Шеремет погиб, да здравствует Шеремет!

Павел Шеремет умер. Тепло синих глаз не согреет больше никого. Ироничная улыбка не прольется в пространстве мрачной жизни, где мечутся, истребляя интеллигенцию, эрдоганы и сметаются с лица земли спокойствия ницц.

Свежее слово по поводу чего-то, что...не задрожит на ряби интернета или утренней газеты. Седая прядь и знакомый голос не порадуют глаз возлюбленной. Сутки назад над Шереметом исполнился мрачный приговор. Не важно, на каком уровне осуществился сей дивный и удручающий замысел – на уровне спецслужб или личного мероприятия мести. Важно, что человека – именно этого человека – нет.

В такие мгновения как-то всю страну -  в данном случае страны – тянет если не причитать, так искать крайних. Порой скорбь эта столь грустна, что едва ли не каждый, примкнувший к медиа-сети, чувствует себя сопричастным. Если не к смерти, то хотя бы к тоске.

Тоска эта с каждым новым убийством теряет свои человеческие очертания. Убийство, вместо того, чтобы превратиться в свою противоположность – наказание, доведенное до состояния, кабы отселе никому неповадно было -  становится повседневной религией, обычаем, ритуалом, приуроченному к личному выходу в интернет.

Мои первые чувства, они же последние, по поводу столь изощренно-иезуитского ухода из жизни Павла Шеремета были ярость и недоумение. Ярость по поводу безнаказанности убийства, а не убийц – тех с помощью ФБР или местных методов как-то можно найти или вообразить. Недоумение по поводу очередного неумения нами, журналистами, продлить чью-то, пусть чью-то следующую, жизнь.

Конечно, мы, пресса, не врачи. Да и будь мы врачи, вряд ли наши усилия вчерашним утром перешибли б действия 700 граммов тротила. Но я сожалею, что мы не менты. Причем, менты не сегодняшние – а те, киношные, которые, узнав о гибели товарища, просто разорвут виновных, даже если не знали его ни дня, ни секунды.

Именно потому, что мы не менты, что всякая собака, решившаяся на "подвиг" против репортера, знает, что ее за это никогда не ждет суд Линча, но всегда – теплая сауна и ласковая рука, дарующего злато хозяина, – журналистов убивают с регулярностью, позволяющей отнести этот метод затыкания рта в диалогах, спорах и прениях к дурным привычкам.

Убивая лучших(на самом деле – всего лишь более активных), хозяева сегодняшней жизни – потому что я склоняюсь к версии заказного убийства 70 на 30 процентов –  оставляют работать в медиапространстве более шелковых  с точки зрения поведения. Отнюдь не беря во внимание того, что любой шелкопряд, вкусивший хоть грамм свободы слова, непременно вылепится в мотылька. И этот мотылек непременно ужалит куда больней, чем тот, над кем только что свершили темный приговор.

Конечно, совесть у многих мира сего отсутствует, как и элементарные понятия о важности человеческой жизни. А служивые люди, исполняющие заказные убийства, прагматичны, трепещут об одном: дабы долг в их понимании был исполнен. И многие из них даже считают себя порядочными людьми. Нимало не задумываясь, что этим они всегда служат не благу государства или заказчику, а вопреки всякому их будущему. Подчеркиваю это только потому, что многие из них полагают, что служат Богу, тогда как на деле – дьяволу.

Есть в этих историях о журналистских жизнях, которых не вернуть, и другой привкус. Это синдром круговой журналисткой беззащитности. Журналист ведь в понимании общества, кто? Тот, кто пойдет на любой риск и любое расследование ТОЛЬКО  в случае, если, дескать, ему заплатят. Тем более, что часто защищать надобно если не врага, то конкурента по цеху – а тут уже нужна едва ли не христианская выучка.

Еще 16 лет назад, когда не скажу все, но множество и большинство журналистов сплотились мысленно журналистской солидарностью после убиения Гонгадзе, все обстояло иначе. Тогда, если вспомните, судя по пленкам Мельниченко, даже власть, задумывая убийство, по-своему стыдилась и трепетала. Сейчас, во-первых, взросло иное племя медийщиков. Во-вторых, все наши ныне здравствующие племена после стольких политических манипуляций, в том числе и над их сердцами, жестко разочаровались и в целом обрели позу скепсиса и ожидания. Говоря  "Аминь" и "Царство Небесное" все мы все равно ожидаем, а что же будет дальше, в чью пользу эта потеря или тот невозврат бойца с разведки, кому это выгодно? В провинции вообще сбылось пророчество Оскара Уайльда, как то заметившего, что газеты не стоит читать, так как в них описываются преимущественно никому из нас лично не знакомые люди и далекие от нашей деревни событиях. И, словно повинуясь абсурду писателя, в делах не то что вселенского, не местнического характера провинция упрямо молчит.

Зато сразу на государствееном уровне появилась весьма не впечатляющая версия о попытке посредством убийства Павла Шеремета расшатать Украину и украинское общество. Интересно, как его можно расшатать? Разве что по принципу мотылька, взмахнувшего крылом на обратном конце планеты. Вместо того, чтобы молча найти, показать и наказать убийцу, политический истеблишмент подымает новую волну самозащитной истерии, разжигая и так нетленные огни межгосударственной вражды в охоте на ведьм.

Да, у нас самые широкие стандарты свободы слова – намного шире и качественней, чем в Беларуси или Москве, где ранее работал Павел Шеремет.

Да, я уверен, украинское правительство в его смерти не замешано – слишком уже явно издание, в котором работал Павел, обеспечивало поддержку этому правительству.

Да, наглое убийство в центре Киева несколько, но, полагаю, не критично, компрометирует выстраданную не одним майданом свободу слова в Украине.

Да, если связать убийство Шеремета с тем, в каком положение нынче безопасность в Украине как таковая, выходит страшновато.

Но лодка нации ни в коем смысле не способна к расшатыванию и гибели в волнах растревоженного множественными летними бедствиями мира.

На мой взгляд, смерть Павла должна вернуть нас к первоисточникам журналистской солидарности и круговой поруки – или же воссоздать новые таковые стандарты. Я не хочу поливать эпитетами имя Павла Шеремета или посыпать дерьмом прах Олеся Бузины. Но по существу их смерти – обе  смерти посредством убийства, это насильственное отбирание жизни, и это в обоих случаях не правильно. Но, к сожалению, наше отношение к вещам одного и того же порядка оказалось в последнее время выборочным: одних мы тотчас же безоговорочно канонизируем, других немедленно забываем. Забывая при этом о том, что журналист полезен обществу не тем, хорош он или плох(я и не только я, намного хуже большинства из вас, сие читающих). И даже не тем, за что он борется – за справедливость или против нее. В любом случае среди людей этой профессии достаточно безумцев, и я один из них, готовых встать против кого-либо только из простого принципа "в защиту явного меньшинства". Даже рискуя потерять репутацию, читателя, самого себя. Конечно, это не делает чести журналистике. Зато делает журналистику.

Посему, пока наше гражданское общество(в том числе и сами журналисты), вместо того, чтобы оградить нас, "писак", стеной абсолютной неприкосновенности, будет применять в морали принцип избирательности: ага, он не на службе у нашей команды – ну и земля ему не пухом или наоборот, надежда того, что убийства акул пера прекратятся – у нас или где-либо – будет выглядеть исключительно как утопия. 

А пока: спи спокойно, Павел. Спасибо, что был. Твоя смерть не напрасна: она учит нас жить.