САМ РОКОССОВСКИЙ РАСПЛЕТАЛ ЕЙ КОСЫ

Однополчанами этой женщины были Родион и Раиса Малиновские, Юрий Бондарев, Эдуард Асадов, дважды "крестным" отцом ее комсомольских и военных дел -- Никита Сергеевич Хрущов, хлопотал за нее, чтоб попала на передовую, Михаил Иванович Калинин, "корону" из кос носила на фронте с разрешения самого Рокоссовского, пока не "расстреляли" эти косы под Сталинградом. Экзамен на меткость сдавала лично Тимошенко. От погребения живьем ее спасла поэзия Шевченко…

Командир роты пулеметчиков, на которую мать получила три похоронки. За двумя ее могилами до сих пор ухаживают.

Анна Рыбаченко родилась в Одессе 22 декабря 1922 года. Росла веселой, заводной, спортивной. Ее стихией было море. Матери говорили, чтоб привязала дочку -- не то в Турцию уплывет. Очень любила петь, не даром, видно, и сын ее, и невестка, и внучка связали свою жизнь с музыкой.

Окончив педучилище, в 1940 году Аня по комсомольской путевке поехала на Буковину строить "новую жизнь". Никита Сергеевич Хрущов, напутствуя комсомольских работников, сказал тогда: "Не будь ты одесситкой, не пустил бы такую маленькую, а так -- справишься". Справилась. Организовала в селе Глыбокое Черновицкой области украинскую школу, приняла первый десяток школьников в пионеры, а через полчаса одну из них, Оленку Максимюк, еле откачали, вытащив из петли, -- повесили местные "парубки". (Потом Оленка много лет работала в Глыбоком народной судьей.) Те же парубки, подкараулив как-то Анну, приговорили ее к смерти, "бо москалька", и заставили рыть себе могилу. И только почти час декламируя наизусть Шевченко, девушка смогла убедить извергов, что она такая же украинка, только из Одессы.

"АХ, ВОЙНА, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА, ПОДЛАЯ..."

…Ее ранили уже в полдень 22 июня 1941 года ("правый глаз сама назад затолкала и чулком перевязала"). Все посчитали ее убитой. Пока она, к тому времени уже секретарь райкома комсомола Глыбокой, зажав в кулаке райкомовскую печать, эвакуировала документы, взрослых и детей, сердобольные женщины на месте "гибели" насыпали холмик. В Одессу ушла первая похоронка. После этого отец Ани, штурмовавший Зимний, получивший увечье в гражданскую, ушел на фронт добровольцем. Он погиб в районе Балатона, так и не узнав, что дочь жива.

А она встретила в Могилеве-Подольском регулярные части и запросилась на фронт. Куда такую "пичугу" -- 40 килограмм веса? Все решило знание немецкого языка. С истребительным батальоном под командованием капитана Пунтуса Анна отправилась в глубокий тыл за "солидным" языком.

Что такое война, она поняла зимой 41-го в селе Мартовое Харьковской области -- тогда в ее роскошные косы вплелась первая седая прядь… Раненый боец все время просил пить. Вот и село -- да нет его, трубы одни торчат. Вот колодец, но там -- убитые младенцы. Аню, как самую легкую, на ремнях спустили к воде. Ничего не соображая от ужаса, она таскала и таскала наверх эти трупики, а вокруг все росли снежные холмики -- землю рыть было невозможно: мороз.

-- И такая ненависть во мне проснулась, -- вспоминает Анна Алексеевна. -- Все окаменело внутри.

А ведь ей было всего девятнадцать.

АНКА-ПУЛЕМЕТЧИЦА

На войне... (Фото из семейного альбома)

…В Воронеже на курсах младших лейтенантов, куда со всего фронта собрали десять тысяч будущих командиров, Анна была единственной девушкой. По-одесски упрямая, она ни в какую не хотела срезать свою "красоту". И даже Рокоссовского смогла убедить, что всеядная "форма 20" ее косу не тронет. Только после того, как он лично расплел ей косы и убедился, что девушка таки права, Аня поделилась с ним своей хитростью: за поясом юбки на тонкой талии носила плоскую металлическую коробочку с дустовым мылом, которым периодически смазывала голову. Да, это не французские духи, но даже Рокоссовский позаимствовал у нее кусочек, отдав взамен дамский "вальтер" с одним патроном, спасший ей жизнь.

Она смогла доказать на курсах, что будет ничуть не хуже легендарной Анки-пулеметчицы -- единственная получила по окончании звание лейтенанта и роту. Остальные -- младшего лейтенанта и взвод. Когда Тимошенко, принимавший у курсантов экзамены, удивился: "Она хоть стрелять-то умеет?", Аннушка (так ее все называли) "выстрелила" на движущейся мишени пулеметом свое ласковое имя.

-- Его ирония понятна, -- рассказывает Анна Рыбаченко. -- На фронте девушкам было очень трудно. Когда приходило пополнение, их разбирали, как карты, -- это моя, это моя…Мне повезло. Все знали моего самого дорогого любимого человека Володеньку. Журналист, он служил на Ленинградском фронте и такие письма писал! Часто в стихах. И не "треугольнички", а "свитки". Как я ни боролась, а читали эти письма все и даже просили стихи иной раз списать. Но зато -- никаких "залыцянок". А ночевала я не в казарме с хлопцами, а в медчасти на топчанчике.

Пулеметная рота -- это восемь станковых пулеметов и почти четыре десятка бойцов. Пополнение она выбирала лично -- самых маленьких, чтоб легче было в землю закапываться. Сначала вручала лопату, а уж потом -- пулемет. И напутствовала:
"Бойцы нужны живые, окапывайтесь!"

Многие парни с восточным гонором, многие старше Анны, и чтоб они ей, молодой женщине, подчинялись, она должна была еще как соответствовать!

"ПЕРЕПРАВА, ПЕРЕПРАВА, БЕРЕГ ЛЕВЫЙ, БЕРЕГ ПРАВЫЙ..."

Надо Дон форсировать, а у нее в роте -- сплошная Средняя Азия. Ночью "ушла в самоволку" -- переплыла реку (Дон хоть и велик, а после Черного моря не страшно). Приметила, что днем немцы на воду и не смотрят: кто, мол, днем сунется. Вернулась следующей ночью назад, благо никто не хватился: думали, в санчасти отсыпается.

Соорудили из плетней плотики, погрузили на них всю поклажу.

-- А "азию" свою я к плотам ремнями привязала, -- смеется Анна Алексеевна, -- многие из них шире арыка в жизни ничего не видели, боялись. И вот так -- белым днем, в 16.00 -- поплыли через Дон. Пока немцы спохватились, мы уже излучину прошли и высадились. А что дальше делать? Одиночными выстрелами, как снайперы, пулемет так умеет, по 30--40 фашистов в день отстреливаем, но к воде они нас не подпускают, а пулемет без воды не стреляет. На третий день они пошли на нас -- огромные, сапоги кованые, морды здоровые, каски с рогами. А моя "азия" как выскочит, каждый что-то по-своему орет. В общем, задавили мы их…

Это было 19 ноября, в День артиллерии. Анна Алексеевна бережно хранит "Известия" за 1942 год, где писали о том, как она одна уничтожила двести гитлеровцев. Тогда ее наградили орденом Красной Звезды, позже за это давали Героя. Вручал награду Михаил Иванович Калинин. Но это будет потом. А пока в тяжелом бою Аню ранило в ногу. Приговор врачей был строг -- ампутация. Но с упрямой одесситкой сладить было трудно.

-- Ну и слазь со стола, -- рассердился врач, -- подыхай от гангрены.

"Подыхать" ее определили к бабе Уле. Та принялась "шаманить" над ногой, а тут немцы пошли. Госпиталь спешно снялся. Анну забыли. Когда вернулись, стали искать ее могилу. Кто-то показал холмик, под которым какую-то женщину закапывали. Стоят, сняв шапки, а тут подходит баба Уля -- "Идите, "разминируйте" свою дивчину".

-- А я, когда немцы в село пришли, -- вспоминает Анна Алексеевна, -- достала из подсумка две гранаты, зажала в кулаках, выдернула из одной чеку, а бабу Улю прогнала. Сколько сидела так, не помню. А вместо немцев, пришли наши. Почти через сутки, как оказалось. "Разминировали" меня, чуть пальцы не поломали -- не могли разжать…

Однополчане нашли ее в Сталинграде, в "санатории": в подвал одного из домов втащили кровати, спустили туда корову и такие, как Анна, доходяги, отлеживались там, получая в сутки по два стакана молока.

"ГОРЯЧИЙ СНЕГ"

Она, прошедшая Сталинградскую битву, в полной мере понимает правомерность этой фразы. Здесь, в станице Обливской, Анна приняла свой самый страшный бой, отсюда полетела на юг вторая похоронка, здесь ее могила, в которой захоронена лишь отстреленная коса и горсть окровавленной земли. Ее же, контуженную, полумертвую, с вывихнутой рукой, немцы утащили для "наглядной агитации". Босую по снегу гнали в лагерь, били нещадно прикладами. Живот уж вздулся от ударов, а она хотела лишь одного -- смерти.

Но ее не повесили, хоть и готова была уже петля и табурет подставлен... Пришел приказ оставить в живых и водить по войскам, чтобы дух боевой поднимать: "Смотрите, у русских уже не осталось мужчин, раз строевой офицер -- женщина".

Потом ее отправили в концлагерь в Белой Калитве, где в бывших птичниках томились тысячи пленных. Ее держали отдельно в клетушке с зарешеченным окном. Уже слышалась наша канонада. Появилась надежда. Но всех пленных загнали в противотанковые рвы и живьем закопали -- земля долго еще "дышала". А ее затолкали в мокрый, обледеневший на морозе мешок, привязали к саням и умчали в хутор Грушевский, где два брата Закотновы, пятнадцати и четырнадцати лет, разобрав стенку, украли ее из сарая и спрятали в шахте. Когда немцы подняли шум, сказали, что видели, как кого-то увезли полицаи. А тут и наши подоспели.

-- Что со мной делать, не знают, -- вспоминает Анна Рыбаченко. -- Кто я? Что я?

Сначала ее вывезли в Марийскую республику в госпиталь, где Бурденко сказал, чтобы девушку не трогали, все равно не выживет: "живот невозможный".

-- Сейчас, когда прохожу УЗИ, -- невесело улыбается Анна Алексеевна, -- врачи удивляются, что за печень, селезенка -- все не как у людей.

Но она выжила и так же -- на носилках -- была препровождена уже в наш лагерь, в Рязань.

-- Там все мы были "враги народа", -- говорит Анна Рыбаченко. -- Сталин сказал: таких в расход.

И пришлось им, как нашим морякам в фильме "ЧП", собирать подписи под письмом Сталину. Сумели передать его с женщиной, носившей по утрам молоко начальнику лагеря. Через две недели приехал автобус, погрузили всех по списку, повезли -- куда, никто не знал…

ПОМИРАТЬ БЫЛО РАНОВАТО

Потом был Крым, награда, полученная из рук М.И.Калинина, и снова служба. Сначала, пока ходила с палочкой и пистолет в руках держать не могла, в 20-й отдельной московской стрелковой женской роте командовала охраной бомбохранилищ. Но душа рвалась в бой.

Калинин "подсобил", и вот 61-й корпус 180-й дивизии. Там было много одесситов, там Аня подружилась с однополчанкой Раисой Малиновской (она и ее муж тоже были одесситами). Родион Яковлевич Малиновский воевал в Румынии по картам, дорисованным ею к румынским еще 1914 года выпуска. Чтобы сделать это, она "висела" над землей в самолетике -- вот где пригодилось историко-географическое образование! А когда начались бои за Карпаты, попросилась туда, освобождать свою Глыбокую на Буковине.

Горы маршем не пройдешь. Взяли хитростью. На высотку, где засели немцы, пробирались по хребту. И когда уже праздновали победу -- Анна передавала эту долгожданную новость по телефону, -- сзади разорвался снаряд. Долго приходила в сознание: тяжелая контузия, не лицо, а месиво. Внизу уже сообщили -- погибла, приготовили гроб, могилу. В Одессу полетела третья "похоронка". Пришли за останками -- а она жива.

Потом были Венгрия, Чехословакия. Домой в Одессу ехала из Тирасполя, где надолго осела знаменитая и в наши дни 40-я армия…

На столе фотография военных лет -- группа людей на фоне Рейхстага. Фото маленькое, но Анна Алексеевна различает лицо дорогого человека, который на обороте написал: "9 мая, Победа. Тебе, моя любимая, считаю, уже жена. До встречи".

Он погиб в августе, подорвавшись в машине на дорогах Прибалтики, собирая материалы к Нюрнбергскому процессу.

Но надо было жить. Она снова в Одессе. Здесь мама, которая долго не могла поверить, что ее трижды оплаканная дочь жива. Рядом сестра, жена комиссара, пришедшая из Риги с 5-летней дочерью пешком. Вторую дочурку родила уже здесь -- в катакомбах. Смешались и горе, и радость.

К 23-летней Ане, кавалеру ордена Красной Звезды, орденов Отечественной войны I и II степеней, награжденной четырнадцатью медалями, в том числе и "За оборону Сталинграда", посватался одессит. На такое счастье после войны мало кто рассчитывал.

Вот, кажется, можно и закончить повествование банальной сказочной фразой: и стали они жить-поживать да добра наживать. Но не тут-то было.

КАЖДОМУ БОГ ДАЕТ НОШУ ПО СИЛАМ

Оказалось, на войне она только пригубила чашу своей судьбы.

-- Война, -- говорит Анна Алексеевна, -- это был звездный час. Каждый раскрылся и понял, кто он и чего стоит. Каждый испытал себя. -- И добавляет тише. -- Я думала, что мои испытания закончились…

В школе, как хотела, работать не могла -- после контузии еще долго восстанавливалась речь. С мужем жизнь не сложилась. Его родня, с которой до сих пор у Анны Алексеевны прекрасные отношения, просила: "Оставь его, Анечка, пропадешь". Оставила. И жила ради сына, названного в честь погибшего любимого, и радовалась счастью -- врачи исключали такую возможность после тяжелого ранения, а она все равно родила.

...И сегодня, с семьей. (Фото из семейного альбома)

Потом банальная ангина свалила сына с ревмокардитом. Атака за атакой. Несколько лет Володя учился в школе лежа, не ходил. Чтобы как-то его поддержать, мать работала в туберкулезном санатории "Аркадия", где была тысяча больных с открытой формой. Кристально честную сестру-хозяйку Анну Алексеевну перевели потом в столовую, чтоб и там навела порядок.

-- Тяжело было, -- вспоминает Анна Рыбаченко, -- голод страшный. Помню, профессор получал нарезанный хлеб для своих, а потом с доски крошки пальцем "промокал" и ел, чтоб не пропали. Мы недоедали, а взять что-то -- не дай Бог. Как-то машинально в карман халата сунула обрывок кухонного полотенца, а на нем номер. Мама дома увидела -- ночь не спала, думала, что я украла…

В Володины четырнадцать лет атака ревмокардита с отеком легкого свалила его так, что Анне уже прислали корзину цветов с соболезнованиями. А он сказал: "Я не умру, потому что мама не выживет".

Выжили. Сын, встав на ноги, уехал учиться в Николаев, в музыкальную школу, а она получит деньги, отправит ему и сидит на Слободке в своей "землянке" -- холодной, со льдом на стенах, мхом на полу. Сидит и плачет. А в Сталинграде, в музее, ей посвящен целый стенд, на котором и сберкнижка с записью о том, что все полученные по офицерскому денежному аттестату деньги переданы в фонд обороны и мира. И пионерская дружина сталинградской средней школы №96 носит ее имя.

"Поплакалась" друзьям Малиновским, хоть это и не по ней. Родион Яковлевич тогда министром обороны был, а для нее-то они однополчане. В горкоме, обкоме тогда шум подняли: что такое, кто такая?

-- Я что, буду рассказывать, что я герой? -- удивляется Анна Алексеевна, -- все воевали, все герои. А что инвалид войны, так в собесе знают.

Только когда в 1969 году вышла книга Георгия Лункина с главой о ней, узнали в Одессе, какая легендарная личность, эта скромная и честная Аня. И звание "Ударник коммунистического труда" она первой в городе получила. И квартиру ей выделили -- однокомнатную, но отдельную. Живи и радуйся.

Но сына опять надо было спасать. Год в резиновых сапогах в деревне Николаевской области, где Володя по распределению работал директором музыкальной школы, сделал свое дело. Он опять слег.

-- Верите, -- делится Анна Алексеевна, -- думала, больнее и страшнее, чем там, в плену, не будет. А здесь… Ну если Бог заставил меня выжить, так неужели сына заберет?

Он был упрямым и терпеливым, как мама. Перенес в общей сложности восемь тяжелейших операций. Академик Амосов перед его мужеством "становился на колени".

-- Конечно, -- признается мама, -- если б не моя золотая невестка Инночка, не было бы у меня уже сына.

Как и он, преподаватель музыки, она не только помогала выжить мужу, она подарила ему дочь Станиславу. И сына Сашу. А бабушке внуков. Но беда одна не ходит, а дом Анны Алексеевны она, видно, обходить не собиралась. Когда Инна была беременна Сашенькой, переболела гриппом, у мальчика -- детский церебральный паралич. Не надо рассказывать, каких сил, здоровья, нервов и денег стоило, чтобы внук самостоятельно учился, окончил хорошо одиннадцать классов в этом году. Готовится к вступительным экзаменам в юридическую академию. Каждый месяц из своей 184-гривневой пенсии сто бабушка отдает внуку на церебролизин. А сама уже три года стоит на учете по поводу сахарного диабета.

-- На нервной почве развился, когда сына "вытаскивали" из инфаркта, -- вспоминает она. -- А потом год назад инсульт у него был. Пятьдесят два сыну. Но разве это годы.

Совсем недавно пришлось ей схоронить правнука. Ее Стасенька, единственная, любимая внученька, ее гордость, выпускница консерватории, так хотела порадовать всех наследником... На восьмом месяце беременности случился заворот кишок. Врачи пытались спасти обоих, но малыш прожил только четыре дня. А Стасенька перед операцией утешала: "Не бойтесь, я не умру -- это же убьет папу"…

НАДО ПРОСТО ВЫУЧИТЬСЯ ЖИТЬ

Наверное, другого человека такие испытания глыбой бы придавили к земле. Но Анна Алексеевна умеет жить, и этим заставляет жить близких, знакомых и друзей. А их у нее много. Четверть века она член президиума Одесского комитета защиты мира. Объездила столько форумов и конференций, столько, на первый взгляд незаметной, работы сделала. Она безотказный участник всевозможных благотворительных акций. Окончив в 1974 году ВПШ, усвоила для себя главное: сказали "надо" -- умри, а сделай.

Анна Алексеевна называет по имени мэра города и губернатора и имеет на это право: когда они начинали, она была уже видным общественным деятелем…

А квартира ее, чистая, уютная, давно уже просит ремонта.

У стены шкаф, битком забитый книгами о ней, газетами со статьями о ней, поздравительными адресами, кипами почетных и похвальных грамот, среди которых есть даже из тюрьмы -- "за активное оказание помощи администрации в исправлении и перевоспитании осужденных". Зато не так густо в шкафах с продуктами. Все ее родные -- школьные преподаватели музыки, особо не разгуляешься. А сколько еще на лекарства надо!

Она поет со своими ровесницами в хоре ветеранов "Боевые подруги" -- подтянутая, в изящных туфлях. А дома лопнувшая труба в ванной уж который год не дает погреть горячей водой израненные, ноющие ноги. Заменить ее -- денег нет, а без них слесарь "несговорчивый".

-- Как же так, -- говорю. -- Вы такая энергичная, умеете всего добиться...

-- Так то для других, -- возражает она. -- Не пойду же я с такими мелочами, как моя труба, к мэру или губернатору. Они ребята хорошие, меня уважают, и, наверное, сами б сделали. А как сказать?..

Один только раз не выдержала она. Когда в комнате прорвало батарею, залило соседей, а слесари без денег все не находили нужной детали. Схватила грамоту от губернатора и говорит: "Мне что, к Сергею Гриневецкому из-за вас идти?" Тогда сделали.

-- Неужели так ни разу ни о чем не попросили?

-- Попросила. Похоронить за счет государства... А мэр рассмеялся и успокоил, что помереть мне дадут еще не скоро.