Жизнь в "ЛНР": мост смерти

Начался сезон затяжных дождей, а вместе с ними и ежевечерние, как ритуал, обстрелы. Не в нас, к счастью, но отчетливо близко и до дрожи ощутимо. Хотя иногда мелькает: "А вдруг свет отключат?" И мы мчимся в дом мыть посуду или поспешно принимать душ, про запас.

По телеку в новостях показывали Алеппо в руинах. Разрушенные дома и все такое. Мы будто даже и не смотрели телевизор, а сын закричал в огромном возбуждении: "Мама, мы были здесь! Мы же здесь были!!!" Узнал то ли Станицу с ее разрухой, то ли наши окрестности… Мы переглянулись с мамой. Вышло грустно.

По местному радио сообщили, что на мосту в Станицу умер от острой сердечной недостаточности мужчина 68 лет. В тех очередях умереть можно просто на раз. И это как-то, мне кажется, даже естественно… Простите за кощунство. Этот мост – марафон. Это как спринтерский бег, только бегут люди совершенно неподготовленные, не спортсмены. Бегут в комнатных тапках, в халатах, с тележками и ящиками вместо олимпийского огня.

Мы сегодня ходили в Станицу. С нашим синим Маквилоном – коляской-тросточкой. Сосед приделал новую подножку вместо оборвавшейся, надежно прикрутив ее саморезами, и плевать, что она какого-то оранжевого цвета из тормозной ленты – другой не было ни у него, ни у нас. С утра я сказала сыну: "Мы идем сегодня в секретный поход". И с этой интригой можно было идти куда угодно, хоть на край света. Мой сын так и говорил всем военным по обе стороны моста, что мы идем в наш секретный поход.

На мосту следы попаданий, которые нельзя пропустить или не заметить. Вот они – наши вечерние ба-бахи в живом воплощении – "подстриженные" деревья, воронки, решето металла. И те, и другие укрепляют позиции – возят песок, ремонтируют дзоты, варят укрепительную стенку. Я смогла вспомнить только бруствер и противотанковые ежи из того, что видела, чтобы рассказать сынишке. Он был в восторге. Для него все военные – командиры, которые улыбаются ему, угощают конфетами и спрашивают имя. Это действительно поход!

Весь мост пропитан запахами человеческого пота и усталости, которые не успевают выветриться. Даже не овощей, которые щедро везут с одного края на другой ловкие перекупщики (сейчас в тренде перец). Я думала, что ведь можно не бежать, а просто идти с моей "льготой" – сынишкой. Но бегут все, и ты невольно ускоряешься вместе со всеми, боясь не успеть, опоздать… Как на приеме у недружественного врача у меня перед всей очередью спрашивают, где отец ребенка и где документ о том, что отца нет… Но все измучены, устали, не имеют сил… Мне кажется, что в этой черствости и анкетных вопросах отношение ко всем нам – перебежчикам за салом, пенсиями, овощами.

Луганских видно сразу, за версту. По-стариковски наивно они говорят в магазинах: "Так хочется кушать, что у вас есть поесть?" или с упреком: "Мне еще назад идти, а вы лезете без очереди, стойте уже". И самое смешное, что наших луганских толпами ("Мне занимали, я отходила") пропускают украинские военные. Толпы тех, кто промышляет в этих дорогах, выгадывая, где дешевле, где лучше, где экономнее. Это просто нужно увидеть. Посмотреть, как скупается буквально все с полок в последнем рывке перед адской дорогой жизни по тому мосту: конфеты, туалетная бумага, колбаса ("Я уже не помню, как мне раньше нравилась")… Кажется, нет такой позиции на полках этих уютных магазинчиков, которая была бы завалящей.

Мы были сегодня зрителями. Видели, как через этот клятый мост везут стройматериалы, бытовую технику, продукты. Потом, уже на той стороне, к "военным" подошел старик и гневно спросил, почему не ведется борьба с теми, кто платит, кто спекулирует на войне: возит овощи, проходя без очередей. И я бы дослушала ответ, но мы увидели парня, который лежал на лавке в приступе острого недомогания и лежа извинялся за судороги перед собравшимися. А еще я увидела скромный памятный знак погибшим украинским военным прямо там, на мосту. То ли мы не видели его раньше, то ли его действительно только сегодня установили. Я подошла прочесть надпись, а наш трудяга-Маквилон под тяжестью продуктовой сумки упал на спину вместе с его крохой пассажиром. Пока я бежала назад, сын сказал мне: "А знаешь, так можно лежать и смотреть на небо…Классно ведь, правда?"