1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №36 (1084) за 15.02.2002

"НЕ СМЕЙТЕСЬ НАД СТАРОСТЬЮ ЧЕЛОВЕКА, ЧЬЕЙ МОЛОДОСТИ ВЫ НЕ ВИДЕЛИ"

Всю жизнь у нее насильственно отбирали самое дорогое: родителей, любимого, единственную дочь, молодость, здоровье. Какие там романы, какие мыльные оперы! Они не конкуренты тому, что может придумать и закрутить лишь один автор -- жизнь. Читать увлекательно, а пережить -- страшно. Говорят, что Бог посылает человеку ровно столько, сколько он может вынести. Когда сталкиваешься с судьбой украинской актрисы Марии Капнист, невольно начинаешь в этом сомневаться...

"В ОГНЕ НЕПОКОЛЕБИМЫЕ"

Род Капнистов ведет начало с греческого острова Занте. В XVII веке Стомателло Капниссосу за отвагу в борьбе против турецких завоевателей был пожалован в Венеции графский титул. На гербе рода высекли: "В огне непоколебимые". Внук Стомателло, Петр Христофорович, воевал на стороне Петра I и остался в Украине. Его сыну Василию, командующему казачьими войсками, за безупречную службу Елизавета пожаловала земли в Полтавской губернии. Младший из его шестерых сыновей, Василий Васильевич -- известный украинский поэт, драматург и общественный деятель. Его сыновья, Семен и Алексей -- декабристы... Капнисты породнились с известнейшими украинскими родами -- прежде всего, гетмана Полуботка и запорожского атамана Ивана Сирко. Именно из этого рода была мама Марии Ростиславовны -- Анастасия Дмитриевна Байдак, красавица, в которую был влюблен сам Шаляпин, и умница, знавшая восемнадцать языков.

Жила семья Капнистов в богатом доме в Санкт-Петербурге. Кроме Марии, родившейся в 1914 году, была еще старшая дочь Лиза и три сына. Революцию 1917 они встретили спокойно, так как, будучи демократически настроенными, верили в ее созидательность. Казалось, что легче будет прожить в Крыму, и Капнисты переехали в свое имение в Судаке, где по соседству жил их друг -- поэт и художник Максимилиан Волошин. Но, как оказалось, именно с революционных событий и начался быстрый отсчет их трагедий: за дворянское происхождение расстреляли отца; Лиза не перенесла этой потери -- умерла; братья, скрываясь, разъехались; на глазах семилетней Миры (так называли Марию близкие) убили ее тетю, расстрел угрожал и остальным, и тогда мама с Мирой, переодевшись в татарскую одежду, бежали из Крыма в Питер.

Где бы Мария ни пыталась учиться, ей не давали этого делать. Театральную студию в Ленинграде, где она играла, закрыли. В Киеве поступила на финансовый факультет института, но тоже не получилось. В ленинградский театральный разрешили ходить лишь вольнослушательницей. Позже она с горечью скажет: "Мне учиться так и не дали. А я так этого хотела". В это же время она встретила жениха своей умершей сестры -- Георгия Холодовского, и между ними вспыхнула любовь. Казалось бы, постепенно, хотя и очень трудно, жизнь налаживалась...

"ЗАКОНЫ В ЖЕНСКИХ ЛАГЕРЯХ БЫЛИ СТРАШНЕЕ, ЧЕМ В МУЖСКИХ"

Арест последовал летом 1941 года, когда страна начала войну. И начались круги ада: этапы, лагеря... Несломленным доставалось особенно, а гордая графская дочь считала, что лучше умереть, чем уступить. Ее били до обмороков, выбили зубы, обстригли чудесные косы. "В один из лагерей Караганды нас этапом пригнали ночью, -- вспоминала Мария Ростиславовна. -- Я уже хорошо знала цену ночным допросам, когда тебе выжигают глаза ослепляющим светом или бросают в ледяную ванну. Знала, что бывает, когда тебя заприметит лагерное начальство. В женских лагерях были свои законы -- наверное, даже ужаснее, чем в мужских".

Начальнику этого лагеря приводили заключенных, как из гарема, и он их насиловал. Когда пришла очередь Марии, она стала драться, царапаться, как дикая кошка. Этого ей начальник-животное не простил: посадил в мужской барак к уголовникам-убийцам. Чтобы задавить свой страх, она кричала на них, оскорбляла. Ее спасло лишь то, что "крутые мужики" разделились на две группы: желающих ее сразу убить, и тех, кто решил сделать это не сразу. Нашелся и спаситель -- рецидивист, которого семья Капнистов когда-то спрятала в Ленинграде от преследования.

Трудно сказать, какой лагерь был страшнее. Возможно, в Джезказгане: бесконечная всесжигающая пустыня, люди просто падают замертво. А работа -- настоящая "репетиция адовых кругов": добыча угля в рудниках. Утром заключенных опускали в бочках на глубину 60 метров, и лишь вечером поднимали наверх. Их глаза привыкли к кромешной тьме, и когда они вдруг встречались с солнечным светом, сразу теряли зрение. Там Мария встретила генерала Рокоссовского и певицу Лидию Русланову. Там же в лагерях она близко подружилась с любимой женой адмирала Колчака Анной Васильевной Темировой. В лагерной жизни, все были равны: генералы и "светские львицы", певицы и уголовники...

Потом Марию Ростиславовну не раз спрашивали, как она выжила в этом ужасе. Она отвечала, что помогла вера в Бога. С ней всегда была иконка Козельщанской Божьей матери -- фамильная реликвия Капнистов, считавшаяся чудотворной. А еще -- помощь друга, Георгия Холодовского, посылки и письма которого все эти страшные годы каким-то удивительнейшим образом находили Марию.

Здесь же, в лагерях, как ни странно, и началась настоящая актерская деятельность Марии Капнист. В лагерях сидело немало людей искусства. Ставили и играли небольшие спектакли, в основном по ночам. Мария читала стихи, рассказывала сказки, пересказывала романы, которые раньше читала. Эти лагерные представления и стали ее единственной театральной школой.

ВТОРОЙ СРОК -- ЗА ДОЧЬ

После лагеря в пустыне -- полный контраст: заснеженный, морозный Тайшет и заготовка дров. Там и родилась дочь Рада... Отцом девочки был вольнонаемный инженер, из родовитых поляков, который, встретив Марию в степи, где та пасла овец, влюбился в нее. Предлагал замужество, но она не могла забыть Георгия. Однако после страшного пожара, когда инженер спас ей жизнь, Мария согласилась родить ему ребенка. Имя девочке дала в честь героини рассказа Горького "Макар Чудра"...

Теперь надо было выжить ради дочери. Но ее ждали новые, более мучительные испытания. Девочку у осужденной Капнист все время отнимали. Об этом тоже можно написать целую книгу, что, наверное, и будет со временем сделано самой Радой (технологом-химиком) или ее сыновьями -- Ростиславом и Георгием (последний особенно интересуется историей своего рода).

Свой второй срок она получила, защищая Раду. Мария заметила, что дочурка горько плачет всякий раз, когда ее ведут в лагерный садик. Спряталась за дверью, и когда услышала стон своей девочки, заглянула в комнату. Воспитательница, заткнув ребенку рот тряпкой, щипала и била ее по лицу, приговаривая: "Я выбью из тебя врага народа!" Сердце матери выдержать этого не смогло, и она так избила садистку, что та попала в больницу... Марии добавили еще десять лет.

Чтобы не отправили по этапу в далекие от дочери места, она специально выпрыгнула со второго этажа и сломала ногу. Но ее все равно разлучали с малышкой -- Мария ее постоянно искала. Когда же следы Рады совсем затерялись, Мария попросила свою освобождавшуюся подругу Валентину Базавлук найти Радочку и ей помочь. Валентина Ивановна сама знала, что значит потерять ребенка, и потому сделала все, чтобы выполнить обещание. Потом, живя с Радой в Харькове, она уже не смогла отдать ребенка родной матери. Да и девочка привязалась к другой маме. Лишь спустя годы дочь смогла стать Марии Ростиславовне очень близким человеком.

"ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО Я -- БАБА-ЯГА?"

Конец этой Голгофе пришел в 1958 году. Марии 44 года, она возвращается домой. В Москве на вокзале ее должен встречать верный Георгий Холодовский. Мария едет в поезде, заходит помыться в туалетную комнату и видит какую-то изможденную старуху. Со страхом выбегает и говорит курящему рядом военному: "Там какая-то бабуся моется!". Пошли вместе, открыли дверь, и снова эта же старушка смотрит на них испуганными глазами. Она смотрела... из зеркала.

За все эти годы ни разу Мария не видела себя -- для заключенных зеркала были запрещены. Она вспоминала: "Издеваясь, нам часто плевали в еду. А я брезглива до ужаса. И сразу с 94 килограммов похудела вдвое. Я-то не видела себя, всю в морщинах! А еще часто чернила себе лицо, чтобы не приставали..."

На перроне ее встречал все еще красивый Георгий, но ее не узнал, смотрел мимо. Потом стал уходить, и Мария, не выдержав, подбежала сзади и позвала, как в детстве: "Юл, Юл!.." Георгий ужаснулся: "Господи! Что же они с тобой сделали!"

Мария уехала в Киев, хотя и не планировала этого. Но, видно, судьба. И снова выживание, так как жить негде: ночевала на вокзалах, в скверах, телефонных будках. Зарабатывала массажами, работой дворника. В ее рассказе о том, как попала в кино, чувствуется удивительно деликатная, аристократическая душа: "Я не знаю, как так получилось, что я стала актрисой. У меня уже было что-то вроде туфель, брюки (на платье еще не хватало). Я пришла на киностудию, стала возле окошечка и думаю: "А вдруг я буду нужна". Но никто так и не подошел. На другой день говорю себе: "Ни за что больше не пойду". Но пошла снова. Не успела подойти к своему месту, как сразу же подбегает ко мне молодой Юрий Лысенко: "Куда же вы делись, Мария Ростиславовна? Вы мне страшно нужны". Говорю: "А я как раз закончила картину". Господи, какую картину? Вот после этого стали так мило меня брать в фильмы. Некоторые выспрашивали: откуда вы и что вы? И я стала отдаляться, приходить только тогда, когда нужна".

А нужна она была все больше и больше. Ее графини, цыганки, чародейки, таинственные старухи, рыцари поселились в "Бронзовой птице", "Дикой охоте короля Стаха", "Олесе", "Ведьме", "Иванне", "За двумя зайцами", "Янках при дворе короля Артура" (сразу три роли). В 80-х Капнист просто пропадала в киноэкспедициях. И радовалась этому безмерно, спешила добрать хотя бы часть того, что у нее несправедливо украли. Уникальный случай, зрители не видели, как менялась эта женщина. "Не смейтесь над старостью того человека, чьей молодости вы не видели", -- говорила она.

Первой ролью-открытием стала Наина в "Руслане и Людмиле". По фильму ей пришлось ходить рядом с тигром, и актриса смело вошла к нему в клетку, чтобы подружиться. "Мы смотрели друг другу в глаза, и это была настоящая дуэль взглядов. Я победила. Тигр как-то обмяк, опустил голову и отошел в угол". Ее считали отчаянной, а она просто давно переборола страх: "Я прожила такую жизнь, что ничего не боюсь!"

Моей подруге-журналистке Мария Ростиславовна незадолго до смерти говорила: "Самое главное, дорогая моя, не быть трусливой и заставлять себя не делать гадостей. Поселить в себе добро. Не каждый это может. А плохим мыслям скажи: "Брысь".

Ее многие любили, а некоторые побаивались, так как во всем ее облике чувствовалось нечто мистическое. Она очень чувствовала людей, внутренним зрением видела их, и либо сразу принимала, либо сторонилась. Отличалась дивным романтизмом. Однажды поехала в гости к французским родственникам, и когда ее спросили, чем ей помочь, ответила, что ни в чем не нуждается (о, эта гордость графини, ведь еще как нуждалась!). Единственное, что попросила -- шляпку из дорогого магазина и светло-бежевые перчатки.

У нее было особое умение со счастливым видом собирать цветы, ходить (скорее, плыть) в длинных платьях и юбках, немыслимых шляпках и чалмах. До последних дней Мария Ростиславовна была в хорошей форме: могла пройтись колесом, сделать стойку на руках, перелезала через балкон второго этажа в Черноморке, чтобы ночью погулять по берегу моря или встретить рассвет. А еще любила розыгрыши, используя, например, свою тонкую девичью талию и звонкий голос. Эта идеальная женская фигура часто привлекала мужское внимание, и лишь "наталкиваясь" на изможденное морщинами лицо, кавалеры терялись. А Марию Ростиславовну это забавляло. "А вы знаете, что я -- Баба Яга?" -- игриво говорила она. Она научилась относиться с юмором к своей внешности.

ОНА НИКОГДА НЕ СПУСКАЛАСЬ В ПОДЗЕМНЫЕ ПЕРЕХОДЫ

В своем последнем телеинтервью, в свой последний день рождения, она, обратившись к зрителям, сказала: "Сейчас нам очень непросто живется. Но подождите, мои дорогие. Не может быть все время плохо. Потерпите". Эта женщина знала, что говорила. Тогда же она попросила актрису Раису Недашковскую: "Если случится, что я умру, прошу вас -- не плачьте и не грустите. Я буду с вами рядышком".

Тот октябрьский понедельник был какой-то странный. Мария Ростиславовна обошла свои любимые места: сначала -- Дом кино, где был выходной и ничего не показывали. Посокрушавшись, отправилась на киностудию. Обошла все коридоры, студии, пообщалась с коллегами, в саду собрала букет осенних листьев и пошла домой. Ни метро, ни подземными переходами она никогда не пользовалась -- они ей напоминали лагерные подвалы. И потому, как всегда, стала переходить широкий, с мчащимися машинами проспект Победы. В сумерках одна из машин ее не заметила...

Умирала тяжело. Начался отек легких, навсегда испорченных в угольных копях... Марию Капнист отпевали во Владимирском соборе, на строительство которого ее род пожертвовал значительные средства, а сама актриса считала его родным. Отпевали именно в тот день, когда умер ее славный предок, любимый поэт Василий Капнист. И похоронили ее, как она просила, возле его могилы в родовом селе Обуховке. Это было восемь лет назад.

Как всегда, в день ее рождения 22 марта -- день весеннего солнцестояния -- соберутся ее друзья, приедут из Харькова внуки и дочь Рада с искусно выпеченными "жаворонками", и каждый найдет в них маленькую записочку с добрыми пожеланиями. И никто не усомнится, что их могла прислать только волшебница и выдумщица Мария Ростиславовна Капнист.

Благодарим за помощь Раису Недашковскую, Людмилу Кочевскую и Оксану Трощановскую.