков) Эль Греко за 9 тысяч долларов, а через несколько месяцев выставил его на аукцион и продал за 60 тысяч. Владелец магазина примчался к нему с криком: "Как вам удалось выставить подделку Эль Греко как Эль Греко?!". На что Герц ему невозмутимо ответил: "Эль Греко может подделать только Эль Греко". Этот человек, не имея специального образования, определял авторство на уровне научно-исследовательских институтов. Правда, предварительно он выпивал стакан водки.
-- У вас были такие истории?
-- Русскую и украинскую школы я определяю с десяти шагов. В свое время в Харькове ходила по городу картинка -- вроде бы малый голландец. Все считали, что это подделка. Никто не брал. Мне предложили ее за 500 рублей, и я купил. Почему? Просто подпись, сделанная латинским шрифтом, читалась очень легко -- "Константин Маковский".
Потом в Москве на аукционе продал ее за 7 тысяч.
-- На живописи вы сколотили первоначальный капитал?
-- Именно так. Помню, с каким трудом покупал одну из первых картин -- "Даму
с собачкой" Мясоедова...
И ТОГДА ГОРБАЧЕВ СПРОСИЛ МЕНЯ: "ГДЕ ОНИ?!"
-- Я так понимаю, что в те времена вы еще публично не жгли американские флаги и политикой не интересовались?
-- Правильно понимаете. Все случилось довольно естественно. После выставки в Манеже в декабре 89-го меня пригласили на исторический II Съезд Советов, на котором, как вы помните, умер Сахаров. Пригласил Лукьянов, хотя никакая личная дружба нас не связывала. До этого на политику и политиков я смотрел глазами обывателя. В течение двух недель у меня была возможность не только на заседаниях, но и в кулуарах рассматривать этих людей. Отлично помню, как Ельцин "под пальмой" давал западным корреспондентам интервью о том, как его сбросили с моста. Знаете, что он им сказал? "Сами решайте -- было это или не было". Я обалдел и десять минут не мог прийти в себя: то ли у меня с мозгами не все в порядке, то ли у этих людей. Наблюдая, я пришел к выводу: там не самые талантливые, не самые порядочные, не самые умные.
Помню сцену с Горбачевым, когда тбилисская делегация покинула съезд. Я стоял уже в куртке и собирался уходить. Вдруг вижу: навстречу идет Горбачев со свитой. Меня тогда поразило его лицо, кажущееся ухоженным благодаря тональному крему. Подходит он ко мне с этим ухоженным лицом и говорит: "Где они?" -- это о грузинской делегации. Я отвечаю: "Да вниз пошли". Пошел с ним и слышал весь разговор с делегацией -- претензии и рыдания грузин, которые потом, конечно, никто не показал по телевидению. И вот когда я прочувствовал все это, перестал быть равнодушным к политике. Если бы я знал тогда то, что узнал через год в Америке!