"АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ СЛОМАЛ МОЮ ЖИЗНЬ"

Одни называют НИКОЛАЯ БУРЛЯЕВА одиозной фигурой, другие -- чудаком, так как он состоит в эдакой духовной оппозиции к сегодняшнему "конъюнктурному" кино. Он вообще из тех, кто во все времена, при любом общественном строе -- в оппозиции, как фанатик-идеалист, у которого на все свой личностный, бескомпромиссный взгляд. Но как бы к нему не относились, все признают народного артиста России Николая Бурляева одним из великих актеров ХХ века, поскольку его роли в фильмах "Иваново детство", "Андрей Рублев", "Военно-полевой роман" стали классикой.

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Вообще, Николаю Бурляеву несказанно повезло. Начало его пути в кино сразу ознаменовалось встречей с двумя выдающимися личностями -- Андреем Тарковским и Андроном Кончаловским. Одновременно два их фильма с участием Коли Бурляева получили по престижнейшему "Золотому Льву" Венецианского фестиваля. И это в шестнадцать лет! У талантливого заикающегося мальчика, наверняка, был хороший ангел-хранитель, так как он оказался одним из очень немногих детей-актеров, которые не сломались и превратились в Мастеров. А своим крестным киноотцом Бурляев всегда называет Кончаловского -- тогда еще студента ВГИКа, встретившего на улице мальчика с лицом, которое он так долго искал для своей дипломной работы "Мальчик и голубь".

В последнее время Николай Петрович часто рассказывает о своих казацких корнях и очень этим гордится. С этого мы и начали разговор с ним в московском Доме кино.

-- Как вы узнали о том, что являетесь потомком казацкого рода?

-- С самого детства мне об этом рассказывал отец: "Наш прапрадед Остап Бурляй -- запорожский казак. Помните это!"-- говорил он. Сын русских артистов, в душе и сам был артистом, хотя всю жизнь работал экономистом, поскольку нас было четверо и уж куда там до творчества! А несколько лет назад мне предоставили нашу родословную, которая идет через Запорожскую Сечь и еще глубже. Оказывается, мои корни вообще теряются в половецких племенах.

-- Все мы родом из детства. У вас было "Иваново детство" и было свое собственное. Каким оно вам запомнилось?

-- Я послевоенный, самый младший, самый ненужный -- зачем я вообще родился? Я думал, что я самый плохой, самый никчемный, во всяком случае, так мне внушалось. Был кривоногий, а с пяти лет стал еще и заикаться. Но, наверное, это неплохо, что мне с детства говорили, что я так себе, потому что потом был Тарковский и сегодня уже около 70 фильмов. Надо было психологически быть к этому готовым.

-- Но, кажется, из этого общего количества фильмов только 20-25 вы считаете хорошими?

-- Это правда. Остальные я бы из жизни удалил и вычеркнул. Но, понимаете, какая вещь, ничего в жизни не бывает случайно.


ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

У него два блестящих образования: актерское (училище имени Щукина) и режиссерское (ВГИК, мастерская Михаила Ромма и Льва Кулиджанова). Но с завидным постоянством его всегда сопровождали запреты и гонения, к которым он давно привык и к которым относится стоически, заявляя: "Люблю тех, кто сломал мне жизнь". Так был положен на "полку" "Мальчик и девочка", где он играл главную роль -- по нынешним временам очень скромный фильм о любви шестнадцатилетних. После главной роли в "Игроке" по Достоевскому его записали в "несоветские", был также негласный запрет на его "Пошехонскую старину" и "Лермонтова". Он на одном дыхании сыграл образ Иешуа в "Мастере и Маргарите" -- фильме, который так и не вышел на экран.


"ТАРКОВСКИЙ НАДЕЛ НА МЕНЯ КРЕСТ"

-- Но ведь ваше "попадание" в "Иваново детство" было случайным, или я ошибаюсь?

-- Ошибаетесь, как и я ошибался. Понял это только тогда, когда прочел в воспоминаниях Тарковского, что он "пошел" на этот фильм, имея в виду уже конкретного мальчика Колю Бурляева. Я об этом не знал и не догадывался. Мне, правда, его первая жена Ирина (для меня -- единственно истинная) открыла, что Андрей увидел меня у Андрона Кончаловского в учебном фильме и решил, что может делать свой -- "Иваново детство". Меня он, наоборот, все время держал на взводе, говорил, что я могу не попасть в фильм, показывая толстенный альбом с претендентами на роль Ивана -- все русские мальчики, а я был эдакий Джекки Коган -- с американской физиономией.

-- А роль Бориски из "Андрея Рублева" вы уж точно не должны были играть?

-- Действительно, Кончаловский писал в сценарии на меня совсем другой образ -- ученика Фому. Проба получилась плохая -- я не был нацелен на эту роль, так как уже при чтении сценария заявил Тарковскому, что мне нравится Бориска. Но режиссер ответил: "Ты еще мал для этой роли. У меня есть на нее тридцатилетний исполнитель". Он имел в виду некоего поэта Чудакова, которого я часто видел в Доме кино за рюмкой водки. Тогда я начал убеждать Андрея все-таки попробовать меня, так как сразу увидел и почувствовал Бориску сердцем.

-- А Тарковского было трудно в чем-то переубедить?

-- Трудно, когда он уже себе что-то придумал. Но как-то умудрил Господь. Я начал просить наших общих друзей, оператора Юсова и консультанта фильма Савву Ямщикова поговорить с ним. И он сдался. А по ходу моей пробы Андрей Арсеньевич все больше увлекался идеей омоложения Бориски. Я выиграл пробы и снялся, но многие годы был недоволен этой ролью, и Андрей тоже. Действительно, я мог лучше сыграть. Но так уж вышло. Кстати, именно Тарковский первый повесил мне на шею крестик, когда я играл Бориску, потому что, хотя я и крещеный, но крестика у меня не было. Тем самым, я считаю, Тарковский как бы меня благословил.

--Наверное после фильмов Тарковского невозможно было где-то сниматься?

-- Это было возможно: и параллельно, и до, и после, но Андрей ужасно обижался, что я еще где-то играю. И даже когда он меня сам "отдал" своему однокурснику Файту на фильм "Мальчик и девочка", то говорил: "Предатель такой!", считая, что мы обязаны всецело быть только при нем.

-- И вот, в "Военно-полевом романе" появился вдруг такой земной и реальный Бурляев, который старше всех нас на целую войну.

-- Для меня это особая роль. Несмотря на то, что я Андрея Тарковского люблю и боготворю до сих пор, если честно, он в каком-то смысле сломал мне жизнь на многие годы, закрепив за мной образ такого жесткого, нервного мальчика. А я другой. Я такой, как в "Военно-полевом романе" -- человек покоя и гармонии. Поэтому, я благодарен Петру Тодоровскому, безумно любимому мною человеку, которого я ставлю в один ряд с Тарковским. Они разные, но это два уникальных сердца. Тодоровский в свою очередь поломал стереотип отношения к Бурляеву. Я, правда, у него, как и у Тарковского, тоже вырвал роль. До проб я видел Тодоровского раза четыре в Одессе, когда мы делали первый фильм Кончаловского. Тогда я был мальчик, а он дядя-режиссер. Когда одесситы мне отдавали на чтение сценарий "Военно-полевого романа", то прямо заявили: "Это вам понравится". Я подумал: "Наверное, одесские штучки". Лег читать, так как читаю обычно лежа, и чувствую, что не могу оторваться. Читаю, плачу и понимаю, что должен все оставить и сыграть это. Для меня сразу стало ясно, что фильм будет потрясающий -- с самого начала об этом говорил Тодоровскому. Он сплевывал: "Что вы, что вы!" Но каждый раз подходил, чтобы услышать это от меня снова и снова. На пресс-просмотре фильма в Брюсселе, на котором мы были с Инной Чуриковой, к нам долго присматривались. А во время коктейля подошел один журналист и с удивлением спросил: "А что, у вас в России еще есть такие, как ваш Саша?" -- "Да, очень много. Я -- один из них". Сейчас мало сердца в мире, а "Военно-полевой роман" имеет сердце.


ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Его -- кто в шутку, кто всерьез -- называют одним из самых плодовитых актеров. Трижды женат, пятеро детей. Старшие, Иван и Маша, от Натальи Бондарчук. Иван -- композитор, закончил московскую консерваторию, сейчас он арт-директор "Золотого витязя". Маша, Георгий и Илья учатся в школе, а младшей Дашеньке всего пять лет. Наталья Бондарчук как-то рассказала, что они с Бурляевым прожили семнадцать лет, не расписываясь, а когда все же оформили свои семейные отношения, то всего через несколько месяцев развелись. К увлечению бывшей жены учением Рериха и теософией Бурляев относится крайне отрицательно, более того, винит себя в том, что именно он познакомил ее с ними. Но несмотря ни на что, отношения у Николая Петровича и Натальи Сергеевны теплые и уважительные, как и с ее мамой -- актрисой Инной Макаровой и ее мачехой -- вдовой Бондарчука Ириной Скобцевой. Иногда их называют "кланом" Бондарчука, но ведь еще никто не сказал, что любовь и поддержка близких это плохо.


"Я РОДИЛСЯ В ДОМЕ УБИЙЦЫ ЛЕРМОНТОВА"

-- Николай Петрович, ведь все ваши режиссерские работы, начиная с дипломной "Пошехонская старина", поставлены на основе русской литературы.

-- Мы выбрали для диплома автора, который у нас практически не экранизировался -- Салтыкова-Щедрина. До этого был еще один учебный фильм "Егерь" по Чехову с Наташей Бондарчук и Мишей Кононовым, оцененный на "отлично". И вот на вгиковском фестивале мне первый раз в жизни было плохо, потому что студенты ВГИКа прямо со сцены говорили: "Да, он был артистом, и неплохим, но что это за фильм, какие в нем открытия"? Они отчасти были правы, потому что сейчас так уже не работают. Я пошел за буквой автора, а сам, как автор, отсутствовал. В экранизированном рассказе "Ванька-Каин" из "Пошехонской старины" у меня была конкретная задача: самому себе доказать, что имею право на режиссуру. Если нет, то по гроб жизни останусь только актером. И когда я показал фильм Глебу Панфилову, он сказал: "Коля, вот на первых кадрах ты меня оторвал от земли, понес и опустил только в самом конце картины". Этот фильм для меня необыкновенно дорог. Когда мы его заканчивали, ушел из жизни Шукшин, я даже думал посвятить картину ему. Но в то время не смог этого сделать. Фильм о тех, кто пел песню души в оковах: о друге моем Высоцком, Тарковском, о Шукшине. Но после первых премий в Оберхаузене и Москве мне на десять лет закрыли дорогу в режиссуру. "Отставили" десять моих тем. Я предлагал -- их отставляли, предлагал другие -- их закрывали. И вот одиннадцатая -- "Лермонтов", пожалуй, самая главная тема.

-- Почему-то сейчас подумалось, что наверное "Лермонтова" делал вот тот четвертый мальчик в семье, который лучше всех понимал Лермонтова, был ему близок?

-- Здесь все на грани мистики. С самого отрочества мне говорили, что я похож на Лермонтова и страшно с этим надоедали. Потом мне дали сценарий с предложением сыграть Лермонтова, но сценарий не понравился, я отказался. И вот после десяти очень трудных лет, "Грузия-фильм" предложила мне что-нибудь у них поставить. И я подумал, что может быть связано с Грузией? Лермонтов! Во все свои поездки я брал чемоданы книг, общался со всеми лермонтоведами. Самый главный апостол этой темы -- Ираклий Андронников -- просто благословил на этот путь. Я пришел к нему к первому, и только открыл рот, как он, даже не выслушав, прервал меня и сказал: "Думаю, у вас получится, и Лермонтову на этот раз повезет". Кстати, когда фильм был закончен, мне показали фотографии московского дома Мартынова, убийцы Лермонтова. Я увидел дом, в котором родился и жил первые пять лет жизни. Именно там я испугался и стал заикой -- как будто кто-то пытался мне закрыть уста, чтобы я не мог "говорить" о Лермонтове. Так я сейчас это трактую. Но я счастлив, что все-таки снял фильм о нем.

КСТАТИ

Сам Бурляев мечтал создать своеобразный кинотриптих -- о Лермонтове, Пушкине (седьмой год пробивает этот фильм) и Гоголе. А вскоре начнутся съемки 20-серийной документальной кинолетописи "Святая Русь в судьбах ее подвижников", где Николай Петрович руководитель проекта и ведущий.

-- А как родился ваш фестиваль "Золотой витязь"?

-- Этому предшествовала поездка в Троице-Сергиевскую Лавру и общение со старцами. Я спросил их совета, и они ответили: "Попробуй, если не выйдет -- уходи"! Я попробовал -- и Господь помогает.

У меня в жизни есть два великих человека, за которых я молюсь в церкви -- это Андрей Тарковский и Сергей Бондарчук. Две величайшие, очень разные планетарные души. И вот, когда я стал отливать колокол своего кинофорума "Золотой витязь", это было по наитию, не зная секрета -- как было предсказано в "Андрее Рублеве". В этом есть какая-то метафора.

Мы не крадем -- как были бедными, так и есть. И хотя через мои руки проходят большие деньги, целый бюджет -- они к рукам не прилипают, все уходят в дело -- поэтому оно растет. Вот кто-то хочет делать фильм на "Оскар", кто-то на Канны, кто-то для Венеции, а я горжусь тем, что уже десятки режиссеров хотят делать фильм для "Золотого витязя".