В ПОСЛЕДНИЙ СТАЛИНСКИЙ НАБОР СТУДЕНТОВ ЗАБИРАЛИ ПРЯМО С ЛЕКЦИЙ

Глядя на Владимира Куткина, трудно предположить, что этот человек сидел в сталинском лагере. Он живет обычной жизнью, не требуя к себе внимания. Но годы в Вятлаге так просто на забудешь, и не удивительно, что основная тема картин Владимира -- воспоминания о лагере, собранные в серию "ГУЛАГ".

Эти работы я впервые увидел в Международном медицинском реабилитационном центре на пресс-конференции, посвященной Дню защиты жертв войн и тоталитарных режимов, и уже тогда был поражен тем, как художник с помощью карандаша и картона смог передать все, что увидел и пережил в сталинском лагере. Но когда я оказался в маленькой и уютной мастерской, сверху до низу заставленной рамами, холстами и красками, увидел весь "ГУЛАГ", услышал историю автора и понял, почему в глазах героев его картин так много боли и безысходности.

Владимир Куткин у своих картин

-- В 1950 году я учился на втором курсе художественного института, -- рассказывает Владимир Куткин, -- у меня было много друзей, с которыми часто выбирались на "маевки". Однажды собрались компанией на Жуков-острове, взяли с собой этюдники, чтобы порисовать, поговорили, поспорили. А через некоторое время одного парня из нашей компании посадили, и никто из нас не знал, за что.

Вскоре художник отправился с однокурсниками на практику в Канев, откуда через несколько дней его вызвали в Киевский КГБ.

-- Знакомые стали обходить меня стороной, чтобы на себя беду не навлечь, -- вспоминает Владимир. -- Не отвернулся лишь один художник, Якутович, который гулял со мной весь тот день, а вечером проводил на пароход. В первый раз следователь из КГБ спрашивал, был ли я на Жуков-острове и о чем там шел разговор. Признался, что говорили обо всем -- о художниках, литературе, истории. На вопрос "Почему не рассказываете главного?" ответил, что говорить больше не о чем, подписал протокол и меня отпустили, приказав прийти через два дня.

КАК УСНУТЬ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ

Следующая встреча была уже "с холодком". От Куткина потребовали "настучать" на своих товарищей -- дать показания о содержании бесед художников, и, ни много ни мало, о создании антисоветской организации и вооруженной борьбе против советской власти. Владимир не подписал, и его снова отпустили, взяв подписку о "неразглашении увиденного и услышанного".

-- Через день меня встретил возле бюро пропусков офицер КГБ и приказал следовать за ним, -- рассказывает художник. Он повел меня уже не через центральную дверь, а с черного хода. И я понял, что отсюда уже не выйду.

По этому делу проходило семнадцать человек. Посадили всех. Одна девушка так и не вернулась домой. Как потом выяснилось, это был последний "сталинский набор", студентов забирали прямо с лекций.

Затем была крохотная камера с малюсенькой наклоненной лавочкой, на которой можно было сидеть только опираясь ногами в пол. Допросы. Причем они проходили исключительно по ночам, а спать не разрешалось вообще.

-- Вздремнуть удавалось только одним способом, -- говорит Владимир. -- Из папиросной бумаги вырезали кружки, рисовали на них черные точки и приклеивали себе на веки -- со стороны казалось, что глаза открыты.

На допросах все также требовали подписать выдуманные показания, хотя от этого ничего не зависело: одного из "соучастников", согласившегося на условия чекистов, все равно посадили.

И НЕМОЙ ЗАГОВОРИТ

Никакого суда не было. Куткину лишь показали бумажку, на которой было написано, что он обвиняется в заговоре с целью создания антисоветской организации. Его приговорили к восьми годам каторжных работ. Не дав попрощаться с близкими, Владимира увезли в Москву, а от туда -- в Вятлаг, где он отсидел пять лет из восьми.

Пребывание в лагере было, по сути, медленной казнью. Заключенных использовали вместо техники для бессмысленной работы, которая не убивала только самых выносливых: таскать бревна в сорокаградусный мороз -- занятие не для преподавателей вузов и научных работников.

-- Чтобы выжить в лагере со слабым здоровьем, приходилось прибегать к разным уловкам, -- вспоминает Владимир Куткин. -- Незадолго до освобождения врач "по блату" прописал мне ходить с палочкой. Был у меня близкий друг, глухонемой -- колол дрова, носил воду. У него к ноге была привязана веревочка, с помощью которой его будили. В 1955 году нас выпустили по амнистии и, едва мы выехали за пост, я отшвырнул подальше свою палку, а "глухонемой"... заговорил.

Владимиру с трудом удалось восстановиться в институте, но он, так и не проработав положенных трех послевузовских лет в издательстве, ушел "на вольные хлеба". С тех пор живет, продавая свои картины.

По словам художника, рисуя "ГУЛАГ", он переживает все заново. Старые воспоминания время от времени заставляют взгрустнуть этого человека, но жизнь-то продолжается, и есть еще много работы и старых друзей-художников.