ГОД БЕЗ РЫЦАРЯ

Завтра -- ровно год с того дня, как его не стало. Сказать, что это известие было "как обухом по голове" -- значит, не сказать ничего. Это был шок, катастрофа, почти апокалипсис.

Стоял "мертвый сезон", но к Театру имени Ивана Франко сходились толпы людей с цветами. Они несли цветы чудесному артисту, своему любимцу Николаю Леонидовичу Заднепровскому-Кононенко. Это был день его рождения и... день его похорон.

Наверное, вам это покажется кощунством, но только... таких веселых поминок не было (и не могло быть!) больше ни у кого. Ведь поминали (вспо-ми-на-ли!) человека, для которого ирония, юмор, остроты -- это был даже не стиль общения, а способ существования. Он принадлежал к тем, кто становится персонажем театральных баек и легенд. Зрители долго будут помнить и восхищаться его Менахемом из "Тевье-Тевеля", Фаготом из "Мастера и Маргариты", Хароном из "Энеиды" и еще, еще, еще... А те, кто был с ним знаком и дружен, -- по-прежнему пересказывают друг другу разные связанные с ним истории. Легендарная кривая ухмылка, полуприщуренный голубой глаз, невообразимые жесты (их тоже, часто безуспешно, пытаются повторять рассказчики). При этом -- королевская галантность, благородство и рыцарская, донкихотская жажда справедливости. За внешней колкостью скрывался удивительно мягкий и ранимый человек. Странно: когда он ушел, оказалось, что все это знали.

Конечно, у него, как у каждого нормального человека, было множество недостатков. Только вот... он их никогда не скрывал. Он играл в открытую и всегда шел напрямик. На мельницы? Может быть, может быть... Однако, когда его не стало, кажется, даже франковское начальство испугалось: кто теперь скажет правду? Заднепровский был чуть ли не единственным человеком, кто делал это всегда. Просто иначе не умел. Черное называл черным, белое -- белым, и если король голый -- он мог узнать об этом только от Николая Леонидовича. Он мог кого угодно послать (если, конечно, тот заслужил), в самых доступных выражениях высказать свое мнение, но ни-ко-гда ничего не делал исподтишка. И никогда ничего не просил. Ни ролей, ни привилегий, ни званий.

"Заслуженного артиста" он получил почти в 50 -- когда несколько ослабело влияние и давление парторганизации, которая никак не могла смириться с его язвительностью, правдоискательством и еще некоторыми житейскими мелочами. Да и выглядело это уже полным парадоксом, чтобы не сказать маразмом: получают звания все, кто имеет мало-мальские заслуги перед парткомом и профкомом, а тот, кого обожает публика... Хотя, может, и в самом деле не нужно было ничего прибавлять к главному и всем понятному званию: Заднепровский.

Сначала "заболел" театром его отец, Леонид Кононенко. Сменил фамилию, взял псевдоним Заднепровский и пошел на сцену. "Папа был гений. Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Вот сын мой, Владик, думаю, в него... До того как стать артистом, папа был чекистом. В восемнадцать лет командовал полтавским ЧК, ловил Зеленого. Я его спрашиваю: "Как же так: вы вчетвером, а их -- банда в двести сабель?" -- "Ну выпили, -- говорит, -- по стакану водяры для храбрости, сели на коней -- и поскакали. Слава Богу, они уже уезжали, когда мы приехали..." Он гордился своей родословной...

Династия артистов продолжается: сын Николая Леонидовича Владимир играет в Театре имени Леси Украинки. "Сын рано родился... Для меня была полная неожиданность. Встречались-встречались, и вдруг оказывается, что она беременная. А мне и восемнадцати нет, расписаться нельзя. Ну, я год рождения в паспорте с 40-го на 38-й исправил. Пошли, расписались. Приходим домой: "Мама, знакомься -- это моя жена. Мама -- хлоп! -- в обморок!"

Честно говоря, вот так цитирую его: одна история, другая, третья... И никак, ни-как не могу поверить, что поговорить с ним -- больше невозможно. Что наступило небытие. С ним приключалось множество неприятностей: с младенчества и до самого последнего времени. Но он знал: "Раньше срока со мной ничего не случится. Это абсолютно точно". Так он говорил. Он был фаталист.

...После второй операции он уже не приходил в себя. О том, что у него был рак, узнали потом. Говорят, если бы не эти операции -- он пожил бы еще с полгода. Но как...

Младшему сыну Николая Леонидовича, Леше, сейчас четыре года. Я смотрю на него завороженно и боюсь, чтобы он об этом не догадался: то же лицо, те же глаза, те же манеры, даже волосы такого же пепельного цвета, как у папы. И он самым рыцарским образом защищает маму Веру. Значит, Земля по-прежнему вертится...