СТАРОСТЬ ШИРВИНДТУ К ЛИЦУ

Александр Ширвиндт приехал в Киев накануне гастролей своего Театра сатиры, который 6 и 7 февраля покажет на сцене Русской драмы спектакль "Орнифль" по пьесе Ануя. Приехал не в последнюю очередь и для того, чтобы пообщаться с прессой.

Войдя в пространство, ограниченное камерами, Александр Анатольевич увидел обвязанный синей скатертью с розовым бантом столик и с присущим ему чувством юмора (читай: такта) спросил: "Это что? Надгробие?"

Начало хорошее. О чем-либо серьезном спрашивать резко расхотелось. Мэтр вынул трубку, пыхнул аппетитным вишневым дымком и кивнул сидящему рядом организатору, словно вокалист -- концертмейстеру. Мол, поехали... И, несмотря на то, что самолет из Москвы прилетел поздней ночью, а ранним утром Ширвиндт уже был в телеэфире, мэтр был на удивление добр и терпелив. А главное -- разговорчив. В ожидании заказанного гостем завтрака нам удалось побеседовать тет-а-тет.

-- Александр Анатольевич, Эльдар Рязанов назвал ваш спектакль "лебединой песней". Вы не обиделись?

Не знаю, как насчет "лебединой песни" -- я пока еще играю. Но придумал все это сам Эльдар. Принес мне: "Скорее, скорее, играй!" Он где-то прочел пьесу -- сказал, случайно подвернулась. Это как у моего любимого Саши Черного. Поэт в муках творчества, ему все мешают, вот только закрыл дверь за гостем -- приходит какая-то прыщавая девушка: "Нечаянно "Месяц в деревне" прочла, пришла поделиться..." А про "лебединую" никто не знает. Кажется, вот "лебединая" -- а потом оказывается, что она не лебединая вовсе. Или ты ее так и не сыграл...

-- Вашего героя-куплетиста сравнивают и с Дон Жуаном, и с Фигаро, и даже с Остапом Бендером. А с кем вы его ассоциируете?

-- Мой герой по сути эмоций и существованию -- конечно, похож на меня. Я понимаю все эмбриональные истоки существования Орнифля, лично я. Но сказать, что это я -- нельзя. Можно назвать миллион таких людей, которые "профукали" себя. Изначально талантливые, рассыпались по мелочевке. Поэтому назвать людей из своего круга не могу. Мой герой изначально был талантливым поэтом. А все закончилось куплетами... Резник Илюша.

-- Однажды вы сказали, что в раннем детстве рядом с вашей коляской упал осколок самолета.

-- Да, я помню. Это было в поселке Сокол, он до сих пор сохранился, как мемориал. Там и Ролочка Быков купил дом и жил в последние свои годы. А раньше это был поселок художников. В каком-то 36-м году (мне было два года) там жили друзья моих родителей, и однажды меня на коляске отвезли туда и оставили. А в это время как раз от Тушина летел знаменитый самолет "Максим Горький", и прямо над поселком Сокол он стал рассыпаться. Падая, обломки снесли весь этот домик. Остались одна стена и коляска рядом...

-- Как вы планируете отметить 70-летие?

-- Спрячусь в кустах! Не могу это видеть! Сейчас череда этих семидесятилетий, все друзья: Вознесенский, Арканов, Волчек, Кваша, Жванецкий -- подряд! Волчек, правда, сбежала куда-то на Кипр, так пол-Москвы, по-моему, туда уехала с нею.

Мы вот с женой свой "золотой юбилей" уже прошли. Де факто. А де юре -- еще нет. Моему маленькому ребенку 46 лет, надо еще четыре года продержаться.

-- Мне понравилась ваша фраза, которую вы сказали актеру Владимиру Зельдину: "Почему бы тебе не назвать свой вечер: "А мне -- 89"?

-- Ну да, это после того, как один мальчик (Басков) написал на афише своего концерта "Мне -- 25". А другой (Галкин) подхватил: "Мне -- 26"...

Одна журналистка спросила: "После 60 можно жить?" Я ответил: "Попробуй. Я вот пытаюсь". Все, что еще могу, я стараюсь делать: пить, любить, играть, шутить, удить -- в силу своих старческих возможностей. Лежат эти тонны сериалов -- сценарии невозможно дочитать до середины. Неинтересно! Ну, я сыграю очередного банкира или соблазнителя, или адвоката, который ворует деньги -- я ведь в основном по адвокатам или профессорам, соблазняющим студенток. Это менталитет. Поэтому -- зачем? Миллиарды за это не платят. Можно было бы зажмурившись... То же самое с рекламой. Мои студенты прибегают: "Александр Анатольевич! А в какой рекламе можно сниматься, в какой -- нельзя?" Я говорю: "Мужикам нельзя сниматься в прокладках и в перхоти. Представь: на экране все время расчесывают перхатую твою голову, а вечером ты выходишь на сцену в роли Ромео. Кто поверит перхатому Ромео?"

Надо научиться быть самим собой. Как бы ни казалось, что уже поздно. Но как только начинаешь себя формулировать -- это хана. Вообще, всякая формулировка -- это смерть. Тупик. У меня такое ощущение. Поэтому научиться быть собой -- означает научиться вести себя так, как ты создан. К сожалению, мы все время к чему-то приспосабливаемся -- к строю, к людям, политикам, тенденциям, к моде -- в большей или меньшей степени... Люди, которые изначально и всегда остаются сами собой, выигрывают. Я знаю таких людей и всегда завидую им белой завистью. Человек такой: принимай -- не принимай, люби -- не люби. Тогда легко. Иногда трудно, но легко. Хотелось бы в старости поменьше "суетиться под клиентом".

-- Александр Анатольевич, что труднее: говорить правду или врать?

-- Труднее врать. Потому что, во-первых, неприятно, а во-вторых -- придумывать надо. А потом можно забыть, и версии не сойдутся: "Как, вы же только что сказали..." -- "Серьезно? Ну я же стар..." Но правду говорить опаснее.

-- Были случаи, когда вы пожалели о том, что сказали правду?

-- Были, наверное. Но не в плане общественно-политическом. Там я вообще не вру. А в личном, когда, во-первых, врешь две разные версии. А во-вторых -- потом противно. За вранье и попадало, и попадает...

-- Как вы относитесь к деятельности своего сына на ТВ? Вам нравится то, что он делает?

-- Вообще, он серьезно занимается этим. Я даже удивлен степенью его профессионализма. Потом он занимается непротивными вещами -- все, что касается натуралистов и животных. Сейчас у него хороший проект, не знаю, как они с Костей Эрнстом -- сторговываются или нет. Называется "Идея "фикс". То есть, они собирают таких людей сумасшедших, которые делают из зажигалки вечный двигатель, самолеты строят. К примеру, у человека стоит сделанный собственными руками космический корабль. Просто не хватает одного жиклера. Я видел одного такого. Че-то он там делал, какой-то шрифт, что ли... С такими всклокоченными длинными волосами, немножко косой, с горящими глазами: "Щас, вот только одной детальки не хватает. Я работал над этим недолго -- 17 лет..." Потрясающие люди!

-- Говорят, вы просто уникальный дедушка!

-- А какой я дедушка? Вялый такой, подкаблучник. Под всеми, а внуки командуют в первую очередь.

-- То есть, они из вас веревки вьют?

-- Они не вьют, а воспитывают. "Чтоб я тебя больше в этой рубашке не видела!" -- это она мне говорит. (Внучка, маленькая, ей 17 лет.) Я спрашиваю: "Почему?" -- "Я сказала! Чтоб в этой рубашке я тебя больше не видела!" -- "Но почему?" -- "Все!".

-- Александр Анатольевич, вы, оказывается, уже и мемуары выпустили, "Былое без дум". Почему вдруг взялись за писательство?

-- Ничего я не взялся! Это меня зануда Поюровский "дожал". Ничего никогда в жизни не писал, и тут -- на тебе. Каждое утро звонил (гнусавя): "Ну, что? Сделал? Я перезвоню через час. Садись." Я говорю: "Меня не будет". -- "Я тебя найду!" Как в том анекдоте: "легче дать, чем объяснять, почему отказал".

-- Можно было нанять секретаря или пригласить журналистку с диктофоном...

-- Это я не могу. Я умею писать, понимаешь? Умею. Нужно просто заставить себя. А когда треплешься, получается не то.

-- Вы практически не расстаетесь с трубкой. А почему вы начали ее курить? Чтобы показать исключительность?

-- Просто друг мой покойный (все покойный, покойный -- надоело!), телеоператор Илечка Горевых, случайно мне привез откуда-то трубку, из какой-то Италии. Тогда! Это было знаешь в каком году? Где-то в 65-м. "Попробуй!" Я попробовал -- и пошло. Это ведь или пойдет, или нет. Нельзя так вот заявить: "Я теперь курю трубку". И вот уже почти 40 лет я с трубкой...

P.S. Признаки успеха по Ширвиндту: хороший табак, хорошая водка (анисовая), хорошая рыбалка (не на проточной воде) и хорошее настроение. Все.