"САМОЕ НЕПРИЯТНОЕ -- ПОТЕРЯТЬ ЛИЦО И ВЫГЛЯДЕТЬ РОМАНТИЧНЫМ ИДИОТОМ"

Миколу Вересня можно любить или не любить (справедливости ради надо отметить, что он сам многократно дает поводы для того и другого), но не уважать его нельзя. Во всем, что он делает в эфире и вне его, -- он чрезвычайно убедителен, и это не может не вызывать уважение.

ДРУЗЬЯ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО К 45 ГОДАМ МНЕ ОБЕСПЕЧЕН ИНФАРКТ

-- Микола, известно, что каждый канал имеет свою стилистику или, по крайней мере, пытается ее иметь. Скажем, НТВ -- коммерческий канал, который формирует "клубное" вещание, наше УТ-1, вскормленное на "совковых" телевизионных конструкциях, как ни парадоксально, до сих пор сохраняет "чистоту стиля". 1+1 три года назад начал с формата, который никоим образом не предполагал "попсовую" форму подачи. Сегодня у вас в эфирной сетке мирно сосуществуют "Империя кино", "Как стать звездой?" -- с одной стороны, и "Телемания", "Монологи" -- с другой. Можно ли в таком случае говорить о чистоте стиля?

-- На самом деле это серьезный вопрос. Дело в том, что перед каждым коммерческим каналом всегда стоит вопрос: лицо или рейтинг? Существует третья ситуация, когда канал имеет свою аудиторию, и рейтинги -- это уже не вопрос "жизни и смерти", загоняющий эфирную политику в их прокрустово ложе. На этом этапе возможны и полезны эксперименты, которые позволяют двигаться дальше. Скажем, на НТВ есть свой зритель, и рейтинг -- уже не самоцель. Но и там тоже существуют разностильные программы: "Итоги" и, скажем, "Про это" -- абсолютно разные передачи.

-- Передачи -- возможно, но если сравнить "Итоги" и программу "Время", то совершенно ясно, что аналитика Киселева (если речь идет о форме подачи) вполне вписывается в этот "клубный формат"...

-- Не уверен, что это так... А что касается "Империи кино", то я не думаю, что эта критика...

-- Дело не в "Империи кино", и нет нужды сейчас обсуждать, насколько хороша или плоха Ольга Сумская. Речь о том, что на канале появилось новое направление, условно его можно назвать "попсовым", которое с большим трудом уживается с прежним. Не может женщина, которая надела английский костюм, ходить в кроссовках...

-- Я отвечу на этот вопрос очень просто. Вы никогда не были в бизнес-районах Нью-Йорка? Там все женщины, которые едут на работу, одеты в кроссовки и деловые костюмы. Им так удобнее. А в офисе они переобуваются в туфли. Нашему каналу три года: это очень мало, буквально три секунды. И то, о чем вы сейчас говорите, -- это обычная болезнь роста. На канале собрались люди, которые читали книги (не будем говорить гнусные слова -- "интеллигенты, продвинутые, стильные"), и в любом случае они всегда ведут поиск. Я тоже вижу, что появились на канале элементы, которые вы называете попсой. Что-то, конечно, мне нравится, что-то нет (мне кажется, например, что период использования клише суржика, шаровар и сала прошел), но это нормальный процесс поиска.

-- Передачи, которые вам не нравятся, вы, конечно, не назовете, потому что это якобы некорректно по отношению к коллегам?

-- Конечно, не назову! Но вовсе не по этой причине. Дело в том, что все меняется. Сейчас мне что-то не нравится, а через неделю люди дадут в эфир хорошую программу. Вот у меня в "Табу" была проблема с антарексом, который появился только в ноябре и существенно улучшил кадр. Но до этого мы записали массу передач без него и сейчас показываем их тоже.

-- А жить постоянно в режиме "надо оправдать ожидания зрителя" тяжело?

-- Могу сказать о себе. Как только я решил десять лет назад, что буду хорошим журналистом, -- с тех пор и живу в этом режиме. Хотя это постоянный стресс, и мои друзья говорят: "Тебе обеспечен инфаркт к 45 годам".

СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКАЯ КИЕВЛЯНКА НЕ ГОТОВА ГОВОРИТЬ О ВЕЛИЧИНЕ СВОЕГО КЛИТОРА

-- Новый формат "Табу" мне кажется достаточно удачным. По какому принципу вы подбираете основных оппонентов (они, к сожалению, не всегда в теме) и аудиторию?

-- Все -- случайно. Это и хорошо, и плохо. Что касается ведущих, тут я согласен: не всегда это люди достаточно яркие, потому что берем их, фактически, с улицы. Я отлично знаю, как делаются аналогичные программы на московском ТВ: там одна программа записывается иногда 6 часов, людей готовят (это часто одни и те же люди), накладывают сверху аплодисменты. Москва в этом смысле очень лицемерный город. Мы -- как Нью-Йорк... Но нью-йоркская барышня может сказать, что у нее клитор двухмиллиметровый, и никто от этого не упадет и не умрет. А среднестатистическая москвичка не скажет. Ну не скажет! Ее нужно подготовить.

-- Ну, мне кажется, что среднестатистический киевлянин тоже не скажет, какой величины у него пенис...

-- (Смеется.) Тоже не скажет! Поэтому я в каждой передаче пишу большими цифрами свой телефон, а там сидят люди и принимают звонки от тех, кто готов говорить откровенно. Другие люди ездят по организациям, которые так или иначе связаны с тематикой. Мне интересно знать, что думает человек, который ходит по улицам. Сейчас будет программа с барышней, которая связана с нетрадиционной медициной. И я, честно говоря, опасаюсь: там много терминов, которых я не знаю, -- боюсь, что она может увести всю программу куда-то в сторону, а нужна раскрутка темы на популярном уровне. Все должно быть тупо-просто, тогда это будет иметь успех.

-- Сколько по времени, судя по тому, как программа раскручивается, может существовать "Табу" в этом формате?

-- Формат будет меняться. Это точно. Потому что мы быстро исчерпаем контраверсийные темы, которые можно обсуждать в плоскости "за" и "против". Та же тема СПИДа требует другого подхода: вряд ли вы найдете человека, который скажет: "Я так хочу заразиться СПИДом!" Значит, надо искать другие формулы.

-- В одной из передач вы очаровательно-хулигански вырвали у кого-то микрофон. В связи с этим: существуют ли для вас какие-то границы агрессивности, которую вы можете проявить в студии?

-- Все что угодно. Хотя, много вырезается, но самое интересное остается.

-- А ненормативная лексика?

-- Могло бы, наверное, быть. Просто я не матерюсь, и люди во время записи делают это очень редко. Хотя в "5 х 5" были такие моменты...

Я ВСЕГДА С ПОДОЗРЕНИЕМ ОТНОСИЛСЯ К "ПАФОСНЫМ" ЛЮДЯМ

-- "5 х 5" было очень ярким и агрессивным шоу. Ничего подобного на украинском ТВ до сих пор нет. Не было желания сделать что-нибудь подобное еще раз?

-- Политика -- это очень интересно. Но все люди, которые пишут о политике, в большинстве своем "вещатели", прогнозеры, которые не умеют абстрагироваться, смотреть на это со стороны. Они чрезмерно серьезны...

-- А для вас лично много серьезных вещей существует в мире?

-- Самое неприятное -- терять лицо и выглядеть сентиментальным, романтичным или "перейнятим". В принципе в таких случаях всегда выглядишь идиотом. Я не люблю быть таким. Возможно, я достаточно сентиментален, но держу это глубоко в себе, когда в ванне лежу и читаю книжку. Я подозрительно отношусь к людям, которые "перейняті", в Москве говорят -- "пафосные". Занялись бы лучше делом.

-- Вы действительно очень ироничный человек. Как, в таком случае, в вас уживаются отсутствие пафосности и некий нарциссизм, в котором вас многие упрекают?

-- Нет, я не нарцисс, просто я себя уважаю. Другое дело, что если я закидываю ногу за ногу или кладу ее на стол (просто мне так удобно!), то в обществе, где принято ходить строем, это квалифицируется как крайняя форма нарциссизма. А если говорить серьезно, то я считаю, что человек, который хорошо выполняет свои функции, достоин уважения. Потому что главный мой вопрос всегда один: "Что вы умеете делать?" Возможно, это плохо, потому что теряешь человеческий момент. От меня отвалились, как от айсберга, все друзья. Но пока я выбираю это.

-- Существует мнение, что вы -- один из немногих людей, которые способны повлиять на Александра Роднянского во всех ситуациях?

-- (Задумчиво.) Не думаю, что это правда. Мы -- друзья и много времени проводим вместе, но он достаточно самостоятельная фигура и на него сложно влиять в любую сторону: он всегда внимательно слушает, но решение принимает сам. Есть, наверное, на студии 5--6 человек, которые могут оказать какое-то влияние...

-- Хотите сказать, что вы не входите в число этих людей?

-- (Вежливо, но твердо.) А это вы можете спросить у Роднянского. (Внезапно развеселясь.) Надеюсь, что вхожу. (Серьезно.) Понимаете, для меня всегда было важно, что человек умеет. А поскольку я что-то умею, то надеюсь, что и к моему мнению можно иногда прислушаться. Надеюсь, что рано или поздно в этой стране все начнут интересоваться мнением профессионалов.

-- Кто из ваших телевизионных коллег, с вашей точки зрения, блестяще выполняет "функцию"?

-- Это очень жесткий вопрос. Здесь все тоже просто. Есть категория людей, которые не могут "не копать". На постсоветском пространстве я знаю двух таких людей (хотя они находятся на противоположных концах телевизионного спектра): это Владимир Познер и Николай Фоменко. А Киселева уже спокойно представляю сидящим в Госдуме или...

-- ... в шезлонге в Майями за игрой в преферанс?

-- Вот именно. И Познер, и Фоменко -- люди, хорошо понимающие что они делают в эфире.

-- За все нужно платить. Чем и за что платит человек, избравший себе публичную профессию?

-- С 1989 года я езжу на такси. Раньше реже носил костюм -- предпочитаю другую одежду. Одежду -- туфли, носки, рубашку, галстук -- покупаю за полчаса: иду по улице в любой стране, вижу магазин, захожу туда и все покупаю. Что касается потерь, платят за публичность, как правило, собой.

-- Почему люди публичных профессий, особенно телеведущие, так легко впадают в "звездность"?

-- Вы правы, это какой-то ужас! Это как наркомания: один раз вышел в эфир -- и все! Уже забыто, что есть другая жизнь -- газеты, журналы, женщины, вино. Я знаю людей, которые годами не могут забыть, что однажды это было -- он уже звезда, вещун, лучший. Часто за этим просто ничего нет. Хочется надеяться, что я еще на Би-Би-Си прошел этот период адаптации и, если будет такая необходимость, займусь другой деятельностью -- с удовольствием буду выпускать журнал, например.

-- Вам удалось остаться собой?

-- Надеюсь, да. Хотя ... дьяволу приходится со мной работать. Но ему нелегко -- искусить меня не просто.

-- С возрастом меньше хочется "простых человеческих радостей"?

-- Я это хлебал 10 лет большой ложкой. Простая вещь -- пить уже тяжело. Ел я тоже -- так, и так, и так. В этой стране и в той. Наверное, можно еще теоретически влюбиться, и все это вернется, как в 17 лет. Но я очень концентрированный на работе человек. Усталости от жизни нет, но есть понимание, что происходящее вокруг -- плохо. И ты бьешься, как комар о горящую лампочку, -- а все остается так же. И это больно. Вот от этого можно устать.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД Я ПРИВЕЛ КОРАБЛЬ В БАРСЕЛОНУ И РАЗВЛЕКАЛСЯ В БАРЕ ПОД НАЗВАНИЕМ "ТАБУ"

-- Ваша дочь учится в университете на юридическом. Если она захочет когда-нибудь работать на ТВ, будете против?

-- О, нет! Она самостоятельная человеческая единица и сама будет принимать решения и претворять их в жизнь. Как заветы Ильича. На самом деле я ею очень горжусь, потому что она классная девчонка. Это объективно, со стороны -- без всяких отцовских чувств.

-- Разве это можно разделить?

-- Не знаю. По крайней мере, я стараюсь быть честным с ней. Наверное, я ужасный отец -- поздно прихожу, рано ухожу. Может, когда-нибудь буду жалеть об этом. Лет в 50 буду давать вам интервью и говорить: вот, я, козел, всегда работал, а семья важнее. Но пока все так, как есть.

-- Жена привыкла к этому?

-- Так было с самого начала. Есть модная нынче фраза: "А что делать?" У меня эфиры в течение многих лет заканчивались около 12 ночи. Поэтому действительно: а что делать? Ну хорошо, я брошу Би-Би-Си, и мы будем вместе стоять на базаре и продавать старые шлепанцы, да? Нет, этот вопрос даже не обсуждается. Мы же все свободное время проводим вместе. Ездили вот на Новый год в Барселону. У меня эта поездка была ностальгической: 20 лет назад я был моряком и привел туда корабль.

-- Вы в армии были моряком? (Чего не скажешь в этой жизни! -- Н.В.)

-- (Начинает хохотать.) В Барселону Советская Армия не заходила -- в Гавану, может быть. Это научный флот. Со мной там происходили замечательные истории. Однажды я гулял по улице, где было много баров, зашел в один из них, замечательно провел там время. И через 20 лет, гуляя по Барселоне, я нашел этот бар и увидел, что он называется "Табу". Просто мистика какая-то... Хорошая история, правда?

-- Почему у вас берут интервью -- мне понятно. А зачем вы их даете?

-- Я привык уважать коллег. Хотя, иногда задают такие вопросы, что я бы просто расстрелял: "Как вы относитесь к современной молодежи?" или "Ваши творческие планы". После этого -- все! -- можно отдыхать в сторонке. Но что делать? Я же сам журналист.

-- Под конец -- традиционный вопрос. В разное время нашей жизни выполнение разных (из 10) заповедей нам кажется невозможным. Какие сегодня вам кажутся нереальными?

-- Нет, ну я не убью -- это точно. Я когда-то говорил со священниками и спрашивал: как можно совместить "Бог есть любовь" и "не прелюбодействуй". Весь ужас ситуации с любовью в том, что это не тумблер: нельзя переключить и сказать "не люблю". Тумблером можно переключить "не убий". Можно себе отказать многократно, но нельзя владеть этой ситуацией настолько, чтобы быть уверенным, что сможешь это сделать всегда -- и завтра, и через сто лет. Однажды все запреты рухнут, и ты не сможешь ничего с этим сделать.

-- А как с "Не пожелай жены ближнего, и слуги, и вола...", т.е. "не завидуй"?

-- Ой, нет, я человек независтливый. Но не люблю момент "шары": злюсь, когда что-то достается какому-нибудь козлу, который не заслужил ничего подобного.