ДМИТРИЙ ЛИХАЧЕВ: "МОГУТ БЫТЬ ГЕНЕРАЛЫ-ГЕРОИ, НО НЕ БЫВАЕТ ГЕРОИЧЕСКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА"

В понедельник, 4 октября, на кладбище в Комарово под Санкт-Петербургом был похоронен великий российский ученый Дмитрий Лихачев. Так случилось, что свое последнее предсмертное интервью он дал корреспонденту газеты "Сегодня". Это одна из последних бесед академика, в которой некоторые высказывания можно считать его духовным завещанием нам.

-- Дмитрий Сергеевич, как вы ощущаете себя в наше непростое время?

-- Во-первых, в русской истории не бывает простых времен. Во-вторых, я не знаю, почему в это время нужно ощущать что-то неблагоприятное. Я, например, очень хорошо себя чувствую.

-- Вы -- ровесник века. Скажите, какие современные тенденции вас особенно тревожат?

-- Век бесчувственный, основанный на расчете, век падения культуры. Ожесточение и падение культуры происходит во всем мире. Прав был Пушкин: "железный век". Падение происходило постепенно, иногда даже казалось, что какие-то негативные явления недолговечны, что они не затронут кардинально нашу жизнь, но все оказывалось сложнее и глубже. Как гнилостные бактерии, которые проникают в живую ткань и разрушают ее, так и эти процессы имели самые серьезные последствия. Сейчас уже очевидно, что не существует победного прогресса человечества -- все это выдумки. В чем-то прогресс сказывается даже отрицательно. Например, пароход по сравнению с парусником означал некоторый прогресс, но подводная лодка -- это уже, извините, падение культуры, потому что это изобретение ничего хорошего для человечества не сделало и не сделает. Еще меня огорчает примитивное понимание людьми собственной выгоды. Человек увлекается приобретением миллионов, но сам от своих денег ничего не имеет, поскольку не удовлетворен нравственно. Меня огорчает, что эти миллионы не попали к тем, кто нуждается, -- в школы, больницы, научные институты, где они принесли бы куда больше пользы и добра.

-- Написано неисчислимое количество трудов о жизни Пушкина. Какие человеческие качества вам в нем особенно интересны? Что завораживает?

-- Его внутренняя свобода. Он не в плену даже у своих взглядов. Он может и свои взгляды изменить, если он чувствует, что они ему не ко времени. Он свободен в отношении к другим национальностям и народам. Это очень важно. Он не закомплексован каким-нибудь "анти". Не закомплексован совершенно. Он свободен. Эта свобода Пушкина, свобода его творчества, она выражается в изобилии жанров, которые он использовал. И в обилии эпох, которых он коснулся. И в обилии народов, литературу которых он использовал. Вот это замечательно в Пушкине.

-- Найдется ли сейчас хоть какой-то маленький уголок, в котором можно узнать старый, может быть даже пушкинский Петербург?

-- Культура не может быть уголком, вот в чем дело. Воспоминания остаются. Они присутствуют в старых домах, на разбитых улицах. Чуткая душа не может не чувствовать этого. Прожитые здесь жизни не уходят бесследно.

-- Какое событие вы считаете событием века для России?

-- Захоронение останков царской семьи. Столетие началось в России со страшного, неслыханного злодеяния -- расстрела царя, детей, слуг. Причем без какого-либо даже подобия суда. И то, что в конце века мы осознали это и покаялись, просто просится в учебник в назидание потомкам. Век начался с убийства, а заканчивается похоронами его жертв. Это событие нравственного порядка, безусловно, отразится на дальнейшей судьбе России.

-- Каким образом?

-- Мистическим. Трудно говорить о таких вещах. Но это как зерно, которое упало в почву и непременно взойдет. Кроме того, нас должен возвысить перелом в отношении к монархической власти, оценка значения личности в истории.

-- Вы часто общаетесь с политиками. По-вашему, многое зависит от них?

-- Очень многое! Вообще от отдельной личности очень многое зависит. Больше, чем даже от сената или собрания депутатов. Сахаров мог сколько угодно сопротивляться правительству, а оно ничего не могло с ним поделать. Сахаров мог всколыхнуть целую страну, а какой-нибудь представительный демократический съезд не в состоянии был это делать. Один человек может быть сильнее, чем все правительство. И это накладывает на наших политиков огромную ответственность. Могут быть генералы-герои, но не бывает героического Генерального штаба. Вопрос о роли личности сейчас приобретает особое значение. И то, что мы входим в новую эпоху без личности, меня тревожит... Нет таких писателей, художников, актеров. Есть хорошие, талантливые, но таких, которые были бы рупором века, нет. Нет таких и политиков. Есть честные (и это уже воспринимается как нечто неординарное), да и тех мало.

-- Вы вообще доверяете людям, которые сейчас руководят страной?

-- Не совсем. Понимаете, вот сейчас работа депутата -- эта какая-то бесконечная возня, чтобы кому-то запереть дорогу, кого-то отстранить от должности, самому занять какое-то более высокое место... Никто не думает о стране. Я не чувствую, чтобы Дума думала о людях.

-- А что касается президента и правительства?

-- Кстати, к числу честных политиков отношу Ельцина. Я вообще считаю, что наш президент -- лучший из возможных сейчас. Я считаю, что он действительно думает о народе, но иногда попадает в лапы недобросовестных людей, тратит деньги не на то, что нужно стране, и очень расстраивается, когда видит, что его усилия не приводят к желаемому результату.

-- Когда вы встречались, оставалось ли у вас впечатление, что он прислушивается к вашим словам, что для него это важно?

-- Да. Я к нему редко обращаюсь, но, когда обращаюсь, он старается сделать все, что от него зависит, в деле спасения ценнейших памятников культуры, которые требуют неотложной помощи. Кстати, меня очень тронула проникновенная речь президента на церемонии захоронения останков царской семьи в Петропавловском соборе. Эта речь была написана не им, но это неважно. А важно то, что именно он произнес просьбу о прощении за то, что было совершено большевиками.

-- Вы видите преемника Ельцина на посту президента?

-- Я очень боюсь, что это пойдет по линии зажима журналистики, по линии лишения людей свободы слова, печати. Вот этого я боюсь. Если это место займет представитель коммунистической партии, это будет ужасно. Надо было призвать коммунистическую партию к своего рода Нюрнбергскому процессу, но без всяких осуждений отдельных личностей, а с осуждением системы марксистского мировоззрения.

-- Кого вы назвали бы выдающимися личностями ХХ века?

-- Вы знаете, я не могу ответить на этот вопрос. Дело в том, что многих я просто не знаю. Есть простые, никому неизвестные люди, которые изменяют жизнь вокруг себя, помогают другим и служат добру. На таких держится мир.

-- Как вы думаете, в чем для России спасение сегодня?

-- В образовании. В образовании с воспитательным уклоном. Надо делать все, чтобы спасти молодое поколение от бездуховности и морального падения. Но пока, к сожалению, происходит обратное. В конце века в России снова появились тысячи беспризорных -- явление, мне хорошо знакомое: в 20-е годы такие же мальчишки жили на нашей улице в асфальтовых котлах, скрывались на чердаках, в подвалах. Все это опять возродилось, и мы не должны оставаться равнодушными к этому.

-- Звонят ли вам действующие российские политики и спрашивают ли у вас совета?

-- Однажды в какой-то газете напечатали статью обо мне как о старце, к которому принято ездить советоваться. Нет, это не так. Они мне не звонят, но при личных встречах разговор заходит о самых серьезных проблемах. Недавно в Петербург приезжал министр юстиции Крашенинников и беседовал со мной. Это была наша первая встреча. Я говорил с ним об отмене смертной казни, о необходимости пересмотра всего уголовного кодекса.

-- Несколько лет назад вы писали о ситуации на Балканах, призывая рассматривать ее не с точки зрения политической целесообразности и того, что выгодно политикам, а с точки зрения гуманности, иначе это может привести к катастрофе... Скажите, как вы отнеслись к решению Евгения Примакова развернуть самолет на 180 градусов, когда он летел в Вашингтон?

-- Это был прежде всего нравственный выбор. "Коммерсантъ" написал, что Примаков предал страну и мы якобы потеряли из-за этого 15 миллиардов долларов. Это не так. Предать страну -- значит отказаться от нее. А он думал о ее чести.

-- Совершенно очевидно, что вы живете больше в мире мыслей, нежели в мире материальном. На ваш взгляд, как в этом мире может существовать мысль, мышление, умение философствовать?

-- Мысль всегда у человека связана с чувством, если это глубокая мысль. Вот эта цельность человеческой личности и человеческого мышления, представления, мировоззрения, она очень важна. Человек должен исходить из своего мировоззрения, которое должно воспитываться всей его жизнью. Ведь человек живет не только собственными интересами, но и интересами тех, кто ему близок. Когда говорят о человеческих свойствах, обычно подчеркивают его дурные свойства. Но есть и хорошие свойства у людей, удивительные свойства -- вот эта помощь другому, стремление улучшить окружающую природу, людей -- оно свойственно. Например, все то, что связано с Пушкиным, -- это родное для человека. Почему это? Я думаю, что все это можно объяснить довольно просто. Пушкин в своей поэзии задевает самые тонкие, самые душевные черты. И в своей собственной и в вашей мысли происходит как бы созвучное, совместное, звучание такое. Человек откликается на поэзию Пушкина. Она вечна. В последнее время в исторической науке наметилось стремление показать разницу между веками, столетиями, эпохами. Но гораздо больше стабильного, общего, которое остается всегда. Это общее, общечеловеческое. Вот так же, как мы помогаем своим родным, мы помогаем родному Пушкину. Родному и хорошему; при всех его фривольностях и так далее, он все-таки наш. И мы счастливы, что у нас есть поэт, который задевает наши душевные свойства, наши душевные качества. Так же, как, скажем, Шевченко -- у украинцев, так же, как Низами. Так же, как Диккенс. Я бы не назвал Шекспира -- скорее -- Диккенс. И, кстати сказать, Диккенса я люблю страшно. Вот «Дэвид Копперфильд» -- это изумительное произведение.

-- С одной стороны, вы говорите о падении культуры, с другой -- видите много позитивного в современной жизни. Значит, несмотря на "жестокий век", надежда все-таки есть?

-- Вы знаете, я не могу сказать, что "несмотря на". Эти вещи параллельно происходят. С одной стороны, падение культуры, с другой -- ее подъем. Я даже зрительно вижу, как мощные потоки идут рядом, как в радуге, а иногда смешиваются. Добро вливается в какую-то иную массу другого цвета, происходит раздвоение, "растроение" цвета, перетекание одного цвета в другой, а это и есть жизнь. Жизнь -- разнообразие. Вот в наше время появляется это разнообразие, а за ним обязательно появится личность.