Владимир Балон: "Мы с Мишей Боярским звоним друг другу по десять раз на день"

–Владимир Яковлевич, сейчас вы тренируете молодежь, имеете высокий титул Чемпиона мира по фехтованию. А кто ваши учителя? Вы ведь наверняка тоже кому-то благодарны за науку?

–Нет, совсем наоборот. Дело в том, что я же закончил институт физкультуры. И получил спортивную профессию. Но потом так произошло, что меня неожиданно пригласили сняться в фильме "Гусарская баллада", и это стало моим первым опытом в кино.

–Вы, помнится, играли там помощника Кутузова?

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

–Совершенно верно, его адъютанта. И по пути ставил фехтовальные бои. Я, честно говоря, не сторонник того, что разделяют фехтование на спортивное, сценическое, восточное… Вот есть балет: классический, национальный, характерный – и все это воспринимается как единое целое. Балет, а за ним – школа. Если человек не прошел школу, то он ни в чем не может ничего сделать нормально, он не пропустил это через себя. И вот за все годы моей работы в кино, а если брать "Гусарскую балладу" – это уже 46 лет, – у меня на этой, последней картине Хилькевича, первый раз появилась возможность работать с людьми в подготовительном периоде.

А через мои руки прошли очень и очень многие, начиная от Олега Стриженова, Смоктуновского, Ефремова, старшего Яковлева… Многие приходили заниматься и говорили: "Я фехтовал, был чемпионом института…". В данном случае пришел Антон Макарский, считая себя подготовленным после фильма "Пером и шпагой", с высоко задранным носом. Я сказал: "Очень хорошо, у меня будет меньше работы". Но через неделю он признался: "Я думал, что умею фехтовать, но ошибался".

Что такое учить фехтованию? Во-первых, я с человеком должен разговаривать на одном языке. Все ребята в детстве, неважно, с кем они стали, брали палочки и фехтовали во дворе. И всем кажется, что это очень легко: "Ты меня колешь в печенку, а я тебя в селезенку". Нет! В лучшем случае, через неделю занятий люди начинают понимать, из какого положения удобнее колоть, почему именно так, как создать ощущение остроты для зрителя. Сейчас я счастлив: молодежь в "Возращении…" уже обросла некими формами и содержанием и я им уже даже позволяю импровизировать.

–Если брать весь отечественный кинематограф, то кого бы из актеров вы выделили как знатного фехтовальщика?

–Таких можно наблюдать всего в трех-четырех картинах. И у тех актеров были и возможности, и желание хорошо выглядеть на экране. Например, Миша Боярский – он полностью отдается делу. Мы могли сидеть в ресторане и на вилках отрабатывать приемы, чтобы ни секунды не терять. Когда в "Гардемаринах" пришел Жигунов, он не знал, с какой стороны взять оружие. И поскольку ему предстояло бы драться с Д’Артаньяном, у него были стимул и сильное желание выглядеть не хуже. Он правдами и неправдами добивался этого, бывало, подбегал: "Мастер, как? Что?". И на экране он смог создать хорошее впечатление.

Одной из своих удачных работ в "гардемаринах" я считаю сцену, когда, помните, сидит Шевалье де Брильи, Миша, и входит с бумагами Жигунов? Сергей садится, Миша стреляет в ножку стула, тот падает и между ними завязывается бой на шпагах. Они дерутся на винтовой лестнице, на балюстраде и возвращаются в эту же комнату. Я закольцевал все по декорации. Технически было очень сложно, но зритель верил, что это делали именно эти актеры. У мушкетеров не было ни одного дублера, и у гардемаринов – тоже. Сейчас тоже – все молодые сами будут фехтовать.

Я работал и в Америке, и в Австралии, и к нам многие приезжали. Зарубежные актеры – как вампиры: все впитывают, хотят научиться, платят деньги, чтобы их научили. А наши иногда заявляют: "А пусть дублер сделает, а я на крупном плане отмахаюсь". Тогда приходится говорить о фильме "Знак Зорро", "Скрамуш" – их приятно смотреть, а махаловка такая – она очень видна.

–То есть, наши актеры не хотят учиться?

–В принципе, да. Беда в том, что и режиссеры часто тоже не понимают, зачем это нужно, они тоже родом из того же детства. Широко и азартно махать клинком, когда чуть ли не искры летят…Им кажется, что это более зрелищно. Но когда мы смотрим кордебалет, нам интересно, чтобы девушки синхронно поднимали ножки, а не так, чтобы одна – высоко, другая еле подняла, а третья – машет в сторону. Идеальное движение должно быть везде.

–С кем сейчас, на "Возвращении мушкетеров", работается тяжелее всего?

–Сложности ожидались, но не везде оправдались. Например, сперва пришел парень, Данила Дунаев, который играет сына Атоса Рауля. Он высокого роста. Звоню Хилькевичу, говорю: "Хилый, ты что мне привел двухметрового шнура такого? Я же не найду ему дублера, если он не сможет сам фехтовать". Он меня просит: "Постарайся, сделай". На следующую тренировку Даня приходит, я говорю: "Знаешь, Данила, был фехтовальщик с такой фамилией, как у тебя, чемпион мира по шпаге", он отвечает: "Так это мой папа". Правда, Данила ни разу шпагу в руки не брал, играл в баскетбол, но гены взяли свое, парень очень быстро учится.

–Будет такая сцена, когда Лянка Грыу будет сражаться с Нагиевым. Имеет ли значение весовая категория?

–Станиславский говаривал, что хороший актер играет не от себя, а от партнера. Об этом я напомнил Нагиеву, когда увидел, что он взял эту хрупкую девочку и кинул ее на землю. На первой же репетиции. Я ему пояснил, чтобы он ее поддерживал, подстраховал. Всем им говорю: поединок – это диалог двух людей. Положительный герой – это одна пластика, поза, а отрицательный – другая. Положительный с виду всегда открытей. С актерами, сидя, без оружия, разжевывая, поясняю, как стать в позу, начать движение.

–Сколько же вы с ними уже занимаетесь?

–Уже тренировок пятнадцать, и мы продолжаем.

–Вы к ним тоже относитесь как к детям?

Конечно. И они тоже какие-то эпитеты для меня изобрели. Слышал, прилепили "Магистр", "Маэстро", или говорили: "Вы наш отец". Как бы не называли, лишь бы в печь не совали.

Главное, чтобы актеру мой труд был нужен. Потому что с Нагиевым, например, я не занимался, как с остальными, он был в Питере. И когда у нас была с ним первая тренировка, он сразу спросил: "А можно, дублер вместо меня будет?". Я ответил, что, пожалуйста, но это вдвое дороже обойдется продюсеру.

У него такой гонор, что на все сверху вниз смотрит. Приехали в Одессу, и опять: "Да пусть дублер будет". Нашли дублера, очень похожего внешне, но посмотрели – у Нагиева оригинальная пластика, ходит он по-другому, сам себя несет. И дублеру сложно это повторить. Нагиев чего-то там пораздувался, но я его отвел в сторону, и он стал как послушный зайчик: "Да-да, понял", все принял.

–Вы ведь не только фехтовальщик, но и другие трюки ставите. Что будет в этом фильме?

–Да ничего, кроме поездок на лошадях, особенного не будет. Разве что некоторым придется одной рукой фехтовать, а другой – бить противника кулаком. Сам я надену костюм де Жюссака, и, открою секрет, мой герой сгорит. Но гореть я буду не сам, это воплотит дублер.

–Вы много лет дружите со Смирнитским, Старыгиным и Боярским, собственно, с мушкетеров все и началось…

–Нет, с Игорем Старыгиным раньше. Мы с ним встречались еще в двух картинах до того. С ним я ставил кулачную драку, обучал, как прыгать с поезда на ходу. А дружба у нас… Такой больше ни у кого нет! Когда мне стукнуло 70 лет, все спрашивали: "Как ты будешь справлять юбилей?". Да никак я не хотел.

Был чемпионат по хоккею, который я уселся смотреть. Позвонил Мишка: "Ты точно не будешь справлять?". "Нет, конечно", – отвечаю. И вот, сижу небритый, жена – в другой комнате тоже смотрит телевизор. Это было 22 февраля, часов в 10 вечера, а я родился 23-го. Звонит жена Старыгина: "Владимир Яковлевич, мы с Игорем Владимировичем только вернулись с дачи, он хотел поговорить, перезвонит…". Да, пусть звонит, я дома. Потом вдруг связь пропала между мной и Мишей, которому я сообщал счет матча. Часы бьют 12 ночи, и жена говорит: "Там пацаны орут под окнами, наверное, из нашего дома, глянь, кажется, тебя хотят поздравить". Я выглянул: стоят Старыгин, Боярский и Смирнитский, они между собой созванивались. У меня ничего нет накрыть на стол: ни салатов Оливье, ничего! Но мы сидели вчетвером до утра, даже рюмок на столе не было, пили чай, и дико ржали, вспоминая нашу молодость. Это бы лучший День рождения в моей жизни!

–А почему выпал из вашей компании Вениамин Смехов?

–Не хочу ничего за него домысливать. Так сложилось, что когда снимали "Три мушкетера", мы много времени отдавали экспедиции, а он работал в театре на Таганке, его оттуда редко отпускали. Приедет, нашлепает крупных планов и уедет снова. А дружба должна же закваситься на чем-то: на посиделках, поступках…

С ребятами мы попадали в неординарные ситуации, в том числе, без пафоса, вытаскивали друг друга из трудностей. Когда разъезжались после съемок, то не клялись, что будем дружить до гроба, но со временем это все укрепилось. Появилась необходимость общения. С Мишей мы потом много работали. И наша с ним история – это что-то невероятное. Приезжая в Москву, он всегда живет у меня. И даже посторонние люди звонят и спрашивают: "Владимир Яковлевич, а где Михаил Сергеевич?". Тогда я объясняю: "В Монако" или "На Мальдивах". Когда он в Питере, то минимум пять-семь звонков с его стороны ко мне ежедневно и то же самое – с моей. Порой доходит до абсурда: "А что сегодня лучше посмотреть по телевизору?". А какие нам счета приходят за телефон – у-у-у!

– С Юнгвальдом-Хилькевичем у вас тоже мужская дружба или только творческие отношения?

– Нет, с ним у нас отношения верных товарищей, но только по работе. Требования друг к другу большие, и, может быть, даже больше, чем на то есть основания. Сейчас вообще работается тяжелее. На все, что было незаметно в молодости, острее реагируешь. Но когда начинаешь что-то говорить, он смотрит: "Еще и ты будешь меня подводить, упрекать?". И действительно понимаешь: да, он прав, процесс и без того нелегок. Надо поберечь друг друга. Хорошие человеческие отношения между нами.

–Какой вы, спустя столько лет, находите Одессу?

–Конечно, изменилась. Как и Москва. Хотя Москва из-за застроек вообще потеряла свое лицо. А в Одессе я вижу точечные застройки, и она меняется к лучшему. В Одессе у меня вообще было много съемок. Это "Шаг с крыши", "Петька в космосе", "Дерзость", "Море нашей надежды" и другие, так что Одессу я очень люблю. А вот в Киеве не был очень давно, десятилетиями исчисляется.

–Владимир Яковлевич, едва ли у кого-то язык повернется назвать вас 76-летним стариком, потому что вы выглядите лет на 15 моложе. Как вам это удается?

–Человек должен всегда смотреть на себя в зеркало, будь он дома или в лесу. Сейчас я порой ловлю себя на том, что начал шаркать ногами и голова нагнулась, я тут же выпрямляюсь. Я не должен так себя нести! Хочу ощущать себя все время во фраке, но не в пижаме. Не в тренировочном костюме, а во фраке, а фрак надо нести. Тем более, если человек медийный, на него смотрят и хотят подражать.