ОТКУДА НА ТЕЛЕ МЛАДЕНЦА ЛАГЕРНЫЙ НОМЕР, ЕСЛИ ОН ТАМ НЕ БЫЛ?

На смертном одре мать призналась дочери: "Я тебя не рожала! Спроси обо всем у папы -- это его тайна!" "Подумаешь, он -- преступник, а она -- певичка какая-то", -- нервно прокричал отец. А после смерти жены сжег все бумаги, хранившиеся в "запретной" тумбочке. Приемная дочь с супругом отправилась в Харьков, где, судя по документам, родилась. За последние четыре года они были там 42 раза и провели воистину детективное расследование.

КУРИРОВАЛ СТРОЙКУ И ПРИСМОТРЕЛ ДОЧКУ

Быть может, трепетное внимание приемной дочери проняло сердце всегда строгой женщины, вот она и раскрылась. Вера Брюховец пришла вместе со своим супругом Валентином Сергеевичем в редакцию и рассказала, что поняла из того разговора.

-- События развивались на Харьковщине в 1947 году, -- говорит гостья редакции. -- Мой кровный отец -- австрийский военнопленный офицер, мать, эстонка по национальности, была певицей. Я родилась у них прямо в лагере. Отец заболел туберкулезом и умер, а о родной матери приемная ничего не сказала, дескать, тайна отца. Они -- приемные родители -- в то время жили возле места заключения. Муж курировал стройку цементного завода в городке Балаклея, где работали пленные и находился один из лагерей. Там и присмотрели девочку.

-- После смерти тещи, -- подключается к разговору Валентин Брюховец, -- отец заявил, что Вера -- их настоящая дочь, а мать была в плохом состоянии, могла чего угодно наговорить. Самого при этом трясло в истерике. Мать еще лет пятнадцать назад как-то сказала, что после первой девочки, умершей в младенчестве, не могла больше родить. Но на такую "маленькую" деталь -- откуда взялась Вера -- мы тогда не обратили внимания...

ДОКУМЕНТЫ ИСЧЕЗАЛИ, КАК ПО ЗАКАЗУ

-- Почти каждую бумажку о себе приходилось выплакивать и чуть ли не на коленях выпрашивать, -- вспоминает Вера Леонтьевна. -- В харьковском загсе говорили, что меня нашли под забором, что должна быть благодарна за то, что подобрали. Одна женщина таки сжалилась и открыла журнал. Оказалось, меня, воспитанницу детдома №7, удочерили почти в пять лет. Там была написана моя "девчушечья" фамилия -- Мерефянская, и самое интересное, что родилась я на три месяца раньше. Зачем, спрашивается, изменили дату? И еще: в протоколе исполкома Кагановического райсовета Харькова при удочерении, нарочно ли, допустили "неточность" -- вместо седьмого номера детдома поставили четвертый. Это создало нам дополнительную головную боль в поисках истины.

Искать себя Вера Брюховец с мужем решили через официальные каналы. На запросы в различные архивы, облздрав, правоохранительные органы получали один ответ: "Архивные документы не сохранились". О том, где есть старые документы всех детских домов, узнали случайно -- от секретарши одного управления. Там был человек, который многим помогал -- главврач того самого детдома №4. Первый раз он, правда, уверял, что на гостью ничего нет, а вот во второй дал выписку из журнала поступления, что да, действительно, Мерефянская поступала в детдом №7 в 1949 году, здоровая. Остальные документы, мол, пропали. На третий раз женщина буквально выпросила возможность самой поискать в архиве, конечно, в чьем-то присутствии. Тот согласился, а минут через десять заскочил в комнату, нашел какой-то конверт и убежал. Вера Леонтьевна за ним, а то -- именно ее "История развития"...

Новые документы -- как путеводитель: девочка попала в детдом №7 после трехмесячного лечения в инфекционной больнице, а туда -- из приемника-распределителя №1. И вдруг находка: в тот самый первый сиротинец ее, четырехмесячную, принес некий милиционер Ленинского райотдела Холодовский, и не одну, а с полуторагодовалым Григорием. Под подряд идущими номерами страж порядка расписался за мальчика Холодовского и девочку Мерефянскую. Вера Леонтьевна вспомнила, что ее московский дядя -- брат отца, усыновлял мальчика Гришу. Паренек, правда, погиб в 14 лет. Она отчетливо помнит, как еще ребенком разглядывала его фотографию. А теперь ее собственный сын похож на него, как две капли воды.

Дальше документы гласят, что детей разделили и отправили в разные учреждения. Но в журнале переводов вдруг обнаружилось, что Гриша Холодовский с чьей-то руки превратился в Ходоровского. Теперь работники детдома твердят, что эти записи, пролежавшие полвека, исчезли. Но скорее всего спасают честь мундира, скрывая подлог документов.

-- Мы хотели разыскать того милиционера, который принес детей. Однако в его райуправлении сказали: работников с такой фамилией там никогда не было, -- говорит Валентин Брюховец. -- И вдруг бросилось в глаза "совпадение": это отделение находилось на местности под названием Холодная Гора, а недалеко от Харькова -- поселок Мерефа, где находился лагерь военнопленных.

МАЛЫШИ ВЗАМЕН НА СВОБОДУ ОТ ТЮРЬМЫ

Супруги буквально по дням выяснили детдомовскую жизнь маленькой Веры, но хотя бы имена кровных родителей -- нет. И каждая встреча с новыми фигурами этой запутанной истории ставит больше вопросов, чем дает ответов. К примеру, еще четыре года назад нашли у отца бумажку с фамилией и возрастом. Без труда отыскали дом этого человека в Харькове, к тому же на... Холодной горе. Им оказался дед, на вид -- поклонник рюмки. Услыхав от Веры Леонтьевны, кто она и зачем пришла, вдруг засуетился, стал говорить невпопад, нервничать, курить одну сигарету за другой. Его супруга, увидев неладное, выпроводила гостью.

На следующий день Вера Брюховец пришла с угощениями, а у хозяев... сарай сгорел. Они приняли это за недобрый знак, и жена грудью закрыла вход в калитку. Еле уговорила принять гостинцы. Когда старик хорошенько хлебнул горькой, то заплакал, сказал, что ни в чем не виноват, но попросил прощения у гостьи, а провожая -- вдруг поцеловал. Супруги поняли, что разговорить старика все-таки надо. И вот только недавно, когда Вера Леонтьевна поехала к нему снова и застала на улице без жены, тот раскрыл душу. Сначала выяснил, кто кому родственник. Оказалось, он знает и невероятно боится старшего брата ее приемного отца -- тот работал у Кагановича в Москве. Убедившись, что его уже нет на этом свете, расслабился.

Итак, еще 19-летним парнем, работая на заводе с военнопленными, он проворовался и должен был идти под суд. Его с матерью и бабкой вызвали в комнату мастера. Там стоял большой чиновник из Москвы. Он пообещал спасти провинившегося от тюрьмы, а взамен потребовал приютить двух детей на пару дней. В комнату внесли младенца-девочку и мальчика постарше. Непутевого отпрыска на три месяца забросили в деревню, когда он вернулся -- детей уже не было.

КТО-ТО ПОРАБОТАЛ С ПАМЯТЬЮ -- В НЕЙ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ

Почему же тогда малышей не усыновили сразу -- девочку в четыре года, а мальчика в шесть? Будто наблюдали за ними, следили за отклонениями в здоровье, а судя по записям, болели оба очень сильно.

-- Когда знакомые медики увидели список моих болячек, сказали, что меня не должно было быть на свете! -- уверяет Вера Леонтьевна. -- Дизентерия, дифтерия, дистрофия последней степени, рахит и так далее. Но судя по документам, я попадаю в спецясли, откуда перехожу в детдом абсолютно здоровым ребенком. Кстати, до сих пор не могу смотреть на черную икру и рыбу -- видно, закормили. И еще: казалось бы, я должна помнить детский дом, процесс усыновления -- увы. Наверное, со мной хорошенько поработал психолог...

Зато в памяти приемной дочери сохранился другой момент: однажды родители очень странно забирали ее из школы. Увели прямо посреди уроков, прячась под стеной здания за кустами. Тот вечер она провела у тетки -- сестры отца. А на следующий день мальчишки во дворе рассказывали, что именно Веру искали мужчина и женщина, которые плохо говорили по-русски.

Тело бывшей воспитанницы сиротинцев хранит еще одну загадку -- "оттиски" того времени. Судмедэксперты, к которым она попала по знакомству, определили, что странная вена на ее ноге в виде девятки -- вовсе не вена, а... татуировка цифры. Кто делал наколку ребенку и зачем? Также установили, что кто-то специально прижигал кожу горячими предметами -- с младенческого возраста грудь Веры Леонтьевны "украшают" симметричные круглые шрамы. Может, так издевались над ребенком, чтобы воздействовать на родителей? Но самое непонятное: специалисты не сообщили пациентке о своих выводах, а по секрету сказали врачу, который ее привел, что, мол, 47-й год -- есть 47-й год! Чего они испугались через полвека?

БОЛЬШАЯ ИГРА В ПРЯТКИ

За помощью найти мать Вера Брюховец обращалась во всевозможные инстанции. В редакцию супруги принесли оригиналы документов из латвийского посольства, харьковского облуправления МВД, Федеральной архивной службы России и ворох других. Помогали им народные депутаты, но тщетно -- без имен родителей никто искать не берется. Так, еще летом прошлого года глава Комитета ВР по вопросам здравоохранения Николай Полищук обратился к Госсекретарю МВД. Пришел обнадеживающий ответ, что составлен план поисковых работ, сделаны запросы в архивы и еще много чего другого. Но воз и поныне там.

Два года назад женщина попала в передачу "Жди меня". Она очень волновалась и ничего конкретного не сказала. Спустя время Веру Леонтьевну вызвали в студию, показали фрагмент той съемки и объявили: "Встречайте -- брат!" У того мужчины была похожая судьба, но он оказался гораздо моложе Григория... Неволей подумаешь: сколько еще в бывшем Союзе таких, насильно отобранных от родительского тепла детей, что даже московские профессионалы не в состоянии распутать клубок искалеченных судеб?!

-- Мы уверены, что детей у матери отобрали. Ведь зачем-то так ловко спрятали все концы советские "попечители"! -- заключил Валентин Сергеевич. -- Почему мы ее ищем? Хотим найти корни Веры. Вдруг родственникам нужна наша помощь, или они живут с камнем на душе. А по всей видимости, мать не знает, что дочь ее жива. Может, кто-то помнит о тех событиях и поможет нам установить истину в этой истории.


ДЕТЕЙ У ЗАКЛЮЧЕННЫХ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ

О лагерях для военнопленных на нашей территории еще с советских времен говорить вслух не принято. Хотя бы потому, что, сказав "А", нужно говорить и "Б", то есть, придется за словом показывать дело, как это делают немцы, выплачивая нашим узникам денежные компенсации и ухаживая за могилами умерших.

Наверняка, именно по этим причинам я не смогла добиться от наших историков четкого ответа: почему сложилась такая ситуация, как у Веры Брюховец. Замдиректора Института истории Станислав Кульчицкий сказал лишь, что такие лагеря были в Советском Союзе до 1955 года. Сталин не желал отпускать заключенных и использовал их как рабочую силу. Там находились не только немецкие солдаты, но и австрийские, а также наши граждане -- "враги народа", побывавшие на оккупированной территории. К австрийцам отношение было лучше, чем к немцам, потому их отпускали раньше. Станислав Владимирович считает, что об этих людях известно достаточно много, потому что немецкая сторона платит за поиск информации.

В книге "Плен. За чужие и свои грехи: военнопленные и интернированные в Украине 1939--1953 гг.", которую написал завкафедрой Национальной академии внутренних дел, полковник милиции, доктор исторических наук, профессор Анатолий Чайковский, есть сведения о том, что под Харьковом было три лагеря, по 750--1200 человек в каждом. Большинство интернированных -- из Прибалтики и Западной Украины. Из заключенных формировали отдельные строительные батальоны. Они проложили дорогу от Харькова до Балаклеи, построили цементный завод, восстановили десяток предприятий и дома в Харькове.

Рожденных в неволе детей заносили в личные карточки военнопленных. Все эти данные ушли в московские архивы, возможно, многие уже переданы Германии. Детей в лагере не должно было быть -- их забирали в детские дома, умышленно меняли имена и числа рождения.

Вера Брюховец лично знакома с автором книги. По ее словам, он заинтересовался этой историей. Многие найденные ею факты профессор объяснить не смог, поскольку не имеет доступа к некоторым документам. Потому попросил поделиться информацией, если вдруг она сама что-то разыщет.

Возможно, случай этот -- особый. Сведения о том, что отец -- австрийский офицер, туманны. Ведь не известно, был ли он фашистом или высоким чином из Прибалтики. Почему-то же им интересовались московские службы! Возможно, и мать была не просто "певичкой". Ведь был момент, когда девочку искали интеллигентные "нерусскоязычные" люди. Значит, смогли найти ее в дебрях журналов попечительских служб!

Много деталей этой истории пришлось опустить -- газетная страница не в силах их вместить. К тому же они еще больше запутывают дело. Но ясно одно: близкие люди и знакомые знают правду, но упорно молчат. И самое главное: хранит тайну отец.