Валерий Баринов: "Когда смотрел на себя в зеркало, понимал: популярность мне не грозит"

В 1968-м окончил Высшее театральное училище им. Щепкина и определился в питерский Театр им. Пушкина. В 74-м – вернулся в Москву и почти 15 лет прослужил в Театре Советской Армии. Сейчас в труппе Малого театра. За свою театральную карьеру сыграл более 80 ролей – от Пети Трофимова в "Вишневом саду" до Наполеона в "Корсиканке". В кино дебютировал с эпизода в фильме "Прикосновение" (1973), но известность пришла только в 90-х – после сериала "Развязка Петербургских тайн" и картины "Агапэ". Новый всплеск популярности уже в ХХI веке с фильмами и сериалами "Империя под ударом", "След оборотня", "Дом для богатых", "Классик", "Водитель для Веры", "Русское", "Андерсен. Жизнь без любви", "Ничего личного" и особенно после роли полковника Ноздрёва в сериале "Кадетство". Народный артист России (1999). Женат во второй раз, воспитал сына Егора и дочь Сашу.

- Как вас угораздило на несколько телесезонов в детско-юношеский сериал "Кадетство"?

- Прежде чем согласиться я поинтересовался – не с включенным ли это смехом. Мне сказали, нет-нет, это серьезно. Потом я почитал сценарий. Я всегда смотрю на качество литературы именно сценарной, главное – качество диалога, а то напишут, что там дождь пошел, задрожали плечи, все это ерунда. А как герои говорят? Вот это главное. Я не могу сказать, что это высший класс, но, в общем, это были достаточно удобные диалоги. И я сказал – давайте. Мне показалось это любопытным: соберут ребят из разных социальных слоев, с разным уровнем воспитания и культуры, оденут в одну форму, их как бы приведут в армию. И вот как они будут в этом существовать? Нормальные ребята с компьютерами, с вечно включенными наушниками, с пирсингами, или из деревни... А когда начали снимать, тема оказалась гораздо шире и интерес к сериалу появился именно потому что эта ниша даже не детского кино, а серьезного разговора с подростками, целым поколением. Вот так поговорить с ребятами, серьезно поставить их проблемы даже в такой, я бы сказал, шутливой форме, как сериал "Кадетство" – это уже особое состояние, особое понимание. Хотя сериал то простенький, а рейтинг, будь он проклят, сумасшедший.

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

- И как вам живется в мундире полковника Ноздрёва?

- Ой, я столько переиграл военных в кино и на сцене, я же15 лет работал в Театре армии! И мне довелось играть военных наших, немцев, французов, итальянцев самых разных званий и чинов. Я играл генералов, маршалов. И сейчас в спектакле я играю Наполеона… Так что для меня это естественная форма… Мне очень идет мундир и возраст. Я удачно старею.

- Вы очень серьезно относитесь к своей профессии, у вас не бывает проходных ролей. Ваша семья от этого не страдает?

- Наверное, моим близким больше всего достается. Знаете, когда я играю спектакль, который для меня очень важен, а у меня, по-моему, других вообще нет, будь то Рогожин в "Идиоте" или Наполеон в "Корсиканке"…Или вот последний мой спектакль, который поставил Кама Гинкас – "Скрипка Ротшильда". Это один из самых трагических рассказов Чехова. Я выхожу все время небритый на этот спектакль, за неделю начинаю накапливать в себе "дурную" энергию, начинаю копить в себе раздражение, меня раздражает все – шум ветра, запах и цвет, я должен накопить в себе это раздражение к моменту открытия занавеса. И когда занавес открывают – вот это все я выплескиваю в зал, и тогда это имеет эффект. Вот представьте – как жить с таким человеком неделю?! Хорошо бы час выдержать... Но мои близкие меня любят и многое прощают. Конечно, им трудно, трудно бывает даже физически. Моя дочь Сашка как-то замечательно пошутила: я много снимался, и она уходила в школу, а я с ночной смены еще спал, она спала – я приходил из театра. И как-то мы встретились дома: она посмотрела на меня и говорит: "Ой, что это? Телевизор включили?". Дочь по телевизору меня видела гораздо чаще, чем в жизни. Так что есть определенные страдания у близких, есть. Ну, что делать? Я предупреждал – это профессия.

- А правда, что народный артист Баринов в театре начинал рабочим сцены?

- Да, я был очень хорошим рабочим и меня даже не отпускали в актеры! После школы меня приняли в вечернюю студию артистов при Орловском театре. Я год проучился, получал какие-то азы профессии, но вместе с тем меня очень увлекал рабочий процесс театра: запахи клейстера, бутафория, механизмы – всё это производило на меня какое-то магическое впечатление. И я стал рабочим сцены, два года был машинистом правой стороны, ходил с молотком… Я был здоровым парнем, с другим рабочим – Сашей Леонтьевым, мы вдвоем поднимали пианино, перестановки мы делали быстро и качественно. И позже, когда я со спектаклем "Палата №6" побывал в Швейцарии, я показал, как бросают захлесты и там профессионалы были удивлены. Еще я забиваю гвоздь с одного-двух ударов, и это тоже на них произвело сильное впечатление… Да, мало того, когда мне пришел вызов из МХАТа, а я работал еще и во вспомогательном составе актеров, меня не хотели отпускать, давили на меня, говорили что если не поступлю, назад в театр не возьмут и никаких ролей уже не дадут – таким ценным я был рабочим. Но я поступил.

- Долго ли Москва принимал вас, как провинциального человека?

- Думаю, что и сейчас я остаюсь человеком периферийным. И я очень этим дорожу, как это ни странно. Я не хочу отрываться от того, на чем я вырос. Знаете, была такая передача "Театр+ТВ", и как-то там собрали всех иногородних, лимиту. Когда все собрались – оказалось, что вся лимита московская – это лучшая часть художественной интеллигенции Москвы. Эта лимита завоевывала Москву и каждый старался рассказать, как он завоевывал Москву. Я очень люблю этот город, мне кажется, что я его не завоевал и не понял до конца. В нем, так как в Питере, абсолютно точно, в нем существует какая-то тайна, которую мне не дано разгадать. Как в женщине. Когда меня спрашивают, что вы цените в женщине, я говорю – тайну. Не дай Бог, что бы кто-нибудь ее когда-нибудь разгадали. Всё сразу станет неинтересным!

- В фильме Эльдара Рязанова "Андерсен. Жизнь без любви" вы сыграли эпизодическую роль. Как вы в целом восприняли эту картину?

- Картина не простая. Рязанов очень интересный художник, честный. И вот он решил осмыслить другого художника. Для меня это было любопытно. Он как-то посмотрел спектакль "Скрипка Ротшильда", где я играю гробовщика, и потом мы много раз с ним встречались и он всегда шутил, что я должен платить ему деньги. Я спрашиваю: "За что?". Он говорит: "Куда я ни прихожу, везде говорю: видели Баринова в "Скрипке Ротшильда"?", если не видели, то "вы не видели ничего!". Так говорил Рязанов. И вот однажды он говорит мне: "Валерочка, только не потому, что мне понравилась "Скрипка Ротшильда"… Понимаешь у меня есть эпизод. Там у всех небольшие роли, но у меня есть совсем маленький эпизод, я за него очень волнуюсь. Надо сыграть гробовщика". Я говорю: "Спасибо". Он: "Так и знал, что ты обидишься". Но я с удовольствием снялся, эпизод у нас с ним получился забавный и смешной, даже философский такой…А что касается картины, я посмотрел ее три раза и очень многое понял. Не могу сказать, что все меня тронуло. Может быть, надо посмотреть еще несколько раз, чтобы в это влезть.

- Вам не обидно, что популярность пришла к вам поздновато?

- Знаете, нет. Я никогда за хорошую работу не получал больших денег, а популярность – как большие деньги. В молодости, я, конечно, мечтал о популярности. Но когда смотрел на себя в зеркало – понимал, что с такой внешностью она мне не грозит. Тем не менее я твердо знал, что очень люблю театр и буду в нем работать. Ну а с кино – как повезет! Вот, в конце концов и пришла популярность. Пришла и пришла… Я никогда это не ставил самоцелью.

- Что из новых работ и предложений в кино вам показалось интересным?

- Недавно вышел фильм "Ничего личного", я там играю главную роль. Я его вам советую посмотреть от начала до конца. А потом проверить, что в жизни нет людей хороших и плохих. У нас спор с режиссером по этому поводу продолжается до сих пор. Фильм про любовь, но не простую. Я горжусь этой ролью. И когда меня сейчас спрашивают по поводу этой работы, не без гордости отвечаю: "Знаете, я с артистом, который там играет не знаком, так как он играет, я не умею". Правда, я там по-другому существую. Еще я сейчас снимаюсь в фильме "Берия". Там очень любопытный поворот на эту личность. А я играю Андрея Геннадиевича Вышинского – тоже личность известная, неоднозначная… Я ведь застал то время, хорошо помню смерть Сталина. Мне как раз шел седьмой год, и я помню, когда объявили это по радио, я рыдал так, что не мог завязать свои шнурки на ботинках, у меня тряслись руки, вся страна плакала.

- После театра вторая ваша страсть – это футбол…

- Да, футбол – моя вторая жизнь. А иногда я думаю, может быть, даже первая. Я не знаю, чем это объяснить, да и не пытаюсь, это – страсть, это – любовь. Мне ведь еще так повезло в жизни, что я вырос вместе с Юрием Павловичем Семенным – нынешним президентом футбольного клуба "Локомотив", прекрасным игроком и тренером. Мы дружим с детства, жили в соседних домах, играли за одни детские команды, учились вместе в школе, он чуть-чуть помоложе, я чуть-чуть постарше, у нас были свои клички…

- Интересно какие?

- У него была кличка Юха, которая передалась ему от деда, которого звали Илюха, он был потрясающим пчеловодом, знатный охотник и сапожник… И вот Илюха – Юха – так и осталось, и шло у них от поколения к поколению. Потом на Юркиного отца дядю Пашу перешла, а потом и маленького Юрку стали Юхой называть. А у меня было много разных кличек, но одна очень долго присутствовала – меня звали Куц. Смешно, правда? Никак не оправдано. На самом деле я очень быстро бегал, и в годы моей юности блистал наш легендарный бегун, олимпийский чемпион Владимир Куц. И кто-то сказал: "Ну, ты прямо Куц" и все, прилепилось – Куц и Куц. Потом, когда я пришел в институт, была кличка Саныч, но это уже не кличка была. Мы в наше молодое время все были старики. Как в пьесе Радзинского "Вам 22, старики". Так вот о футболе. Для меня это очень важно. Важно настолько, что у меня может не получаться роль, мне могут не платить деньги или сорвались какие-нибудь съемки – я говорю: "ничего переживем, это – ерунда". Но если выиграл "Локомотив", то все в порядке! Или наоборот, у меня может быть все замечательно, я могу получить международную премию Станиславского, Гран-при во Франции, премию "Золотую маску", но если "Локомотив" проиграл, то все золото этой маски блекнет. Я не могу этого объяснить, почему со мной это происходит. Может быть во мне… Знаете, как-то меня спросили, а что такое футбол? Есть такая передача, когда три женщины на радио рассуждают о мужчинах, и вот они их за этот футбол поливают, да что это такое! А я считаю, что футбол в мужчинах, вообще то и в некоторых женщинах, это – сохранившееся в них детство. И я поэтому им очень дорожу. Мы все время должны возвращаться в детство. Годы то уже не маленькие прожиты, а я еще думаю о будущем. Я думаю, что со мной еще что-то будет, а если я верю, что со мной что-то будет, то верю, что будет хорошее.