О насилии в интернатах, "армии" потенциальных сирот и рецептах для Украины: интервью с Дарьей Касьяновой

В украинских интернатах воспитываются десятки тысяч детей и только девять тысяч из них – сироты. Интернатные учреждения получают финансирование на койко-место и заинтересованы, чтобы их учреждения были заполнены. При этом эксперты отмечают: дети в интернатах подвергаются насилию, не адаптируются к самостоятельной жизни и часто получают психологические травмы. В интервью "Сегодня.ua" программный директор "СОС Детские деревни Украина" Дарья Касьянова рассказала о проблемах воспитания в интернатах и о том, что может стать альтернативой закрытым учреждениям.

"Интернатные учреждения сами забирают себе детей"

- В интернатах воспитывается 100 тысяч детей. Кто туда попадает и можно ли говорить, что для такой страны, как Украина, это много?

- Чудесный вопрос, который задают себе все много лет. Просто нужно понимать предысторию. Когда Украина получила свою независимость, никто особо не учитывал, куда распределяются дети. После распада Советского Союза, если говорить о какой-то системной работе с детьми, – ее как таковой никогда не было. Интернаты выполняли функцию образовательных учреждений. Там дети учились, там дети жили, там дети получали так называемую путевку в жизнь. А что будет дальше, особо никого не волновало. В 2013 году было проведено подобное исследование командой уполномоченного по правам детей (Ю. Павленко). Кол-во детей было 117 тыс.

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

Министерство семьи, молодежи и спорта (2005-2006 гг.) в свое время пыталось упорядочить и посчитать, сколько у нас детей, которые действительно сироты без родителей, которые нуждаются в заботе государства, а сколько других детей. Тогда их и посчитали. В 2007-м, например, таких детей было 103 тысячи. Уже в 2013-м таких детей было 92 тысячи. Надо понимать, что сегодня у нас война в стране, аннексирован Крым, нет части Донецкой и Луганской областей, где находятся наши дети, не попадающие в общую статистику. И даже несмотря на это, на сегодняшний день детей-сирот, лишенных родительской опеки, в Украине – около 90 тысяч. При этом в интернатных учреждениях у нас находится 100 тысяч детей. Только 9 тысяч из них – сироты, у остальных детей есть родители.

- Остальные – это неблагополучные семьи?

- Первый путь – это неблагополучные семьи. Это какие-то нерадивые родители, у которых детей, как правило, отбирают. Отбирают социальные службы, потому что они видят, что родители, например, постоянно пьют или не заботятся о детях, есть жестокое обращение. В этом случае есть процедура, при которой детей изымают из семьи. В начале их размещают в центр социально-психологической реабилитации (так называемые приюты). Потом должны лишать этих родителей родительских прав – и ребенок приобретает статус лишенного родительской опеки и попадает в интернатное учреждение.

Фото: архив

Как правило, дети, которые находятся в интернатах, – без статуса. Родители не лишены родительских прав. Они как выпивали, так и продолжают выпивать, а ребенок находится в интернатном учреждении. При размещении ребенка в интернате они пишут заявление "Прошу временно разместить моего ребенка в интернатном учреждении в связи со сложностями материальными или здоровьем родителей". По сути, в этой ситуации мы больше заботимся о родителях, потому что пристраиваем детей в интернат, а родители спокойно продолжают пить и вести тот образ жизни, к которому привыкли. Хотя все специалисты, все психологические исследования показывают, что, по сути, ребенок является единственной мощной мотивацией, которая позволяет родителю подняться с социального дна, если он уже туда начал опускаться. Это первый путь попадания детей.

Второй путь попадания – это дети, которые имеют различные сложные заболевания, инвалидности. К сожалению, наше общество не толерантно, хотя пытается всячески об этом кричать. И конечно, когда рождается ребенок с инвалидностью, с тяжелой патологией и так далее, мама имеет право отказаться от своего ребенка. Формально отказаться, потому что такой формулировки, как отказ от своего ребенка, нет. И таких детей тоже размещают в интернат. Это самые сложные на самом деле интернаты 3-4-й степени. Они принадлежат Министерству социальной политики. Там находятся дети-инвалиды. Находятся они там, как правило, до 35 лет.

Я общаюсь со многими родителями, которые были вынуждены отдать своих детей именно в такие учреждения. Это не связано с тем, что родители не могут о них заботиться или не хотят. К сожалению, рядом просто нет поддержки для семей с такими детьми. Если в селе, например, у матери родился больной ребенок, она бы, может, и оставила бы его и воспитывала бы. Но ближайший центр со специалистами находится через 100 километров – и она физически не может туда добраться, на это нужны деньги.

Третья категория – когда интернатные учреждения сами забирают себе детей. Это самый распространенный способ. Я общалась ни с одним воспитателем интерната, которым просто говорили: "План такой. Вы должны обойти такие-то районы". У них есть документы, которые говорят о том, что в таком-то районе проживают многодетные или малообеспеченные семьи. "Идите, рассказывайте о нашем интернате". Если порыться, можно найти в интернете объявления, где интернаты сами вербуют – пишут о том, что "у нас пятиразовое питание, кружки – зачем вам париться, приводите своих детей отдавайте. Целый год они у нас, а на лето будете забирать". Как правило, вначале не забирают на выходные, потом не забирают на каникулы – и на лето тоже часто родители забывают забрать.

"Интернатные учреждения сами забирают себе детей. Это самый распространенный способ. Я общалась ни с одним воспитателем интерната, которым просто говорили: "План такой. Вы должны обойти такие-то районы". У них есть документы, которые говорят о том, что в таком-то районе проживают многодетные или малообеспеченные семьи"

- Насколько я знаю, ситуация в разных регионах Украины отличается. Говорят, на западной Украине значительно меньше сирот...

- Это миф. Специалисты и общественные организации считают, что у нас 90 тысяч сирот, но мы считаем детей из Крыма, Донецкой и Луганской областей. Минсоцполитики показывает около 76 тысяч детей-сирот, лишенных родительской опеки. Если посмотреть на структуру этого сиротства, то, конечно, у нас почти 90% детей воспитываются в семейных формах воспитания: это приемные семьи, детские дома семейного типа и опека. Прежде всего – родственная опека. Более 66 тысяч детей воспитываются под опекой родственников. Но если мы говорим в целом об интернатных учреждениях, о тех 100 тысячах детей, то, к сожалению, и во Львовской, и в Закарпатской, и в Тернопольской областях интернаты для так называемых детей из малообеспеченных семей заполнены полностью.

Ребенок "зависает" в учреждении. По сути, это скрытые сироты, потому что статус государство не дает – с одной стороны, сейчас не до этого, с другой – заблокированы и не работают суды (судебная реформа, люстрация), а с третьей – есть команда: чтобы не портить показатели региона, без веских причин не лишать родителей родительских прав.

- Вы уже говорили о том, что военный конфликт сказывается на статистике. Экономическая ситуация также влияет на решение родителя оставлять ребенка или воспитывать в интернате?

- Это сложная, но важная для исследований тема. Во время войны родители, как правило, не бросают своих детей. Если не происходит форс-мажорных ситуаций, когда родители погибли либо попали в плен, стараются детей не бросать.

"Во время войны родители, как правило, не бросают своих детей. Если не происходит форс-мажорных ситуаций, когда родители погибли либо попали в плен, стараются детей не бросать"

Те же приемные семьи и дома семейного типа, которые находились в Донецкой либо Луганской области, – мне известен только один факт, когда семья уезжала в Россию и оставила своего приемного ребенка. Они привели его в социальную службу и сказали: "Так и так, поскольку мы не имеем права вывезти его за пределы страны, мы его оставляем". Остальные приемные семьи и дома семейного типа от своих детей не отказывались. Но если брать ситуацию в целом, то, конечно, социальное неблагополучие увеличивается.

И действительно есть случаи, когда родители погибли. Обычно все эти случаи громкие и мы с вами о них знаем. Первый случай был в августе 2014-го, когда под обстрел попала семья, погибли мама, папа, бабушка, старшая сестра – осталась 5-летняя девочка. Такие громкие случаи мы все отслеживаем и знаем, что все эти дети воспитываются родственниками. Они не брошены, не оказались в интернатном. Был подобный случай в Славянске: погибли родители у девочки, украинский военный спас ребенка. Он долго переживал, что с этой девочкой. Я лично узнавала – я знаю, что эту девочку под опеку взяла старшая совершеннолетняя сестра.

Фото: архив

Наша организация "SOS Дитяче містечко" работает в Луганской области – и на неконтролируемой, и на контролируемой территории. Самая сложная ситуация – с "серой" зоной, потому что в основном там остались маргинальные семьи, которые и до войны вели не очень хороший образ жизни: выпивали, не заботились о своих детях. Сейчас эта ситуация усугубилась, поскольку нет работы. Помощь они не получают, потому что общественные организации и гуманитарные миссии предоставляют помощь определенным целевым группам.
Эти семьи как бы остались брошенными, не получают помощь, не работают. Они выпивали до этого – сейчас еще больше выпивают. Конечно, мы получаем информацию, что есть такие случаи, когда дети, например, остаются ночевать в школе, не хотят идти домой, потому что дома родители пьют. Их не изымают не потому, что не хотят изымать, а потому что там не осталось социальных служб. Заполненность социальных служб, которые, по сути, должны выполнять эту функцию, мониторить, проверять, что происходит с семьями, смотреть, – 39%. Физически некому выполнять эту работу. Не везде есть участковый, который бы отслеживал, – вообще там как бы и не до этого.

В "серой" зоне Донецкой и Луганской областей таких неблагополучных семей много. Конечно, специалисты прогнозируют, что после того, как, даст бог, война закончится, количество детей, которым государство будет вынуждено дать статус детей, лишенных родительской опеки, увеличится.

- Насколько увеличится?

- Думаю, таких детей будет не меньше 5 тысяч. Если случай, с которым я лично сталкивалась: девочка, у которой погиба мама, почти год прожила у своей соседки в доме. У нее не было статуса, она не обратилась в социальную службу. Живя у своих соседей, она окончила 11-й класс, уехала поступать в вуз. Приехала поступать, сказала, что у нее нет родителей, погибла мама, – оказалось, у нее не было даже свидетельства о смерти мамы. Очень долгая процедура, чтобы, по сути, дать ей этот статус. Мало ли, как жизнь повернется – документы должны быть в порядке.

- Что происходит с теми детьми, которые остались в интернатах на оккупированной территории?

- Точно то же, что и с детьми, которые остаются в интернатах в Киеве.

- То есть там нет проблем с финансированием, с питанием?

- Я думаю, что нет проблем. Потому что все равно люди везде одинаковые. Если мы хотим кому-то помочь, мы идем в интернат. Поэтому добрые волонтеры – и украинские, и российские, и те, которые есть в Донецке и Луганске, – в первую очередь собирают помощь для детей, которые находятся в интернатных учреждениях. Опять же, забывая о том, что у этих детей, как правило, все равно есть родители. Другое дело, что причины попадания детей в интернат в Донецке и Луганске немного другие.

Мы опять сталкиваемся с тем, что дети, находящиеся, например, в Домах ребенка Донецка, – это дети, которые родились с серьезными патологиями. Либо это третий или четвертый ребенок, очень тяжелая материальная ситуация – прежде всего, из-за бедности семья вынуждена ребенка отдавать в интернатное учреждение. То есть причины в основном таковы. Сказать, что в Донецке или Луганске у всех малышей погибли родителей, нельзя.

Есть родители, которые воюют. Было несколько случаев, что воюют родители – как правило, кто-то один: мама или папа. И поэтому ребенок находится в интернатном учреждении и не подлежит усыновлению. У меня есть информация, что в Донецке идет процесс усыновления и в донецких учреждениях жители Донецка могут усыновить детей. То есть наша законодательная база украинская переведена на русский язык, немного усовершенствована. Они обучают усыновителей – и люди усыновляют детей.

"Было несколько случаев, что воюют родители – как правило, кто-то один: мама или папа. И поэтому ребенок находится в интернатном учреждении и не подлежит усыновлению. У меня есть информация, что в Донецке идет процесс усыновления"

"Интернаты– это территория несвободы. Это то же самое, что тюрьма"

- Насколько я понимаю, вы против того, чтобы помогать интернатам

- Категорически.

- Почему?

- Есть много разных причин. Во-первых, я много лет работаю, объездила многие интернаты в разных регионах Украины. Я считаю, что интератные учреждения очень хорошо финансируются – это раз. Там действительно хорошая материально-техническая база. Я не беру какие-то убитые интернаты крайне тяжелые для детей с инвалидностью – туда, как правило, и волонтеры не доезжают, потому что все равно все любят красивые картинки: чтобы приехали, чтобы дети пели и танцевали.

Я считаю, что чем дольше мы будем финансировать интернатные учреждения, чем дольше мы будем возить туда конфеты, игрушки, тем дольше они будут существовать. Интернаты – это территория несвободы. Это то же самое, что тюрьма, только для детей. Такая комфортабельная тюрьма. Поэтому я считаю, что если у нас есть деньги, время и желание помочь, нужно помогать тем, кто реально нуждается. Не все семьи бедные семьи плохие из-за того, что пьют, – есть семьи, которые просто не могут справиться с жизненными обстоятельствами.

Фото: архив

Есть очень классное высказывание: "Если хочешь помочь ребенку, помоги его семье". Как бы мы ни старались помочь интернатному учреждению, все равно, когда мы не знаем, что произойдет с переданной помощью после нашего ухода, когда двери закрылись. Я не сомневаюсь, что во многих учреждениях работают хорошие сознательные люди, которые любят детей. Но прежде всего у этих людей есть свои дети, которых они любят больше, и все равно они уходят домой ночевать к своим детям. А в интернате дети остаются сами. Поэтому там очень много случаев насилия, которые не могут доказать специалисты, есть много случаев неуважительного и пренебрежительного отношения к детям, к их потребностям. Часто сами выпускники интернатов, с которыми я общаюсь, рассказывают, что на Новый Год к ним в один день могли приехать 5 спонсоров. Для каждого они готовили концерт. Им вручали по коробке конфет – диатез и аллергия, зубы портятся от конфет.

"Часто сами выпускники интернатов, с которыми я общаюсь, рассказывают, что на Новый Год к ним в один день могли приехать 5 спонсоров. Для каждого они готовили концерт. Им вручали по коробке конфет – диатез и аллергия, зубы портятся от конфет"

 - Вы начали говорить о насилии в интернатах. Известно о конкретных случаях? И как можно с этим бороться?

- Они как раз не любят рассказывать больше всего, потому что считают, что в этой системе, пока она существует, любой рассказ о насилии порождает еще большее насилие в интернатном учреждении со стороны сотрудников. Как правило, насилие есть со стороны старших детей к младшим. И оно происходит не потому, что они хуже или лучше. Дети становятся жестокими, они разочаровываются – в конце концов, им нужно куда-то эту свою агрессию девать. И самый простой способ – "дедовщина": найти младшего и слабого и на нем полностью отыграться.

Об одном таком случае рассказывала выпускница интернатного учреждения. Они попали в детский дом с братом, который был младше нее на 3-4 года. Новый год, пришли спонсоры, дали всем конфеты. Брат был маленький, в концерте не участвовал. Она взяла конфеты и отнесла брату. Воспитательница увидела это – и ей за шиворот на спину налила горячую манную кашу. Для обычного человека непонятно, за что ее наказали: старшая сестра принесла конфеты младшему брату. Но такое насилие есть.

Лично у меня есть опыт, когда усыновители забирали свою девочку из одного из детских домов Днепропетровской области. Когда они ехали на машине, они остановились – ребенок захотел в туалет. И они увидели, что на попе у 4-летнего ребенка – отпечаток от утюга. Спросили: "Что это такое? Как это произошло?" Она сказала: "Я днем не хотела спать". Понятное дело, в Доме ребенка нет старших детей – там только персонал. Вопрос – что произошло с этим человеком, почему маленькие дети вызывают у него такую злость и агрессию? Наверное, это профдеформация. Буквально на прошлой неделе мы были на тренинге-семинаре в Вене, где было презентовано исследование, что в любой институциональной опеке есть факты насилия. Почти 74% разных видов насилия подтвердились.

- Это не только у нас – это везде?

- Это везде. То есть это не потому, что Украина – это потому что институциональная система, интернатная система. Она такая по отношению к ребенку. Не может быть хорошего или плохого интерната – он всегда плохой. Что такое интернат? В 7 утра проснулись, все вместе пошли умылись, сходили в туалет, хорошо, если почистили зубы, потому что не у каждого есть своя зубная щетка. Это отдельная тема – как часто меняют зубные щетки в интернатном учреждении. Дальше все оделись, пошли поели, что им принесли. Они не выбирают – что дали, то и съел. Дальше школа – как правило, эта школа находится на территории интерната.

Это все закрытая территория. Есть интернаты, которые называют себя интернатами семейного типа. В них дети ходят в общеобразовательную школу, которая находится где-то рядом. Но это, опять же, ни хорошо, ни плохо для ребенка – все равно он возвращается в те же стены, его друзья из класса прийти к нему не могут и есть масса вредных для ребенка ограничений.

Первая проблема, с которой сталкиваются дети, которые попадают в интернат в маленьком возрасте: у них не формируется привязанность. Что такое отсутствие привязанности? Когда ребенок, вырастая, не может никого любить, не верит, что могут любить его, и никому не доверяет. Он постоянно всех испытывает на прочность. Он из Дома ребенка попал в детский дом, из детского дома – в интернат, из интерната – в ПТУ, из ПТУ – в армию, а из армии – в лучшем случае, на завод. За это время вокруг него поменялось столько взрослых людей, что он не помнит, как их звали и кем они были. Хорошо, если были 2-3 значимых человека, к которым он действительно смог привязаться. Почти все дети, прошедшие эти этапы, говорят о том, что в возрасте 13-14 лет ненавидели всех. Особенно младших, к которым приходили усыновители. Это детская позиция: это жалость к себе, разочарование, что его не забрали в свое время в семью. С такими случаями на самом деле можно работать, но очень часто об этом просто не задумываются.

"Почти все дети, прошедшие эти этапы, говорят о том, что в возрасте 13-14 лет ненавидели всех. Особенно младших, к которым приходили усыновители. Это детская позиция: это жалость к себе, разочарование, что его не забрали в свое время в семью"

Например, сейчас в Украине активно появляются наставники. Можно искать и сильные, и слабые стороны этого явления. Как правило, взрослые дети, уже вышедшие из интерната, говорят: "Да, наставник – это круто. Но все равно, когда мне было 15-16 лет, я очень хотел, чтобы меня забрали в семью". Дай бог, чтобы движение наставничества развивалось – оно должно быть максимально профессиональным. Но нужно понимать, что все равно ожидания у детей будут больше, чем просто наставник, который будет приходить и помогать делать уроки или рассказывать, как в этой жизни все устроено.

- Вы говорили о насилии со стороны воспитателей. А были ли на вашем опыте прецеденты, когда это было расследовано и наказано?

- В моем опыте было два таких случая. Первый – девочка со следом от утюга. Тогда сразу же я позвонила заместителю губернатора Днепропетровской области, было проведено расследование и эту няню уволили. Второй – это был не интернат, а приют в одном из городов. Там были массовые случаи, когда детей в приют привозили в наручниках, либо в наручниках они там содержались, чтобы не убегали. Этих детей искусственно изымали из семьи. Прямо в школу на уроки приходил милиционер и изымал этих детей, потому что родители не выполняли свои обязательства. Дети хотели убежать к своим родителям, они не понимали, что происходит. Детей содержали в наручниках. Если ребенок начинал вести себя агрессивно, его помещали в изолятор. Это был второй случай, когда почти всех сотрудников уволили.

- Вы сказали о том, что иногда не хватает средств гигиены, а ранее говорили о хорошем финансировании. Куда тогда уходит это финансирование?

- Финансирование предполагает определенные нужды. Например, штаны или рубашка – на такой-то период, зубная щетка – на такой-то период. Такая "потребительская корзина". Волонтеры же редко привозят зубные щетки.

Общественные организации с опытом, которые много лет работают с детьми, говорят: "Вы хотя бы у детей спросите, что им нужно. Не везите то, что говорят сотрудники интерната, – попытайтесь наладить контакт с ребенком". Как правило, девочки просят какие-то средства личной гигиены, потому что в интернаты ее не закупают. Мальчикам тоже особо дезодоранты не выдают и не учат ими пользоваться.

Я знаю девочку из одного из мариупольских учреждений, которая мне рассказывала, что им запрещают пользоваться средствами личной гигиены (дезодорантами, шампунями), чтобы не было никаких запахов, иначе мальчики будет плохо реагировать, приставать – и если они вас изнасилуют, виноваты будете вы, потому что вы себя так вели. Там никто не обучает правилам личной гигиены, что нужно за собой ухаживать, нужны определенные средства, без которых никак в повседневной жизни. Поэтому, к сожалению, из-за каких-то крайностей, из-за отсутствия элементарной культуры и образовательных моментов прежде всего страдают дети.

У нас любят преимущественно маленьких детей. Подростки же не будут петь и танцевать, не будут общаться – как правило, они закрытые, сами в себе. С такими детьми не особо интересно. Получается, что одни дети, по сути, задарены подарками не всегда нужными, а для детей постарше важнее общение и возможность узнать новое, как-то развиваться. Это два разных мира.

- Возможно, вы слышали о случаях, когда за усыновление маленького ребенка директора просят отдельную плату, есть отдельные списки и очереди – вы сталкивались с такими ситуациями или это тоже миф?

- Поскольку я 9 лет работала в сфере усыновления, я много слышала о подобных случаях. Говорила: "Давайте я пойду, помогу и разберусь" – ни разу этот случай не подтвердился. Рассказывали и другие мифы: что если ты хочешь прийти и посмотреть ребенка, нужно прийти в интернатное учреждение, заплатить кому-то какие-то деньги и выбрать себе ребенка. Об этом говорят только те люди, которые не знают, что такое усыновление.

Потому что, прежде всего, если я усыновитель и хочу усыновить ребенка, я не имею права просто пойти и зайти в детский дом. Вначале я должна пойти в службу по делам детей, собрать пакет документов. Должны прийти и проверить, в каких условиях я живу, я должна получить справку из психиатрической больницы, что не состою там на учете. Месяца 2-3 занимает процесс сбора документов. После этого документы подаются в службу по делам детей, усыновитель пишет заявление и получает статус кандидата в усыновители. С этого момента он начинает поиск ребенка.

Но опять же, нельзя просто зайти в интернат. Служба по делам детей открывает тебе базу данных детей, которые есть либо в этом районе, либо в этой области, либо в Украине, в зависимости от того, какого ребенка мы ищем. Начинается поиск ребенка, в котором устанавливается или не устанавливается контакт. Я тоже слышала, как люди говорили: "Ой, это так дорого стоит, требуют взятки". Но в моей практике эти случаи не подтвердились.

Действительно, есть очередь на маленьких детей. С чем это связано? Все думают, что дети сиротеют в возрасте от 0 до года. Это не правда – дети сиротеют в любом возрасте: и в 5, и в 10, и в 15, и в 18 лет. И каждому из этих детей нужны новые родители. И нужно им эту возможность обеспечить. Например, ко мне обращается семья со словами "Мы хотим ребеночка – месяцев 6". Через полгода они усыновляли мальчика лет 6. Это работа – нужно смотреть, чтобы они понимали, на что они способны, какие у них есть возможности.

В усыновлении действительно много нарушений. Например, как происходит установление контакта в интернатном учреждении? Это такой травмирующий фактор как для ребенка, так и для потенциальных родителей. На установление контакта приходит директор детского дома, психолог, воспитатель группы. Они все садятся за стол в кабинете директора, приходят родители, которые в первый раз видят ребенка, независимо от возраста. Воспитатель или директор может взять ребенка за руку и сказать: "Вася, ты что, будешь от нас уходить? У нас же скоро новогодние праздники?" Именно такая схема установления контакта. Так, чтобы остались один на один, как рекомендуют специалисты, или в присутствии социального работника – так не происходит. Интернатное учреждение всячески давит на ребенка. Как вы думаете, какой ребенок согласится при таком прессинге сказать: "Да, я хочу с вами познакомиться"? Вот явное нарушение, которое очень сложно отследить.

"Воспитатель или директор может взять ребенка за руку и сказать: "Вася, ты что, будешь от нас уходить? У нас же скоро новогодние праздники?" Именно такая схема установления контакта"

Второе нарушение – суды. Наши суды, в которых рассматриваются дела об усыновлении по полгода. Полгода ребенок может сидеть в интернате, когда уже родители собрали все документы, когда установлен контакт. Ребенок сидит в интернате, родители – дома, а суды постоянно откладывают дела. Это тоже реальное нарушение, с которым тоже нужно бороться.

"Нельзя ставить задачу "мы хотим сократить количество детей в интернатах на 50%" – это дурацкая задача"

А что тогда делать в ситуации, когда 90 тысяч детей, у которых как бы есть опека, находятся в интернате? Куда, если не в интернат?

- Во-первых, нужно подходить к каждому ребенку индивидуально. Это самый простой способ. Есть пример, когда одно из учреждений Днепропетровской области было закрыто. Там сделали оценку потребностей детей, проанализировали, что это за дети. Общественная организация пообщалась с каждым конкретным ребенком. Оказалось, что все эти дети – из одного района. Школы там не было и функцию школы выполнял интернат, в котором они жили на протяжение 11 лет.

Для этого должны работать социальная служба – центр социальных служб для семьи, детей и молодёжи, служба по делам детей и органы опеки и попечительства – все вместе. Например, глава сельского совета или мэр города, которые возглавляют органы опеки и попечительства, представитель отдела образования, представитель здравоохранения – кто-то же детей отправляет в интернат? Как правило, без особой причины. Пришла мама, написала заявление – или ей сказали: "Пиши заявление, а то мы тебя лишим родительских прав". То есть нужно индивидуально подойти к каждому ребенку. Это не сложно.

Фото: архив

100 тыс. детей на самом деле, не так уж много, особенно, если учесть, что за годы независимости численность детей в Украине сократилось на 50% (в 1991 – было 13,5 млн. Детей, в 2016 – 7,6 млн. детей). Т.е. нужно бережно относиться к каждому ребенку, оценивать профессионально ситуацию, потребности и учитывать интересы каждого ребёнка. Прежде всего, фильтр на входе: смотреть, по какой причине его отправляют в интернатное учреждение. Почему это исследование вызвало такой резонанс? Потому что оказалось, что в этих интернатных учреждениях находятся и дети, которые воспитываются под опекой у родственников. То есть опекун оформил на ребенка опеку, получает деньги за то, что ребенок воспитывается в семье, но при этом ребенок находится в интернатном учреждении.

- И сколько, по вашей экспертной оценке, процентов детей не пропустит этот фильтр?

- Я думаю, процентов 40 детей останутся в семьях. Конечно, с этими семьями нужно будет поработать, нужно будет их поддержать. Будет процентов 20-30 детей, которых будет нельзя возвращать в биологические семьи, потому что за это время семья утратила все свои родительские компетенции: они спились или их действительно нужно лишать родительских прав. Но для этих детей есть другие формы, которые успешно работают в Украине: приемные семьи, детские дома семейного типа и усыновление. Если мы не можем найти ребенку семью внутри страны, нужно искать международных усыновителей. К Украине иностранцы до сих пор проявляют большой интерес.

- Почему тогда дети отправляются в интернаты, а не в приемные семьи? В этом заинтересована система и она сама себя защищает?

- Думаю, так просто проще. Например, город Киев разделен по районам. У каждого района есть руководитель. Допустим, что-то произошло – ночью отец избил мать и ребенка, это повторяется неоднократно – что нужно делать в этой ситуации? Изымают ребенка и размещают его на время в приют, в Центр социально-психологической реабилитации. Ребенок по закону может быть в этом Центре социально-психологической реабилитации до 9 месяцев – это максимум.

Реально чтобы выяснить, что за ситуация и насколько все плохо в биологической семье, достаточно трех месяцев, чтобы понять, можно вернуть ребенка в семью или нет. Например, папа – агрессивный наркоман, а услуг по реабилитации у нас нет. В течение трех месяцев специалисты делают вывод, что, к сожалению, возвращать в биологическую семью нельзя. Что будем делать? Во-первых, можем оценить потребности ребенка – чего хочет он. У ребенка есть родственники, ближайшее окружение. Как правило, есть бабушки, дедушки, тети, дяди, сестры, братья и так далее. Идет анализ ближайшего окружения ребенка. Европейские специалисты говорят, что можно найти в ближайшем кругу нормального адекватного взрослого, который бы мог взять опеку над этим ребенком.

- Это может быть не обязательно родственник?

- Это может быть не обязательно родственник. Это может быть крестный или крестная, это могут быть соседи, с детьми которых дружит этот ребенок. Если такой возможности нет, если мы оценили потребности ребенка, понимаем, что он травмировал, есть смысл, чтобы с этим ребенком продолжали заниматься психолог, социальный работник еще 2 месяца. За эти почти полгода уже происходят какие-то изменения. Ребенок уже по-другому себя ведет. В этой ситуации происходит оценка его потребностей. Начинают говорить о том, что "может быть, мы тебе найдем другую семью". Ребенок, как правило, говорит, готов или не готов он к этому. И начинается процесс поиска новой замещающей семьи.

У меня есть некоторая аллергия на интернатные учреждения – и она связана с тем, что ничего хорошего там не происходит. Если поговорить с детьми-выпускниками интернатных учреждений, особенно со взрослыми, оказывается, что из класса в живых может остаться пару человек. Тот начал колоться, тот – пить, тот – пошел и повесился. Если мы говорим об успешных проектах, наверное, после успешных проектов такое не происходит.

"У меня есть некоторая аллергия на интернатные учреждения – и она связана с тем, что ничего хорошего там не происходит. Если поговорить с детьми-выпускниками интернатных учреждений, особенно со взрослыми, оказывается, что из класса в живых может остаться пару человек. Тот начал колоться, тот – пить, тот – пошел и повесился. Если мы говорим об успешных проектах, наверное, после успешных проектов такое не происходит"

Мы встречались с коллегами из Албании, Хорватии, Грузии – даже Германии и Австрии. И все они говорят о том, что проблемы везде одинаковые. Решения этих проблем могут быть разные – все зависит от государственной стратегии, финансовых возможностей, человеческих возможностей, профессионализма и так далее.

Пока в нашей стране эти проблемы пытаются "латать" и методом тушения пожаров решать общественные организации, работающие в этой сфере. Если взять в целом, профилактикой сиротства сейчас на уровне государства никто не занимается. Нет кадров, потому что центры социальных служб сократили персонал. Плюс на них взвалили кучу других важных вопросов: это и переселенцы, и бойцы АТО, и инспектирование для получения субсидий. Масса всего, но не работа с семьей, не профилактика сиротства.

Поэтому если говорить о том, сколько у нас детей, которые потенциально могут пополнить армию сирот, думаю, это не меньше 300 тысяч. Потому, что люди у нас бедные с прогрессирующим феноменом выученной беспомощности. Когда в семье появляется 2-3 детей, ситуация усугубляется. Масштаб проблемы колоссальный. Но хочу подчеркнуть, что бедная семья – это еще не значит, что ребенку там плохо. Один из родитель-воспитатель детского дома семейного типа говорил, что когда к нему приходят дети из интернатов, они умеют есть, но абсолютно не обладают социальными и жизненными навыками. Они не умеют позаботиться о себе. Они привыкли к потребительскому отношению, что ему все должны. Когда приходит ребенок из крайне бедной семьи, возможно, он не умеет пользоваться вилкой и ножом, но он гораздо быстрее социализируется, адаптируется, у него выше уровень эмпатии, он может отдавать, делиться своими чувствами. Ребенок из интерната – нет, он все сидит в засаде и ждет подвоха. Ребенок травмирован, и с этой травмой приходится очень долго работать.

Скаждым годом становится все сложнее и сложнее работать с этими детьми. Особенно когда они достигают подросткового возраста – у них появляется демонстративное (иногда агрессивное) поведение. Это связано с тем, что в нужное время не придали значения травме разрыва с биологической семьей. Это надо делать вовремя. Если ребенок лишился семьи, чем быстрее специалисты окажут психологическую помощь ребенку, тем выше вероятность, что ему помогут, и он сможет нормально адаптироваться в новой семье. Если этим не заниматься, эта травма превращается в постоянно кровоточащую рану. Конечно, эти дети выдают совсем другие реакции. Родители удивляются, почему он такой неблагодарный – его взяли, воспитывают, а он так себя ведет. Но он себя ведет не потому, что он плохой, а потому что он по-другому не умеет. И он считает это нормальной реакцией

- Если подытожить, какой рецепт должен быть для Украины? Какие-то конкретные шаги.

- Во-первых, идеальных рецептов не существует. Дело в том, что Украина уже много лет движется в нужном направлении. Но она делает шаг вперед и 5 шагов назад – и сидит, ждет. Еще в 2007-м была написана стратегия, где было все четко прописано.

- Что предлагается в этой стратегии?

- Во-первых, активное развитие семейных форм воспитания. Это должно быть не бездумное развитие семейных форм воспитания (приемных семей, детских домов семейного типа) – должно быть качественное продуманное развитие семейных форм воспитания для тех детей, которых нельзя усыновить, и тех детей, которых нельзя вернуть в биологическую семью. Это первый шаг – продолжить то, что и так делается.

- То есть надо увеличить финансирование?

- Не надо. Это все есть. Продолжить делать то, что и так есть. Просто должны быть все на своих местах, чтобы это делать. Это первый шаг: продолжить качественно готовить приемных родителей и родителей-воспитателей. Второй шаг – усыновление тех детей, которые находятся в интернате, которые подлежат усыновлению. Третье – помониторить и понять, что каждый ребенок из 100 тысяч детей, находящихся в интернате, там делает, насколько законно он там находится. И тех, кого возможно, нужно вернуть в биологическую семью, а детям, которых нельзя вернуть в биологическую семью, дать статус. 

Должна быть четкая стратегия поддержки украинской семьи. Например, в семье родился ребенок с какой-то проблемой. Семья должна знать, куда она может обратиться, где она может получить помощь. Идеально, чтобы эта помощь была бесплатной. Базовая стандартная помощь – стандартизированный пакет социальных услуг, которые можно получить по месту проживания семьи бесплатно.

- И в идеале приемные семьи и детские дома семейного типа полностью заменят интернаты?

- В идеале биологическая семья должна улучшиться, чтобы через некоторое время количество детей, которые будут попадать в приемные семьи и детские дома семейного типа, будет гораздо меньше. Сейчас ежегодно в Украине 8-13 тысяч детей становятся сиротами, из них около половины идет под опеку своих родственников. Тоже очень сомнительная ситуация. Например, бабушка-алкоголичка воспитала мать-алкоголичку. Мать-алкоголичку лишили родительских прав, а бабушке-алкоголичке дали под опеку внука. Нужно всегда смотреть и руководствоваться интересами ребенка. Нужно посмотреть и понять, что это за семья, любят ли там его, хочет ли он там остаться. Ничего сложного в этом нет. Дети-сироты всегда были, есть и будут. Родители умирают, дети остаются. Другое дело, что нужно сделать так, чтобы ребенок оставался один как можно меньше времени. И желательно, чтобы в то время, пока он один, ребенок находился в нормальных человеческих условиях, а не в стенах интерната.

- И когда мы придем к результату, который вы описывали?

- Я оптимист – я верю, что мы придем. Но не знаю когда. Когда государственные мужи повернутся передом к детям и семье, тогда точно придем. Пока у нас другие интересы: война, экономика, электронное декларирование.

Масса проблем, но в этой массе проблем дети и семья ушли на дно. Но, по сути, это то, из чего состоит наше общество. Мы состоим из семей, в которых воспитываются дети. Мы упускаем время, нужно не только думать, но и делать. Все прописано, все рецепты известны. Общественные организации готовы делиться опытом и обучать – мы готовы обучать за свой счет, мы не просим за это денег. Мы готовы подключаться к разработке различных программ на национальном уровне, на региональном уровне, на уровне громад, где живут конкретные семьи и дети. Другое дело, что это должна быть консолидированная позиция. Должна быть выработана единая стратегия, четкое видение, чего мы хотим.

Мы хотим, чтобы через 20 лет наши украинские дети жили в благополучных биологических семьях. Нельзя ставить задачу "мы хотим сократить количество детей в интернатах на 50%" – это дурацкая задача, потому что дети все равно там останутся. Надо укреплять биологическую семью.