"МНЕ ОБЕЩАЛИ ГЛАВНУЮ РОЛЬ В ФИЛЬМЕ " ГОЛОД В ИНДИИ"

Оскин не похож на других конферансье. Он искренний и добрый, что трудно сыграть даже опытному лицедею. Когда в человеке этого нет -- очень видно. Наблюдая за Димой в течение двух лет, обнаружила, что его все любят, а заполучить Оскина в компанию -- большая удача. Но мало кто знает, каким был его путь к известности.

"ТЫ РАХЫТ И ДЭГЭНЭРАТ"

-- Дима, как к тебе относились в школе?

-- В начальных классах -- с большой любовью. С четвертого уже не обращали внимания и даже подшучивали. Я занимался греблей и баскетболом -- с моим-то ростом! -- и тренер-армянин говорил, что я "дэгэнэрат и рахыт". Мечтал стать клоуном и в восьмом классе прошел по конкурсу в Народный цирк завода "Арсенал". В то время я был жутко худой, и меня даже обещали взять на главную роль в фильме "Голод в Индии". Сначала из меня делали Пата. (Тогда был популярен датский дуэт комиков "Пат и Паташон".) На первом же концерте на меня напялили коротенькие брючки, пиджачок, приклеили усы. Я должен был огреть своего партнера по голове метлой и сказать: "Все ударили, и я ударил". Все смеялись, а мой шеф, истинный одессит, заметил: "У тебя такая морда, как будто ее из ж... вынули".

-- Как оценили твой выбор друзья и родные?

-- Я оканчивал школу в то время, когда очень престижными были мехмат и физмат, поэтому увлечение цирком вызывало недоумение. Родители были только "за", но мой дедушка, который любил оперу, балет, переживал это очень болезненно. Как-то в наш цирк приехал из Москвы ныне покойный Александр Кис, знаменитый жонглер, и сказал: "Этого хлопчика я забираю к себе". Радость "хлопчика" боролась со страхом расставания с домом, хотя я не был таким уж правильным -- любил выпить стаканчик-другой винца, покуривал дешевые сигареты.

МНЕ СКАЗАЛИ: "ТЫ МОЖЕШЬ СТАТЬ КАЛЕКОЙ"

-- И ты поехал в Москву?

-- Нет. Хотел учиться. Но в 1975 году меня не приняли в эстрадно-цирковое училище: из-за родовой травмы у меня одна рука была короче другой на 6 см. Сказали, что это сценический дефект. Родители написали в училище возмущенное письмо: дескать, великий Гердт, и тот хромой, а известный эквилибрист Осинский вообще работал с протезом вместо руки. Но старенькая докторша-профессор, к которой мы пришли за справкой, сказала: "Боже упаси! Никакого цирка -- ты можешь стать калекой..." Я очень плакал тогда, но в 1977 году... поступал снова. Эти два года работал слесарем, тогда, собственно, и началась моя дружба с "зеленым змием"...

Так вот, я снова не прошел по конкурсу. Но директриса Нина Константиновна Солодилина -- удивительная женщина! -- разрешила мне ходить на занятия вольным слушателем, и через год меня взяли сразу на второй курс. Мастерство актера нам преподавал ныне главный режиссер популярного театра, который меня люто возненавидел. Когда я показывал этюд или отрывок, он просто отворачивался. "Мы не будем обсуждать этот этюд, -- говорил он. -- Вы профнепригодны, и на вашем месте, молодой человек, я просто ушел бы из
училища". Так длилось полгода. Сейчас я, конечно, понимаю, что он просто не любил клоунаду и во многом в общем-то был прав. В итоге меня забрала в свою группу Дина Георгиевна Мажуга. Она поверила в меня, и все встало на свои места.

По распределению я попал в тульскую филармонию, где были тогда "Красные маки" (с Тарасом Петриненко), "Лейся, песня", Барыкин, ансамбль "Ритмы планеты". Но после просмотра мне сказали: то, что ты делаешь, очень плохо, поэтому будешь работать с сельской бригадой. Коллективчик -- блеск: квартет народных инструментов с пенсионером-солистом, пожилая певица из ансамбля "Хорошки" и танцоры-пенсионеры из ансамбля Игоря Моисеева. Наши "Русские узоры" как только не называли -- и "Русские Трезоры", и "Русские диффузоры".

Приезжаем в глубокое село, и на первом же концерте меня выталкивают на сцену. Я путаю имена: Пчелкина называю Птичкиным, Грасовского -- Бардовским, как-то вдруг оказывается, что все, чему меня учили, совершенно неинтересно зрителю -- все мои заготовки о том, как прекрасна молодость и необъятна страна... Я засел в библиотеки, и за два месяца у меня появилось 15 миниатюр. Эти годы стали для меня классной школой.

-- Домой рвался?

-- Конечно. Когда же вернулся в Киев, меня подвели к одному человеку, который, узнав о моей национальности, даже разговаривать со мной не стал. Наступили тяжелые дни. У меня уже была семья, сын, а на работу никуда не брали. Устроился в один клубик возле вокзала, где ничего не происходило. Плюс я еще и выпивал, что сказывалось на моем реноме. Хороший, говорили, парень, но пьет. В 1985 году я пошел к врачу и "завязал" с этим делом. Все время, пока пил, очень страдал от этого. Процесс "завязки" был длительным, и я не понимаю, как сейчас это делают за один сеанс.

Руку помощи протянул директор парка Победы Владимир Абрамович -- взял на работу на 40 рублей в месяц! Я задышал -- вел солидные вечера для иностранцев, райкомовские мероприятия. В то время артист не мог отказаться от выступления, если ему не заплатили. Его карьера на этом бы и закончилась.

ПЯТЬ ЛЕНИНЫХ НОСИЛИ ПО СЦЕНЕ БРЕВНО

-- И все-таки ты снова попал в Москву...

-- Москва появилась абсолютно по-идиотски. Я хорошо зарабатывал, был востребован. Вдруг позвонил мой товарищ и попросил заменить его в Запорожье на гастролях Театра пародии Винокура. После концертов руководитель театра сказал: "Я забираю тебя к себе". Мне столько раз говорили такие слова, что я просто не придал им значения и... уехал отдыхать. Вдруг мне в Очаков звонит... директор Винокура (!) и просит срочно выехать в Барнаул. Я не успеваю и еду к ним уже на Сахалин. В первый же день мы попадаем в тайфун. Из гостиницы не выйти, дождь -- стеной, хлеба нет -- одна красная рыба, кальмары и крабы. Концертов, как и связи с материком, тоже нет... Так началась моя работа в Москве. Театр тогда был очень популярен -- мы пародировали Горбачева, Ленина. Работали до 30 концертов за десять дней в одном городе! В 1992-м грянуло подорожание, и все пошло прахом.