"Плен очень ломает личность и, собственно, поэтому очень часто эти люди не хотят делать никаких активных действий, чтобы защищать свои права"
"Мы системно не занимаемся документированием, но до сих пор ко мне приходят люди, которые освободились недавно и хотят предоставлять свидетельства. Я постоянно спрашиваю, были ли они в списках СБУ, знала ли о них миссия ООН по правам человека. Они часто дают ответ "нет", о них никто ничего не знал, о них не знали органы государственной власти в Украине, и единственная причина, по которой они пришли ко мне - чтобы эта история где-то осталась задокументирована. Плен очень ломает личность и, собственно, поэтому очень часто эти люди не хотят делать никаких активных действий, чтобы защищать свои права.
Еще вопрос - условия содержания этих людей. Сами условия содержания являются пыткой, и я почувствовала некоторую профдеформацию, когда в свидетельствах, которые мне предоставляли, человек рассказывал о том, что постель, в которой он находился, вообще не менялась, и этот человек был вынужден оборачивать подушку своей футболкой. Я ловлю себя на мысли "ага, значит была постель", ведь есть люди, которых удерживают без кровати и постели как таковой. И люди находятся в таких условиях годами.
Проблемный вопрос - вопрос изоляции. Люди, которые находятся в незаконном пленении в ОРДЛО, очень часто изолированы от внешнего мира. К ним не имеют доступа международные организации, даже Международный комитет Красного Креста, поэтому информация, которую мы получаем - эпизодичная, неполная.
Есть очень распространенная практика пыток и отсутствия лечения. Это позволяет говорить о системности, организованности этой политики на всей территории оккупированного Донбасса. Это может говорить о преступлениях против человечности и военных преступлениях. Это происходит не только в "Изоляции", но и во множестве других тюрем, которые мы идентифицировали.
Если что-то случается с Олегом Сенцовым или Владимиром Балухом, или если в оккупированном Крыму кого-то помещают в ШИЗО, мы об этом можем говорить публично. А когда к нам приходит сообщение о том, что одного из пленных переводят в психбольницу в ОРДЛО, мы не можем об этом говорить публично, ведь не можем проверить это или опровергнуть. Сразу возникнет вопрос: откуда и по каким источникам мы получили информацию. Такого рода вещи, которые становятся нам известны, мы вынуждены передавать только закрытыми путями международным организациям, просить это проверить, вмешаться, это очень усложняет возможности для адвокации и для международного давления", - рассказывает Матвейчук