О том, как колониальный статус Украины на протяжении истории выработал недоверие к интеллектуалам, почему Россия уже не представляет никаких миропроектов, интересных украинцам и миру, на основе какой энергии Украина может построить свою цивилизацию, в интервью сайту "Сегодня" рассказал украинский философ, публицист Сергей Дацюк.
Фото: facebook.com/sergej.dacuk
– Украина входит в год выборов, политики будут представлять и обещать разное будущее. Как не растеряться в такой палитре предложений?
– Так как вопрос в том, что политики будут определять будущее, я оспорю этот тезис. Политики на выборах будущее не предлагают. Они предлагает перформативы – речевые акты, равноценные поступку: обещания, намерения, призывы. Почему перформативы не являются будущим и никакого отношения к нему не имеют? По простой причине, будущее – это то, что принципиально не похоже на настоящее. Политики хотят быть понятными, поэтому они говорят о продленном настоящем. Если вы начнете говорить о том, что принципиально непонятно, а будущее только таким и есть, моментально потеряете избирателя. Иначе говоря, на выборах речь о будущем не идет, но на выборах можно создавать команды и запускать процессы, которые устремлены в будущее, однако сообщать о них в рамках качеств, важных для настоящего. Например, если вы хотите запустить общественный договор, то в избирательной кампании можно использовать только два качества – это объединяет страну и задает некие стратегические рамки. Но детально рассказывать не можете, чтобы конкуренты не сказали, что это все ерунда и глупость, и этого делать не надо. Поэтому даже такие инструменты не могут быть прямыми элементами избирательных кампаний, только в косвенном виде. Вот поэтому в политических кампаниях будущее не присутствует по определению.
– Но общество должно как-то осознавать будущее страны?
– Общество не должно, но это могут делать интеллектуалы. И к ним могут прислушиваться только в том случае, если в обществе нет интеллектофобии - отторжения интеллекта. У нас такая интеллектофобия есть.
– Почему?
– Это обусловлено историей Украины. Мы практически никогда не имели своего государства, интеллектуалы, чтобы просто выжить, должны были работать на чужое государство. Это выработало интеллектофобию. Поэтому нам нужно избавиться от этой колониальной когнитивной схемы, тогда можно доверять своим интеллектуалам. Но это сложно, потому что на пути к этому стоят простые схемы представления, как у националистов или коммунистов. Там просто, все отобрать и поделить. Или все отобрать и отдать националистам. Ведь что такое нация в представлении националистов? Нация она же не для всех, а только для национально сознательных, только для националистов. Это наша родовая травма. Национализм хорош, когда мы боремся против империи, а уже в постколониальной ситуации национализм превращается в тоталитарную секту, которая с подозрением относится ко всему интеллектуальному и рефлексивному. В этом проблема, поэтому просто предъявлять какие-то стратегии, программы в обществе, зараженном интеллектофобией, практически невозможно. У нас нет представления о том, что можно построить что-то больше, чем украинская нация, построить украинскую цивилизацию.
– А какие сейчас уже есть цивилизационное проекты?
– В мире сегодня можно отметить три самых мощных цивилизационных проекта. Первый: Запад. В нем существует явный раскол между США и Европой. Американский проект опирается на скрытое управление, фактически это масонский проект. То есть, существует элита, которая управляет и понимает, что делает. У элиты есть стратегический план, а демократия является ширмой. Причем все уровни республиканского и местного самоуправления там есть, но очень многие моменты являются манипулированными со стороны элиты. Речь идет о манипуляции в стратегическом контексте, а не в ежедневном режиме. Все тактическое управление, в том числе законодательное, являются публичным, а вот стратегическое управление скрытое. Это немножко другой концепт, нежели в Европе, где стратегия тоже открытая, но на уровне философии. Как только философия исчезла, то оказалось, что возродить это нельзя. В Америке это не на уровне философии, а на уровне некого сообщества, которое вырабатывает определенные концепты не философского, а общетеоретического свойства. Но сегодня в США проблема, так как элита не является публичной, а там конфликт между двумя группами: одни за изоляцию, другие – за продолжение глобального проекта. И эту проблему невозможно решить публично. Одна часть скрытой элиты должна быть уничтожена. Это то, что сегодня происходит в Америке, там начался проект гражданской войны, какая-то часть элиты победит, и США тогда определятся. Это разорванный в себе проект.
Второй: китайский проект. Он похож на западный, но построен на немного других основаниях. Они не выпячивают универсальные вещи. Китайцы пытаются технологически повторять то, что делают США, и даже опережать их. Они пытаются установить тотальный социальный контроль. Возможно, для Китая это хорошо, поскольку конфуцианство построено на этом контроле, когда есть земля, небо, государственный муж, и мы все работаем на государство. В этом смысле тотальный контроль государства вписан в их миропредставление. Для Европы он не подойдет, а вот для России может подойти. И в демографическом плане, и в ментальном это очень подходит тому, куда движется Россия. Москва пытается ввести тотальный контроль. Украина же идет по староевропейскому пути, где свобода с республиканским договором была безусловной ценностью, а не свобода с непонятной толерантностью, где все приемлемо без заключения республиканского договора.
– На ваш взгляд, мы повторяем Европу какой давности – 50 или 100 лет?
– Думаю, что 50 лет ближе, особенно то время, когда Вторая мировая война еще не травмировала сознание людей. Прямым следствием Второй мировой является постмодернизм, который запретил тотальные концепты, развернул все свои элементы: множественность истин, толерантность и политкорректность. Сейчас в Европе признали проблемность этого пути, но другого концепта нет. Суть же не в толерантности и политкорректности, а в заключении сложных договоров на уровнях громады и республики. Если мы впускаем, условно говоря, мусульман. Не вопрос, можете верить во что угодно, но мы живем вот так и вот так. Договор на уровне местного и территориального уровня: если вы не входите в два эти договора – вы не имеете всей полноты прав. Факт жительства не предоставляет вам права. Это европейская глупость, они впустили мусульман, позволили им не войти в договора, и теперь выгребают по полной программе. В этом смысле сам постмодернизм в политическом контексте, как допустимость множественности истины – это глупость. Истина сложная, но она одна. В социальном и политическом плане она базируется на системе договоров. Если кто-то в договора не входит, то он не заслуживает недоминации (невозможности доминирования одной воли над другой – Ред.). Если ты принимаешь договор, по отношению к тебе действует принцип недоминации, если нет – нет равных прав. Так жизнь устроена.
И третий проект – исламский мир. Однако его можно рассматривать только в потенции, потому что религия очень архаична, не приемлет науку, сдержано относится к технологиям, в этом смысле проигрывает в общецивилизационном контексте. Однако в мусульманском мире началась своя реформация: арабская весна, серия гражданских войн, в том числе в Сирии. Если арабскому миру удастся сделать реформацию ислама, у него есть шанс стать большим третьим цивилизационным проектом.
Можно выделять и другие цивилизационные проекты. Например, индийский. Он уникальный, но индийцы мало работают в социальном контексте. Поэтому цивилизационный проект есть, а в социальному плане они дублируют американский проект: у американцев Голливуд, в Индии Болливуд, у американцев компьютерное программирование, у индусов свое программирование. В плане трансцендентных контекстов Индия очень достойно представлена, а вот в социальном плане она очень сильно упрощена. Если у них не будет собственного социального контекста, то весь пафос трансцендентного проекта может схлопнуться. Поэтому, когда я рассказываю о цивилизационных платформах, я говорю о западной, индийской и китайской. Когда говорю о цивилизационных платформах в социальном контексте, рассматриваю западную, китайскую и условную исламскую. Есть смещение, зависимое от угла зрения.
У Украины есть шанс представить четвертую цивилизацию. Кстати, Россия пока не попадает никуда. У нее очень слабый трансцендентный контекст цивилизационного проекта, поскольку православие в кризисе, традиция старчества мертва. В социальном контексте они пошли на цивилизационную ошибку. У них был период, когда были громадные деньги от энергоносителей, могли инвестировать эти ресурсы в гуманитарное развитие, социальные технологии и инновации, технологии как таковые. Но они потратили это все на войны, получили санкции. Пока им не удается понять ошибку.
– Почему?
– Они включили массовую пропаганду. Это не позволяет ни интеллектуалам что-то сказать и повлиять, ни политикам соорудить более вменяемую социальную повестку.
– А как же разные идеи о евразийстве и тому подобное?
– Это глупость, потому что там есть серьезная логическая ошибка. Когда говорят о евразийстве, то говорят о синергии. Вот, на их взгляд, есть Европа, и есть Азия, вместе они сильнее. Но это ошибка в понимании синергии. Я даже Дугину (Александр Дугин, российский общественный деятель, один из идеологов так называемого "евразийства" – Ред.) это объяснял, но он не услышал это объяснение. Базовый принцип синергии говорит, что интегральное объединение двух частей больше или меньше, нежели их сумма. Очень часто люди, которые интересуются синергией, автоматически выбрасывают "меньше", по умолчанию считают, что интегральное объединение это всегда больше суммы. Почему? Мне непонятно. Правильная формулировка: "больше или меньше". Для того, чтобы было больше, нужны две комплементарные части. Европа и Азия не объединяются комлементарно, они противостоят друг другу. Евразийство – это глупость, поскольку при объединении Европы и Азии они уничтожают друг друга. У них разные онтологии, установки, которые подавляют друг друга. Это просто логическая глупость.
В общем, миропроекта Россия не выдвигает, хотя для них было бы естественно поставить вопрос о человечестве, русском космизме, Вернадском, что шло в этом контексте, но они же это не развивают.
– Почему?
– Они вошли в клинч. Ну, вот Петр Щедровицкий (российский методолог и политтехнолог – Ред.) пишет о промышленной революции. Я ему пишу: какая промышленная революция, вы не решили вопрос с онтологией, какие основные установки цивилизации? Они не решили базовые вещи, хотят промышленную революцию, но не выйдет, если у вас социальная энергия утекает в пустоту. Они тратят уйму энергии на борьбу с Украиной, на борьбу с Западом.
– Все цивилизации двигаются или несколькими нациями, или очень большой нацией, а нас 40 млн. Не маловато ли это для цивилизации?
– У древнего Рима была провинция Иудея. Даже сегодня Израиль меньше Украины по территории и населению, и вот эта провинция смогла запустить тысячелетний цивилизационный проект. Чтобы запустить такой проект, не нужны огромные ресурсы. Нужен сильный концепт и уверенность небольшой группы людей, что этот проект может состояться. Поэтому при 40 млн населения Украина, если бы она захотела, построила бы целый мир. Проблема в том, что она зациклилась на своем национальном эгоизме и ничего другого видеть не хочет. Украина может получить весь мир или быть просто национальным государством. Я за весь мир.
- Европейская модель 1950-1960-х годов для нас жизнеспособна?
– Он не жизнеспособна в Европе, что уж говорить про нас. Нам надо придумать свое.
– Перед нашей промышленностью тоже должны быть особые задачи?
– Промышленная революция создает другого типа промышленность. Поэтому перед нашей промышленностью никакие задачи уже не стоят. Но перед нашим обществом стоят задачи создать другую промышленность. Даже возродить кораблестроение на существующей базе нам не удастся. Такая же история и с авиастроением. В 1990-е думали раздерибанить все, а потом вернуться к судостроению, но так не бывает. Если мы включили такие мотивации, допустили приход таких людей к власти, то эти мотивации будут длиться и длиться. Да, если бы в 1990-х годах к власти пришел судостроитель или авиастроитель, они возможно и сбереглись. Но к власти пришел ракетостроитель, поэтому немножко сохранилось ракетостроение, про все остальное забудьте. Вот в этом проблема, директор мыслил как директор. Кучма под конец каденции начал что-то понимать, но его психотип не позволил поменять систему.
– Нам часто ставят пример Польши, Чехии, Словакии и Венгрии, поскольку они интегрировались в ЕС и НАТО, были способны проводить институциональные изменения. Но они очень монокультурны и мононациональны, у нас другая ситуация. На ваш взгляд, немононациональные и немонокультурные страны вообще способны сами к каким-то изменениям, поступательному движению куда-то, в наднациональные структуры или создание цивилизаций?
– Это штука, которая из ниоткуда рождается или не рождается. Не было никаких причин появления Чингисхана. Это либо есть, либо нет. Если говорить о цивилизации, то невозможно пойти путем Польши или Сингапура. Так не бывает. Есть своя социальная энергетика, есть свои интеллектуалы, нужно пытаться воплотить их концепты. Ничего хорошего вы не сделаете, если будете копировать Сингапур, потому что Сингапур уже был и есть. И копируя Польшу, ничего не сделаем. Лучше сделать ставку на энергичные концепции внутри Украины. Потому что энергичные концепции универсальны и масштабны. Национальная концепция была энергичной в 1930-1940-х годах, в 1950-60-е были еще остатки энергии, а вот после обретения независимости – все, нам не хватит этой энергетики для создания Украины как высокоразвитой цивилизации. Эгоизма мало для больших свершений, нужна игра с другими цивилизациями, игра с трансцендентностью, игра космического масштаба.
Потребительская инфляция
Учетная ставка
Официальный курс евро
Официальный курс доллара
Международные резервы
Главные темы