Святослав Вакарчук хочет уйти со сцены

— Вы несколько лет подряд попадаете в список 100 самых влиятельных людей Украины. Что это значит — быть влиятельным человеком?

— О званиях, наградах, статусах я никогда особо не думал. Как говорят на молодежном сленге — не заморачивался. Это ведь ничего, кроме очередного упоминания в СМИ, не дает. Есть и есть.

— В прессе неоднократно появлялась информация о том, что группа "Океан Эльзы" собирается взять тайм-аут. Иногда музыканты просто хотят отдохнть друг от друга, иногда это становится рекламным ходом и группы много лет колесят с прощальными гастролями и турами. Зачем вы берете паузу?

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

— На самом деле все очень честно. Я не говорил, что мы уходим со сцены, что это прощальный тур, что группа прекращает свое существование. Да, писали, что нам надоело играть, что вместо "Океана Эльзы" будет что-то другое или вообще ничего не будет. Все неправда. Просто последние несколько нет у нас беспрерывные гастроли — по 100 концертов в год. Выдержать такой график не то чтобы невозможно, но я чувствую, что нужна пауза, чтобы вернуться с новыми силами и энергией. Нужно просто взять и даже искусственно себе сказать: "Стоп". Творческий человек не может постоянно одну и ту же шарманку крутить. Мне просто становится неинтересно, я начинаю себе врать. Такое бывает редко, но бывает, признаюсь. Бывает, я ощущаю на концерте, что думаю, хотя обычно на сцене я не думаю, а живу в другом мире. Но если ты начинаешь что-то анализировать во время песни — это означает, что ты не до конца искренний. Я боюсь таких вещей, считаю, что обманываю людей, которые привыкли к тому, чтобы я полностью им отдавался. Но это все легко лечится — нужна просто пауза.

— Вы волнуетесь на сцене?

— Нет. Я уже давно выступаю без волнения. И я не согласен с тем, что если ты не волнуешься, то перестаешь быть настоящим артистом. 

— Вы не думали о том, чтобы стать продюсером? Может быть вы хотите взять паузу именно для этого?

— Да, есть в этом правда. Я нашел двух ребят: одну девочку из Львова и парня из Грузии. Пока нахожусь в эксперименте, ведь никогда не скрывал того, что для меня писать песни более интересно. Если бы мы не стали популярными и не смогли бы этим зарабатывать деньги, у меня была другая профессия, то я бы все равно писал. Я не могу прожить неделю и ничего не написать. Я не хочу ставить эксперименты, но тем не менее, я готов на год уйти и не петь. Но я точно не готов отказаться от сочинения песен — будет ломка.

— Сейчас на телевидении выходит очень много шоу, которые помогают пробиться молодым талантам. Если бы 20 лет назад было подобное, вы бы рискнули в них поучаствовать?

— Нет. У меня другой характер — я слишком самолюбив, не люблю, чтобы мне кто-то указывал. Возможно, я сейчас так говорю, потому что раньше этого не было. Но я вот представляю себя 19-летним парнем, который начинает свою музыкальную карьеру... Я бы не стоял в очереди — я бы скандал какой-то закатил обязательно.

— Вы однажды сказали, что для вас Киев — это жена, а Львов — это родители...

— Я имел в виду, что у каждого человека наступает в жизни такой момент, когда он выходит из родительского гнезда. Вот для меня Львов — это и было родительское гнездо. Но не только в буквальном смысле — квартиры и дома, а в принципе — там я начинал.

— Решение о переезде вам нелегко далось?

— Так получилось, что я ждал этого. Чтобы делать что-то дальше в жизни, нужно было делать шаг и идти дальше, покинуть это гнездо. И Киев меня принял. Хотя первых несколько лет мне было очень тяжело, как человеку, родившемуся в городе со средневековой европейской архитектурой. Для меня Киев состоял из спальных районов и центра. Но я не хочу обидеть Киев, тем более, сейчас я люблю его намного больше, чем Львов.

— Вы — один из тех певцов, которые не молчали во время последних событий в Киеве.

— Вы знаете, вот раньше, на­­пример, во Львове жили разные национальности. И каждая из них ходила в свою церковь, чтила свои традиции. И это для меня модель идеального мира. Делать из всего винегрет не нужно, я против этого. У каждого народа должно быть что-то свое. Но при этом делать какие-то искусственные заборы тоже не нужно. Когда мир глобализируется, границы не нужны. И я очень рад, что занимаюсь музыкой — в ней нет границ.

— Принято думать, что жизнь рок-музыканта — это секс и наркотики. Признайтесь честно: в вашей жизни это было?

— Естественно, что в моей жизни было всякое. Но я правду скажу: я никогда не пробовал тяжелых наркотиков и не хочу.

— Вы из очень из интеллигентной семьи. Ваш отец — ректор Львовского университета им. Франко, экс-министр образования и науки, доктор философии...

— Мой папа не только замечательный человек, но и мой близкий друг. Я бы сказал, что он мой самый близкий друг. Если мне совсем-совсем трудно и нужно принять решение, для которого мне не хватает жизненного опыта, я ему звоню и прошу совета. Причем не факт, что так, как он мне скажет, я и сделаю. Но для меня очень важно его мнение. Так было, конечно, не всегда. Да, в детстве он был для меня неприкасаемым авторитетом. И до момента занятия музыкой у меня был типичный комплекс известного отца.

— А как ваш отец отнесся к тому, что вы решили поменять физику на музыку?

— У нас изменились отношения именно в тот период, когда я начал заниматься музыкой. Они переросли постепенно из отношений отец-сын в отношения друзей. Думаю, что я заслужил его отношение ко мне как к другу как раз тем, что переломил ситуацию. За что я ему благодарен, так это за то, что он, в отличии от многих родителей, проявил мудрость. Я уверен, что ему не нравилось то, что я собирался делать. Но он никогда явно, прямо, этого не показал. Он как бы отошел в сторону тогда.

— А вам было тяжело?

— Конечно. Я чувствовал дистанцию. Привык, что я всегда могу к подойти к папе, а он мне скажет: "Это хорошо, а это плохо". Но тогда, я бы даже сказал единственный раз в жизни, я сам интуитивно понял, что нашел себя. Причем это случилось не сразу. Мы года два или даже три занимались. Я уже не учился в университете — поступил в аспирантуру, потому что собирался стать ученым. Мне был 21 год, когда я понял, что мне нужно поменять свою жизнь. Помню, как пришел к родителям, и помню этот разговор. Я сказал родителям, что у нас все серьезно и нам предложили в Киеве контракт, а это уже другая жизнь. Родители мне ответили, что "это твой выбор", "ты взрослый человек". Я не помню ни одного слова "ура", но я не помню и нареканий. Так что мне повезло и я благодарен. Прошло года 3—4, когда мы начали набирать обороты. И тогда мой папа впервые пришел на концерт. До этого он никогда не ходил на наши концерты, хотя мама ходила. И когда папа первый раз приехал в Киев — это было в 2002 году — я понял, что он мной гордится.

— А что вы можете сказать о своей маме Светлане Александровне?

— Мама у меня очень интересный человек. Она физик по образованию. И она рисует. Сначала она рисовала для себя, как говорится, "в стол". Она у меня очень скромная. Я ей все говорю: "Продавай картины", а она не хочет. Что-то дарит, что-то показывает на выставках. И мне кажется, что моя свобода в музыке — это от нее. Но на самом деле и у папы тоже семья творческая. Его старший брат был профессиональным художником. А когда он был юным и жил во Львове, то на улице играл на контрабасе.

— То есть, гены все-таки играют свою роль.

— Мне мама рассказывала, что я пел всегда. Мне было 2 года, и я пел народные песни. Хотя я пел все, что я слышал. Причем дети обычно поют фальшиво. Я тоже пел фальшиво, но повторял до тех пор одну и ту же песню, пока она не начинала звучать чисто.

— Ваша история противоречит стандартным историям о жизни рок-музыкантов.

— Я думаю, что на самом деле стереотипы — это плохая вещь. Стереотип заставляет обычного человека изначально складывать себе образы. Вы знаете, не факт, что я бы стал рок-музыкантом, если бы хорошо знал какой-то классический инструмент. Просто образования у меня не было и единственное, что мне оставалось, это играть рок. Там все просто и не нужно специальное образование. Но потом я понял, когда стал старше, что музыкальный талант можно облечь в любую форму.

— О вашем семейном положении чего только не говорят. Все таки, вы женаты или нет?

— У меня есть семья — и это самое главное.

— А вы готовы иметь детей?

— Да, я к этому готов. В принципе, я думаю, что планировать такие вещи нельзя, но где-то в подсознании личная жизнь в творческом таймауте играет главенствующую роль.

— Дом для вас — это крепость?

— Я Телец по гороскопу. А все Тельцы любят уют. Я очень люблю комфорт, но 15 лет гастрольной жизни сделали из меня человека походного. Я мог бы жить в пяти домах одновременно или даже в отелях, главное, чтобы в том месте, где я ложусь спать и просыпаюсь, было уютно. Вот недавно мы закончили строить наше новое жилище, и я понял, что для меня что-то делать в доме намного интересней, чем там находиться. Так что привязанности к любимому дивану у меня нет.

— А какой он — ваш дом?

— Ну, я о доме и семье, как правило, не говорю. Но он в пастельных тонах — я не люблю яркие вещи.

— Достаток для вас важен?

— Я не одержим деньгами, но я точно не бессребреник.

— Есть ли у вас любимая страна?

— В Европе это Великобритания, Испания и Швейцария. Великобританию я люблю за фундаментальность и за стиль, Испанию — за климат, кухню и характер, а Швейцарию — за стабильность. Для такого человека как я, у которого каждый день что-то новое, очень важно бывать в местах, где столетиями ничего не меняется. И я хочу иметь возможность быть в таких местах, но при этом я не мог бы там жить постоянно.

С Вакарчуком мы пообщались на съемочной площадке шоу "Добро пожаловать" (канал "Украина").