"Я, КОНЕЧНО, В ТЕНИ, НО СОЛНЦЕ ДОЙДЕТ И ДО МЕНЯ!"

Сегодня на сцене Дворца "Украина" -- гала-концерт и мировая премьера: балет "Шинель", созданный Морисом Бежаром по повести Гоголя на музыку Хьюго Ле Бара. В роли Акакия Акакиевича -- солист труппы "Bejart Ballet Lausanne", уникальный танцовщик и заместитель директора Жиль Роман.

На уроке Азария Плисецкого он показался мне то ли грустным, то ли озабоченным. Сев в гримерной в кресло, он закурил и внимательно посмотрел на меня острыми черными глазами.

"Я НЕ ХОЧУ ПОХОДИТЬ НА БЕЖАРА!"

-- У вас какие-то проблемы, что-то не так?

-- Такое впечатление обо мне возникает часто: возможно, это из-за выражения моего лица. Я всегда заранее начинаю настраиваться на спектакль, входить в роль. Специально для этого персонажа я отрастил усы и бороду.

-- А я подумала, что для того, чтобы быть похожим на Маэстро...

-- Я ни за что не хотел бы походить на Мориса Бежара! Акакий Акакиевич это, конечно, русский характер, но я себе представил его по-своему. Читал Гоголя очень давно. Наше решение этого образа можно сравнить с немым кино, с героями Чарли Чаплина и Бастера Китона. В любом случае, традиционного подхода у Мориса не бывает.
В этой роли такой спектр нюансов, что вызывает в памяти маленького Чаплина, который, спрятавшись за стенкой, чего-то ждет. Я даже имитирую его походку. Герой Чаплина -- с одной стороны какой-то маленький и забитый человечек, но с другой -- у него постоянное желание чего-то добиться, отомстить за себя. Я начал просчитывать роль математичеси, а потом обратился к Китону, в котором как бы разобщены дух и тело, кажется, что он пластически вне четкой оси.
Акакий Акакиевич -- очень хрупкий персонаж, уязвимый человек, которого все унижают, Поэтому ему постоянно приходится приспосабливаться, улавливая нужное направление.

-- Его характер как-то соотносится с вашим?

-- Здесь -- какая-то "смесь": с одной стороны, может быть. там есть и какие-то черты моего характера, еще детские, которые теперь нашли выход. Ведь каждый из нас в этом мире подвергается какой-то агрессии, поэтому есть желание отомстить за себя.

-- У вас есть кому мстить за что-то? Агрессия по отношению к вам -- это, наверное, что-то из детства?

-- Были разные случаи. Не обязательно в детстве: в любом случае мы общаемся с людьми -- с одной стороны хорошие отношения и дружба, а с другой -- зависть, когда приходится бороться за свое место.

-- Расскажите о себе, пожалуйста. Наверное, у вас было довольно трудное детство -- ведь вы рано начали занятия танцем.

-- Я танцевал с семи лет, всегда занимался этим с удовольствием и желанием, поэтому о детстве остались самые светлые воспоминания. Я вырос в атмосфере занятий в студии -- ее составляли балетные тапочки, канифоль...

Мой отец не хотел, чтобы я был танцовщиком. Были определенные проблемы, но я чувствовал, что способен, мне очень хотелось танцевать, и ему ничего не оставалось, как согласиться. Он умер, когда мне было 13 лет. У меня -- две сестры, старшая начала танцевать раньше меня, и я, возможно, пошел по ее стопам, а вторая сейчас работает в нашей труппе осветителем.

-- Был ли у вас момент, когда вы, как говорится, проснулись знаменитым?

-- На самом деле, все это происходит очень медленно. В начале наших отношений с Морисом у меня были сложности, и много времени потребовалось на то, чтобы утвердиться. В молодости я, естественно, стремился к славе, моей целью было стать знаменитым. Но с возрастом это перешло в какое-то новое качество, к большой внутренней работе над собой. Я всегда сравниваю себя с луковицей: снимаешь какие-то слои, "оттачивая" себя, но что-то еще остается...

-- Ваша жизнь -- в основном -- это сцена, поездки, премьеры, гастроли. Остается ли время на обыкновенное общение?

-- Конечно, времени немного. Но это -- та жизнь, которую я выбрал, и все мои встречи происходят "вокруг сцены". Когда наступает отпуск, две недели я радуюсь, а потом так недостает театральной атмосферы...

"ВСЕ, ЧТО Я ДЕЛАЮ -- ДЛЯ БЕЖАРА, ДАЖЕ ЕСЛИ НАПРАВЛЕНО ПРОТИВ"

-- Наверное, в коллективе возникают какие-то интриги, конкуренция. Как вы решаете эти проблемы?

-- Все бывает, конечно. Все мы -- разные, и я должен принимать какие-то меры, чтобы была дисциплина. Но я никогда не соглашался с только внешним ее проявлением.

-- Вы уже можете как-то влиять на мнение Мориса Бежара: с одной стороны вы его ученик, а с другой -- как бы правая рука?

-- Конечно, я ведь уже 20 лет с ним работаю, осуществляю административные функции, но мы прекрасно понимаем друг друга и вместе находим решение всех проблем.

-- А на уроке с новичками ощущаете себя мэтром?

-- Совсем нет, во мне живет вечный ребенок, который постоянно учится. Когда я в роли танцора, чувствую себя инструментом хореографа: я должен подчиняться его желаниям и стараюсь давать в этом пример. У нас нет такого духа соперничества, как в других профессиях. Каждый старается дать возможность своей внутренней струне прозвучать и быть услышанной. Конечно, я много учился, фантазирую и передаю то, что чувствую. А у молодых, конечно, новое видение мира, новая энергия.

-- Кто для вас сегодня Морис Бежар -- педагог, друг, коллега?

-- В любом случае, учитель -- он всегда им останется. Хотя были моменты, когда хотелось восстать. Но в моей жизни он занимает главное место, и все, что я делаю -- для него, даже если что-то направлено и против.

-- А что вы можете сделать против?

-- Могу не согласиться с какими-то его решениями, стараюсь отстаивать свое видение концепции той или иной роли. Не знаю, получается ли, но я заявляю о себе. Он все дал мне, всему научил, но он должен знать, что я существую.

-- Жиль, вы, уже состоявшийся танцовщик и хореограф, остаетесь в лучах его славы. Наверное, это трудно?

-- Что касается славы -- знаете, если бы я с ним не работал, то, может быть, и не стал бы таким танцором. А с другой стороны, я уже начал работать самостоятельно, и должен пройти собственный путь. Я, конечно, в тени, но наступит момент, когда солнце дойдет и для меня!

-- Есть ли у вас специальный режим, тренинг для поддержания формы? Чем, к примеру, должен питаться уважающий себя танцовщик?

-- Я в этом плане странен: могу быть очень дисциплинированным, а потом -- наоборот, совершенно "развязным", даю своей натуре возможность взбунтоваться. Такие периоды: я "распускаю" себя, а потом беру себя в руки.

Мое тело может нуждаться в чем-то, и я даю себе в этом смысле волю. К примеру, если в спектакле у меня важная роль, сижу за столом в обществе, и в то же время -- отсутствую, потому что живу премьерой. Все, что происходит вокруг меня, на данном этапе меня не интересует.