Школьная Анна
— Гаспар, ваш новый фильм "Любовь" уже успел обрести славу скандальности. В Украине его показ разрешен только для зрителей старше 21 года, а в России его воообще запретили (из-за многочисленных сцен порнографического характера). Что думаете по этому поводу? И вообще — о чем ваша картина?
— Мой фильм — о том, как иногда бывает радостно, но в той же степени болезненно влюбляться. То, что зритель видит на экране, — это мелодрама, а не порнография, как говорят некоторые. Там есть сюжет: люди встречаются, расходятся, плачут, смеются. Я не мог себе представить, что через 50 лет после сексуальной революции кто-то будет запрещать фильм о страсти, где есть сцены секса. Как по мне, секс — это вообще самое сильное влечение, которое только может быть между юными людьми. В их возрасте я сам такое испытывал, немало страдал. В "Любви" я не прописывал подробные диалоги в сценарии, актеры в большей части импровизировали на площадке. Именно в этом мне кажется вся естественность создания фильма о любви. Когда телесные жесты и оттенки голоса соответствуют эмоциям человека лучше, чем его слова. Мне до сих пор кажется удивительным, что в этом жанре до сих пор не было подобного фильма о влечении, ведь это чувство переживал в свое время, думаю, каждый человек на земле. Я много лет настаиваю на том, что в кинематографе должен существовать отдельный жанр "Любовь" — ведь жанр ужасов, например, же существует, а это тоже человеческое состояние.
— Расскажите, как вы подбирали актеров на главные роли в этом фильме?
— На съемочной площадке я был сосредоточен больше на актрисах, чем на актерах, ведь для них это был первый опыт в кино. Моя главная задача была найти правильную пару, которая в жизни парой никак не является. И еще перед съемкой я им сказал: "Вам необязательно в друг друга влюбляться, но вы должны принять харизму каждого, ведь без этого не будет чувствоваться никакой страсти". Кстати, актеры встретились уже непосредственно на площадке, до этого они знакомы не были.
— Вы строгий режиссер на площадке? И как воспринимаете просьбы актеров изменить какую-то сцену?
— Я абсолютно спокойный режиссер и очень дружелюбный человек. Со своими актерами я больше дружу, чем работаю. Когда я предлагаю какому-то актеру или актрисе играть в моем фильме, это значит, что теперь мы должны стать друзьями. Для меня очень важно, чтобы актеры чувствовали себя счастливыми на площадке. Перед съемкой мы всегда разговариваем на любые темы, не касающиеся работы, чтобы создать непринужденную атмосферу. Я никогда не снимаю фильмы с людьми, с которыми бы не поехал отдыхать.
— Ваш другой фильм "Необратимость" тоже называют скандальным из-за 9-минутной сцены изнасилования героини Моники Белуччи. Как вы ее уговорили на это? И вообще — как проходили съемки этой картины?
— И Моника Белуччи, и Венсан Кассель были рады сниматься в этом фильме, и с их стороны это был очень смелый поступок, ведь по сценарию у них были сцены с полной обнаженкой. Сцену изнасилования я снимал два дня. В первый день нам понадобилось три дубля и во второй столько же. Мы снимали в хорошем настроении, все были веселыми. Не знаю, чувствует ли это зритель через экран. После каждого дубля мы осматривали отснятый материал, и помню, как Моника все время была недовольна тем, как она кричит, мол, не натуральны ее вздохи. А еще ее очень волновало, как ее будут бить по лицу, чтобы действительно не оставить ей синяки... Кстати, чтобы настроить Венсана на сцены, где он должен был сыграть ярость, я показывал ему именно эти кадры изнасилования Моники. Кстати, еще до их участия в "Необратимости" я приглашал их в другой проект, который назывался "Опасность", но они отказались. Перед самой подачей "Необратимости" на фестиваль в Каннах у меня случилась большая проблема. Пересматривая очередной раз фильм, я увидел, что у актера, играющего маньяка, после содеянного оказалась застегнута ширинка. Возникает вопрос, как он мог совершить изнасилование в таком виде? Я судорожно начал придумывать, как это исправить. Звонил разным специалистам по спецэффектам. Лучшее, что они предложили, так это просто дорисовать мужской орган. Три недели из-за этой оплошности я думал только о том, что же делать с этой чертовой ширинкой (смеется). Когда я показал смонтированный материал Монике, она посоветовала, ничего не говорить продюсерам, мол, никто не заметит. В итоге эта застегнутая ширинка так и осталась в кадре. А вообще, мне по жизни повезло. Продюсеры и каналы не диктуют мне правила, как я должен снимать, или еще хуже, заниматься самоцензурой. В этом плане я счастливый режиссер — снимаю то, что действительно хочу снимать, а не то, что надо другим.
— Почему вы показываете жестокость на экране, хотя за это вас часто критикуют?
— Я понимаю людей, которым не хочется видеть жестокость на экране, но что поделаешь — она же существует в реальной жизни. И иногда документальные фильмы получаются даже намного жестче, чем художественные. Согласитесь, что сцена пыток в документальном кино цепляет намного сильнее, чем в художественном. Если люди играют акт насилия в кино, это не означает, что они сами страдают от этого. Но, поверьте, я бы никогда не убил животное ради съемки.
Главные темы