Даже от тени таких трагедий становится страшно

У моего знакомого чуть больше пары недель назад погибла дочь. В последний раз, когда я видела его, по нелепой иронии мы говорили с ним о внуках, которые могли когда-то родиться в его семье. Он улыбался – это был счастливый муж и отец, в жизни которого было все хорошо. А потом у него погибла единственная шестнадцатилетняя дочь – возвращалась от друзей домой, была изнасилована и зверски убита летним вечером в своем районе. Не ночью, не в чужом городе – недалеко от дома. "Милиция" ищет свидетелей, а социальные сети живо обсуждают эту тему – от того, что это была хорошая семья, и до того, что за детьми нужно лучше следить.

Я видела своего знакомого сегодня. Знаете, это оболочка. Это тот же мужчина, но это уже не он. Голограмма и пустота вместо прежнего человека. Не уверена, что потеряв руку, он заметил бы это сейчас. Он продолжает жить по инерции, а сам смотрит сквозь собеседников, куда-то туда, откуда, к сожалению, не возвращаются. Его как бы нет рядом с нами, хотя физически он снова вышел на работу и пытается жить привычной жизнью. Как? Я не знаю. Был бы слабее – запил. Но он вышел на работу. О чем говорить с ним? Что спрашивать? О следствии он не может сказать ничего – на любой вопрос ему отвечают односложно: тайна следствия. Да и что от того, что он узнает, кто это был, какого он был возраста, первое ли это преступление и в трезвом уме совершил ли его тот, кто скрылся тем вечером от жестоко убитой им девушки. Что она чувствовала кроме ужаса? И почему они с женой не встретили ее тем вечером? Все это днем и ночью отец прокручивает сейчас в голове. Цепляется за какие-то детали, которые не сыграют уже никакой роли – было ведь и правда не поздно, и она часто ходила той дорогой, и они знали, где она, когда вернется... Но они, родители, были дома тогда и могли бы выйти навстречу, могли бы просто выйти, почувствовать что-то… И каждое такое "если бы" он прокручивает сейчас ежеминутно. Что мог бы больше ее беречь, больше любить, не отпускать, быть рядом. И, как ни крути, виноват прежде всего он сам – не уберег. И от того, кем окажется преступник, будет ли он пойман и когда-то наказан, нет никакого толку – все поздно. Им с женой жить дальше вдвоем. Идти дальше рука об руку, возвращаясь к тому августовскому вечеру (было чуть больше семи вечера) всю свою жизнь. Жизнь до и жизнь после. И больше всего хочется проснуться, и чтобы все это было неправдой. Или пусть лучше все худшее случилось бы с ним, а не с ней. И еще миллион вопросов о том, почему, как, за что.

Есть вещи, которые происходят с кем-то, но не с нами. Но даже от тени таких трагедий становится страшно – как? Я отпускаю ребенка за ворота одного. Я не всегда бываю рядом с ним. Я не всегда держу его за руку. Мы живем в одном городе с тем, кто сделал это с той девочкой всего пару недель назад. В городе, в котором много оружия, много военных, "полиции", патрулей, военных машин, и ежедневные сводки новостей. В городе, в котором жить показательно "безопасно". В городе, в котором просят помочь следствию хоть чем-то – рядом с нами всего пару недель назад была изнасилована и зверски убита школьница, девочка из хорошей семьи, которая шла от друзей домой. Было еще светло, она шла по своему району домой. Было всего-то чуть больше семи…

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии