Детство в "ЛНР": закрытые границы, мечты о море, заброшенные площадки и ночные ба-бахи

Вы замечали, что время идет совсем иначе для детей и взрослых? Детство ребенка в жизни взрослого – миг, этот же период в жизни ребенка – вечность, полная опыта, впечатлений, свершений, веховых событий и вообще, фундамент будущего. Я организовывала похороны родственницы, которая умерла в начале 2014 года. Ее сын приехал накануне похорон. Поминальный обед был на том же квартале, где прошло его детство. На входе в столовую он замер: "Здесь был дом быта, и отец покупал мне здесь мой первый костюм!" Как экскурсия в детство. Он стоял и по-детски улыбался в том морозном феврале на пороге столовой, в которой мы собрались по невеселому поводу. А в августе я проведала престарелых подруг своей умершей родственницы и услышала: "Какая она молодец! Убралась вовремя! Повезло тем, кто не дожил до этого лета, не пережил то, что пережили все мы". И они не шутили.

Интересно, если вкладывать что-то в детство ребенка, каким запомнится это детство ему? Ведь часто запоминается вовсе не то, что помнят из этого периода взрослые. Это как пересказ одного события разными людьми – каждый видит что-то свое. Возле нас три детских площадки. Две из них сделаны в разное время силами местных мужчин. Обветшалые со временем, сломанные под тяжестью молодежи, которая свиданничает там ночами. Замусоренные окурками и пивными бутылками. Есть еще одна площадка, ее, как и многие по городу, делали в период довоенной предвыборной кампанию. Прошлым летом украли турник, перед этим срезали болгаркой качели. Незавидная площадка, но лучшей все равно нет, и мы ходим туда. Делать там особенно нечего. В песочнице окурки, рядом с лавками после вечерних посиделок пивные и водочные бутылки. На технической круглой будке кривое "Спасибо деду за победу!" Мой сын с ревом уходит с этой площадки каждый раз. Ему всегда не хватает времени на эти нехитрые развлечения – горку, турник, качели, песочницу. Мы часто встречаем подростков, которые часами сидят на качелях, и, глядя на них, время становится резиновым. Они вспоминают школу, свои симпатии, ставят музыку на телефонах и безостановочно раскачиваются – как будто им нечем больше заняться. Иногда на уцелевший турник приходят спортсмены, и мой сын замирает в благоговейном трепете перед ними, а потом долго и комично повторяет отжимания. В детстве время бесконечно, вся жизнь впереди, и все еще можно успеть.

Я думаю, что могу сделать для сына, чтобы его детство – этот фундамент вечности – было счастливым? Мы ходим в бесконечные походы, похожие на неразлучников, намертво прилипнув друг к другу. Мы ходим в городские скверы и парки, пытаясь найти что-то новое, изумляемся речной черепахе и ужам, катаемся до самого неба на старых качелях под огромным тополем и это счастье – миг. Я берегу эти минуты, выключая телефон и погружаясь в свое счастье. Я собираю по капле эти воспоминания и истории перед сном: "А помнишь? Сегодня…" Чтобы услышать от сынишки: "Это был замечательный день, мама!" И в коротком отрезке детства моего сына вместе с нашим счастьем стоит война, закрытые границы, мечты о море, городские джунгли, ночные ба-бахи, ограничения, выключения воды и света, разговоры о гибели людей, между прочим, как о погоде, люди в форме по городу и люди с оружием. Его реальность и его поколение, выросшее в зоне войны, каким оно будет? Иногда я думаю о том, что мне хотелось бы стать большим зонтом над головой сына и закрыть его от всех невзгод. Превратиться в ступеньку, на которую он сможет подняться и стать выше. Укрыть его от трудностей, защитить от войны. А ведь защитить чаще всего я могу только собой, не раздумывая ни на миг. И если все это затянется, через пару лет мне нужно будет искать ответы на вопросы, которые уже сейчас он задает мне невзначай.

Сегодня мы стояли в хозяйственном, рассматривая сокровищницу нашего сельского магазинчика. И вдруг я увидела своего давнего приятеля, с которым много жизней тому назад мы встречались. Он предлагал товар по прайсу заведующей нашего сельмага. Свысока глянул на нас – на мне бриджи в краске, а сын в синих трусиках. Кивнул и продолжил перечислять товар как коробейники когда-то. До войны он был торговым представителем. Вечно был недоволен зарплатой, требованиями, должностью. Сейчас ничего не поменялось, только на машине, из которой он выносил товар, уже российский номер. А так – та же должность, те же требования и тоже состояние затяжной фрустрации, когда хочется большего, чем имеешь. И причин для стрессов намного больше. Мы подождали его немного, если бы он захотел поболтать с нами, но он был слишком занят.

...И мы пошли навстречу солнцу и первым желтым листьям, предвестникам скорой осени. Еще так много нужно успеть сделать и увидеть в этой последней фазе августа, жаркой днем и прохладной по ночам. Чтобы сыну запомнилось такое детство.