Вячеслав Добрынин: "Бандиты меня не трогали, наоборот, еще отстегивали"

С Вячеславом Добрыниным мы пообщались за кулисами "Славянского базара". Он рассказал.. .

ОБ ЕВРО-2012 НА ПЕНСИИ

Ностальгии по тем временам, когда я собирал стадионы, а женщины после моих концертов рыдали, нет. Эти слезы я вижу и сейчас, но в других проявлениях — как ответ на ласку, на нежность, на чувства, связанные лично со мной и при моем непосредственном участии. А популярность естественна, когда ею занимаются. Но мне не до пиара! У меня сейчас самое удобное время: я сам решаю, где, когда и как мне выступать, я не жалуюсь ни на отсутствие внимания, ни денег. И на корпоративы меня приглашают, и я хожу (по данным российских концертных агентств, Добрынин берет за выступление от 12 тысяч евро. — Авт.). А тогда выбирали меня и использовали как штучный товар. А пиаром пусть Басков и Киркоров занимаются — они все короли, шуты, необыкновенные. Я же — обыкновенный человек и вообще уже чувствую себя пенсионером (артисту — 65 лет. — Авт.). И я ухожу на пенсию, заканчиваю и певческую, и композиторскую карьеру. А на заслуженном отдыхе собираюсь поехать в Украину на Евро-2012, может, и в воротах еще постою (кстати, Добрынин уже много лет болеет за московское "Динамо" и почти никогда не пропускает матчи этой команды. — Авт.).

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

О "СОЛИ" ДЛЯ ЗЕКОВ

Как-то Симон Осиашвили принес мне бумажку со словами песни "Не сыпь мне соль на рану", а я как раз сидел за роялем, музицировал. А я посмотрел и ужаснулся: как же я, человек с академическим образованием, могу позволить себе написать музыку к такому! Какие-то раны, лезвие, ужасное сочетание слов "не говори навзрыд". Я сказал: "Нет!", а сам на автомате смотрел на слова и музицировал. И сочинил. Но петь отказался, и эту "Соль" предложили Коле Расторгуеву — он тогда еще был начинающим артистом. Коля согласился, мол, я такой здоровый, брутальный, как захриплю. Но потом на запись не приехал. Пришлось по дружбе выручить Осиашвили и самому спеть. А потом... Я ее спел в нескольких музыкальных передачах, в том числе и на "Утренней почте", и такой бум пошел. Мне аж неловко было! Меня потом стали часто и на зоны приглашать петь. Ведь, оказывается, "Не сыпь мне соль", как и "Колдовское озеро", — для них блатные песни. Да вообще часто перед организованными преступными группировками на их сборах выступал и удивлялся, что многие из них были скромно одеты, без наколок, говорили на понятном мне языке. А главное — меня никто не трогал и крышу не предлагал, наоборот, они еще мне за пение отстегивали.

О СВИТЕ ПУГАЧЕВОЙ

Мы познакомились с Аллой еще в 1970-м году, когда она пришла прослушиваться в оркестр Олега Лундстрема, а я там работал. Мы очень сдружились и часто с моей первой женой ходили к ней в гости. Я знал покойную маму Пугачевой, видел маленькую Кристину. Тем более Алла сошлась с моим близким другом по имени Виталий, они жили, как бы сейчас сказали, в гражданском браке. Ее первый брак с Миколасом Орбакасом, от которого Алла родила Кристину, к тому времени закончился. А с Виталием они любили друг друга, года два были вместе. Все изменилось после ее поездки на конкурс "Золотой Орфей". Мы втроем — я, моя жена и Виталий провожали Аллу в аэропорту. В первом туре она исполнила мою песню "Я прощаюсь с тобой...". Но победила, спев потом "Арлекино". Пугачева проснулась звездой и потом мало-помалу, как она поет в своих песнях, мы стали отдаляться. Ей нужна было свита, не то чтобы она нас отбросила, но вокруг нее стали толпиться какие-то люди и, как правило, малообразованные. А я не хотел быть частью свиты.

Я уже к тому времени закончил МГУ, защитил диссертацию, мне грозило быть научным сотрудником. И, кстати, моя фамилия до 26 лет была Антонов. Это я ее уже потом на Добрынина поменял, когда понял, что с головой уйду в музыку, а на эстраде уже один Антонов, который Юрий, был. Кстати, мне как научному работнику светило 180 рублей за месяц, а как артист я за одно выступление получал 300, вот и я решил тогда, что лучше займусь музыкой.

О ТРАВЛЕ И ФАНЕРЕ

Меня власть не трогала, зато плаху над молодыми артистами держал Союз композиторов. На худсовете мою песню "Все, что в жизни есть у меня", которая потом стала шлягером, восемь раз рубили. За глаза говорили: "Добрынин — выскочка". А в лицо: "А вы член Союза композиторов?". Я честно отвечал: "Это вы члены, а я — мозг". Зато были шансы пробиться через "Грамзапись" — у них зарплата зависела от количества проданных пластинок, причем миллионным тиражом. Кстати, в те времена это было единственное коммерческое в эстраде. А фанеру, я считаю, в массы понес хитрый Андрей Разин во времена "Ласкового мая", который набирал бездомных детишек, клепал из них группы и командировал во все города Советского Союза. Из них петь живьем никто не мог, но один раз кто-то записал все эти песни, растиражировали и пошло-поехало. Но даже когда народ узнал об этом обмане — ему было все равно. Для многих зрителей важно, чтобы на сцену просто вышло знакомое лицо, пообнимался, поцеловался и, как сейчас модно говорить, — сфоткался. А под фанеру он пел или нет, неважно.

О ЖЕНАХ ИРАХ

Не понимаю, когда мне говорят: "Вы такой певец!". Я себя таковым не считаю. Певец — это Хосе Каррерас, у него есть голос, он им играет, что звук аж льется, а я — только извлекаю звук. Называйте меня автор и исполнитель — меня это устраивает. Не обижаюсь, когда меня называют женским композитором — у меня же каждая песня о любви, а всего я написал, как говорят, 1000 песен. Недавно пытался вспомнить, как их писал, но все так и не смог. А под влиянием влюбленности в теперешнюю супругу я написал всего одну песню — "Никто тебя не любит так, как я". Мою жену зовут Ира. Мы с ней уже 27 лет вместе. Кстати, это моя вторая супруга, а первая тоже Ира — я специально выбрал, чтобы не путать. По крайней мере, в какой-то пикантный момент, если бы я назвал жену именем бывшей, то точно не получил бы по морде. Кстати, на эту песню покушался Филипп Киркоров — хотел спеть для Пугачевой, он же, как обычно, признавался Алле в любви в песнях.