"ВТОРОЙ РАЗ Я БЫ, ПОЖАЛУЙ, НЕ ВЕРНУЛСЯ"

...Победить в себе аллергию к "коллективным" письмам со "столбиками" фамилий -- не могу, хоть убей. Аллергия началась с "Правды" и "Литературки", когда бичевали Сахарова и Амальрлика, "размазывали по стенке" Синявского и Григоренко, предавали анафеме Буковского и Малинковича.

Прошло много-много лет. И вот совсем недавно -- письмо. Сто подписей. Нигде не опубликованное, тем не менее оно производило впечатление "тяжелой артиллерии".

Это было обращение отечественных ученых, деятелей культуры и искусства к творческой интеллигенции Европы. Под ним подписались известнейшие в державе люди -- академик Амосов, писатель Загребельный, кинорежиссер Ильенко, спортсменка Дерюгина...

Но, главное, инициатором, автором текста и вообще "заводилой" был политолог Владимир Малинкович.

Директор украинского филиала Международного института гуманитарных и политических исследований, все-таки в родном Отечестве он более известен как один из членов правозащитной "Української Гельсинської Групи", редактор забугорной "Свободы", запрещенного у нас "Форума"... "Вечный" диссидент, политэмигрант мог бы жить припеваючи в Мюнхене, а он взял и навсегда вернулся в Киев.

...Каюсь, "письмо ста интеллигентов" использовала как повод, чтобы встретиться с Владимиром Дмитриевичем. Интервью он терпеть не может и успешно отбивается от предложений залезть ему в душу. И в то же время, несмотря на инфаркт, заводится с полуоборота, если тема задевает за живое.

Югославия -- это живое. "Письмо ста" -- о Югославии. О том, что если европейская интеллигенция не скажет свое слово в защиту страны, попавшей в опалу к НАТО, -- понятие справедливости можно похоронить навсегда.

Владимир Малинкович

...Сорок лет назад Малинкович в Ленинграде отстаивал университетский "луч света" -- бердяевский кружок. За что и был изгнан из альма-матер. Тридцать лет назад выступал против танков в Чехословакии. За что его пообещали расстрелять, но до трибунала не дошло -- всего лишь месяц продержали в казарме как лицо неблагонадежное. Двадцать лет назад "за Афганистан" его выставили за границу как крайне вредный нашему строю элемент.

Бороться с произволом -- это как бы его профессия, хотя есть еще две -- врач и журналист.

...-- Владимир Дмитриевич, хотела начать с восклицания, мол, как это вас с письмом угораздило?!. Но, боюсь, обидитесь.

Он делает вид, что нет, даже наоборот. И слегка изумляется: "Да почему ж "угораздило"? Диссиденты сражались и письмами тоже... Только, конечно, не в поддержку партийного режима", -- сдержанно объясняет и по-хозяйски предлагает чаю с пряниками.

Тихо-мирно чаевничать с Малинковичем -- абсурд, посему вынуждена еще раз наступить на "больную мозоль".

-- Диссидент по натуре противник коллективных писем. Уж кто-кто, а он хорошо знает, как в свое время "за компанию" писали те, кто даже представления не имел, о чем речь...

Хозяин квартиры на Костельной от чая не отвлекается и в полемику не вступает...

-- Ну, помните, как "полоскали" Солженицина? Половина обличителей даже не читала "Ивана Денисовича"! Об "Архипелаге" я вообще молчу... А чего только стоило письмо по поводу Сахарова? Треть подписавшихся потом каялась, что вообще не знали, о ком речь... А "Рэмбо"? Помните, как разражались посланиями? И признавались, что сами не смотрели, но все равно гадость.

Владимир Дмитриевич намек понял сразу, но подбирает слова, дабы его отповедь выглядела поделикатнее -- гостей обижать негоже.

-- Знаете ли, мысль написать такое письмо европейской интеллигенции возникла вовсе не спонтанно... И, конечно же, все подписавшиеся "имели понятие" -- о чем речь... Полтора месяца бомбят Югославию. Может ли человек, по духу, по крови относящий себя к интеллигенции, оставаться безразличным? Достаточно ли ему сводки новостей по НТВ и разговоров об этом на кухне?.. Может ли он вообще спокойно жить, когда в Европе началась война, причем такая беспардонно-безжалостная?..

...Он завелся...

"Я покидал страну, когда была еще интеллигенция, вернулся -- она фактически исчезла". -- "Ну как же! Совсем?.." -- "Если интеллигенция не реагирует на самое острое и болезненное в мире -- значит серьезного интеллектуального слоя в обществе нет".

-- И все-таки с вами вместе выступили сто человек... Разве мало?

Он улыбается очень грустно. Слишком грустно, чтобы назвать это улыбкой.

-- ...То, что произошло в Югославии, -- страшно. И это хуже того, против чего я протестовал раньше. Хуже Чехословакии 68-го года, хуже Афганистана.

-- Почему хуже?

-- Потому что здесь не просто нарушение суверенитета страны, здесь -- очень много всего в один узел связалось...

На одну из маленьких демонстраций протеста Владимир Малинкович вместе с дочкой Машей вышли с плакатом. "Демократы -- против НАТО", -- было написано на ватмане.

-- И эта фраза раздражала как левых, так и правых. Левые недоумевали: дескать, демократы и есть НАТО, такие же плохие, купленные-проданные. И правые, прозападники, возмущались: "Что вы пишете?! НАТО и демократы -- синонимы!"

За этот плакат, кстати, Машу "для выяснения личности" отправили в райотдел. Малинкович сбегал домой за паспортом дочки, принес документ в милицию и застал трогательную картину: после разговора с Машей стражи порядка сочувствовали югославам. Это так, к слову.

-- Почему Косово хуже Чехословакии?

-- Потому что это -- симптом заката Европы и гибели европейской культуры. На смену этой культуре придет цивилизация, которая не есть культура. Бердяев говорил: "Это не культура -- это хвост культуры". И сегодня мы имеем технологическую цивилизацию -- очень сильную, которая к культуре имеет весьма далекое отношение... Для меня это большая драма: демократия, которая теряет позиции, потому что она уже не демократия.

..."Мы -- дети "оттепели", и я -- дитя своего времени, -- говорит Малинкович. -- Колебался вместе с партией, но партия потом стала колебаться назад, а я -- нет. Я верил в хрущевскую "оттепель".

-- Но оттепель прошла. Снова -- заморозки. А я продолжал...

-- ...Таять.

-- И так "дотаял" до Чехословакии.

-- Когда вы вернулись из Мюнхена... Поразительно: практически все диссиденты, побывавшие в политэмиграции, если возвращались, то делали это шумно, с кучей интервью... А вы -- нет. Молча.

-- Второй раз я бы, пожалуй, не вернулся, -- пытается улыбнуться Владимир Дмитриевич, но снова улыбка выходит печальная: ему слишком больно, он многое здесь уже пережил. "Верил в так называемую русскую интеллигенцию. Думал, что она сможет возродиться. Вот это и была моя ошибка. Русской интеллигенции нет".

-- Этот слой погиб. В России, правда, в меньшей степени, а у нас -- практически совсем. Когда-то он жил за счет "толстых журналов". Публикации в "Новом мире", "Знамени", "Нашем современнике" -- были процессом духовного сопереживания. Этого больше нет.

"Для меня ценно, если общество состоит из личностей. А у нас личностей мало... И такое отношение к обществу уничтожает симпатии ко мне сразу очень многих".

Он лишился огромной зарплаты в Германии добровольно, чтобы приехать сюда. Еще раньше он сознательно отказался от докторской диссертации ради того, чтобы заняться диссидентством. Он отказался в Мюнхене от врачебной практики, чтобы издавать журнал, который приносил одни убытки. Но журнал был намного важнее, чем гонорары преуспевающего врача-радиолога.

...Диссидентов у нас именовали "отщепенцами", и каждого в то время обвиняли почему-то в изнасиловании. Почти весь "хельсинский состав" шел по этой статье. На Малинковича было заведено потрясающее дело: заражение вензаболеванием гражданки Гумайло из Черновцов. Он был в Киеве, гражданка -- в Черновцах. Только КГБ понимало, как можно "заразить" на расстоянии.

-- Диссиденты делились на две категории: правозащитники и националисты. Нами занималась Москва, тот же отдел, что и Сахаровым. Относились к нам иначе, чем к националистам.

-- Вы были страшнее?

-- Нет, они. С ними делали, что хотели, и убивали в лагерях. Но у них в народе, в Западной Украине, была опора. И их боялись...

-- А вас?

-- А нас?... Так мы ж и есть -- отщепенцы!

О Вячеславе Черноволе он сказал: "До эмиграции у нас почти не было никаких отношений. Иногда встречались на митингах возле памятника Шевченко. Познакомились в эмиграции, когда он после лагеря приехал туда... Я, кстати, передавал его письмо -- с просьбой к израильским друзьям прислать вызов... Это было до того, как он стал львовским лидером... И хоть у нас были совершенно разные общественные позиции, я уважаю его. Потому что он для Украины сделал гораздо больше, чем все гетманы вместе взятые".

-- Скажите, вам все равно -- за кого бороться? За сербов или Анжелу Дэвис?

-- Было бы неискренне, если бы было все равно. Есть иерархия ценностей: семья, потом друзья, потом город, страна и так далее. Знаете, в моих жилах есть сербская кровь... Но дело не в этом. В них течет еще три крови -- украинская, русская, еврейская.

"...Я люблю Россию, но против русского шовинизма -- это да... Московская интеллигенция -- в 60-е мы молились на нее. И теперь сказать, что это не мое -- предательство. Это -- мое".

-- Но раз вы стали автором письма в защиту сербов, значит, все-таки в вас немножко говорит та четвертая часть, которая сербская?

-- Нет. Я ее не чувствую... Для меня трагично, что, например, Йошка Фишер на той стороне. Я с ним встречался, когда он был в "зеленых". Но как только стал министром, ушел от своих взглядов. И Солана был активным противником, а сейчас активный сторонник.... Как только стал министром. Это -- отвратительно. Убийство обстоятельствами личности -- отвратительно.

И даже, если бы очень захотела, -- как спорить, ежели все так и есть?