"ОТЕЦ" ЧОНКИНА ЖИВЕТ В ТРЕХ МЕСТАХ

Владимир Войнович

..."Кило дерьма на кило сахара" -- у Владимира Войновича, "отца" потрясающего рецепта самогонки из романа-анекдота про солдата Чонкина, вчера был особый день: много лет назад писателя с шумом, с треском лишили гражданства СССР. Я была уверена, что такую дату Войнович отмечает.

Оказалось, ничего подобного. Первый раз, правда, как только узнал, разозлился и "отметил" день гневным письмом Брежневу. Но через год Брежнев его подвел: он умер.

...Не только лишение гражданства, но даже и десятилетний юбилей появления в "Юности" крамольного Чонкина Войнович в этом году не отмечал. "И вообще, -- говорит, -- для меня намного более ценным было то, что задолго до "Юности" роман ходил в самиздате".

Перепечатанного на машинке Чонкина он хранит до сих пор как реликвию. Не знаю, хранит ли самиздатовскую "Москву-2042", но помню, что читала ее в затрепанно-засаленном варианте, сделанном явно нелегально.

-- "Москва-2042" -- это как пророчество? У Оруэлла ж "1984" -- сбылось почти все.

-- Из моего тоже что-то уже сбылось. В чем-то даже перевыполнили, как план... Но "Москву" писал, как роман-предупреждение. И не хотел, чтобы он сбылся.

...Последней каплей, переполнившей чашу терпения КГБ, был не "Чонкин" и не "Москва". В преддверии Олимпиады-80, когда Сахарова отправили в ссылку в Горький, Войнович написал письмо в редакцию газеты "Известия":

"Позвольте выразить глубокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам, включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены, героев соцтруда, академиков, лауреатов и депутатов, которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека нашей страны Андрея Дмитриевича Сахарова". Этот текст с удовольствием цитировали "голоса".

-- Говорят, Иосиф Бродский, когда покидал Союз, в самолет вошел -- как был -- в одних тапочках, с тремя апельсинами в кармане. Как уезжали вы?

-- Я уезжал не "в тапочках": все-таки человек семейный -- жена, дочка... Везли какие-то вещи, книги, дочкины куклы. Она тогда была маленькая. Поздний ребенок: родилась, когда мне уже 41 год был.

..."Один генерал КГБ еще в Союзе меня спросил: "Неужели вы верите, что ваши книги будут когда-нибудь опубликованы?" -- "Не просто верю, а точно знаю". -- "Вы -- слишком самонадеянный!", -- отреагировал он. А я ответил: "Это вы -- самонадеянный. Потому что думаете, что управляете временем, а на самом деле временно в нем существуете. И, кстати, книги запрещенные живут дольше разрешенных".

-- Владимир Николаевич, когда вы пишете "далеко от Москвы" -- чувствуете некую ностальгию по...

--... по вторичному продукту?

Он говорит: "Я теперь живу и в Мюнхене, и в Москве, и в самолете между ними". Семья Войновича осталась в Германии. Он часто ездит к ним. И когда его спрашивают: "Вы навсегда вернулись?" -- отвечает: "Процентов на шестьдесят".

В экс-Союзе, подобно Растроповичу, особняк не купил. Не достиг, говорит, таких материальных высот. Квартиру в Москве ему дали. И он не тоскует, что прежнюю не вернули: в новой даже метров побольше.

-- Человек я весьма непритязательный. Раз в неделю приходит женщина -- убирать квартиру. Сам я уборку не люблю. Но сварить суп, картошку или купить кефир -- это с удовольствием. Постирать-погладить -- тоже.

На московских улицах Войновича по-прежнему узнают. Владимир Николаевич от такого внимания не в восторге, поэтому из дому стал выходить в темных очках и даже задумал бороду. В смысле -- приклеивать.

"Лучше отрастить!" -- "А на телевидении? Там -- без бороды, а на улице с нею". В "Останкино", говорит, приглашают постоянно на разные передачи, он отказывается, если знает, что тема безумно скучная.

-- А когда вам бывает безумно скучно?

-- Если начинают говорить о нравственности. Не потому что я за безнравственность, а потому что ненавижу ложь, ханжество и лицемерие, которые словами о нравственности обычно прикрываются.

...Десятилетия не изменили натуру опального писателя. Войнович как не любил, так и сейчас терпеть не может "королевство кривых зеркал".

-- Наши некоторые политики любят быть окруженными писателями, художниками и артистами. И чем больше эта любовь подкрепляется материально, тем больше в их окружении знаменитых людей. Например, появляется на экране Лужков, а сзади и с фланга -- известные актеры, режиссеры... На что-то рассчитывают или что-то уже получили... Чувствуется приближение выборов.

-- А вам Лужков оказывал знаки внимания?

-- Нет и не надо. Мне от начальства надо только, чтоб оно меня не трогало. И не запрещало то, что полагается по закону...

Сейчас Владимир Войнович пишет книгу, которую начал 20 лет назад. Это -- не продолжение "Чонкина". Но герои нового романа "Монументальная пропаганда" имеют к бравому солдату Ване прямое отношение: там были второстепенными, а здесь -- главными.

"Откуда он так досконально знает и колхоз, и лагерь, и самолеты, и армейские штучки, на чем построена вся "Жизнь и необычайные приключения солдата Чонкина"?" -- из собственного и родительского опыта. Поэтому, наверное, и пишется легко? Владимир Николаевич уверяет, что -- очень трудно.

...Дитя военного времени, родился 32-м в Душанбе. Отца отправили в лагерь, когда мальчишке было всего 4 года. Весной 41-го семья переехала в Запорожье. Отец Войновича уже был вместе с ними, но недолго: всего месяц, потому что ушел на фронт. А семья -- в эвакуацию, в Вологду.

-- Мне было одиннадцать лет, когда начал работать в колхозе. Пас телят, коров, свиней, ездил на лошади. Вот откуда у меня познания, как надевать хомут.

После войны вернулся в Запорожье. Ремесленное училище, был столяром, на железной дороге работал. Учился урывками. Из десяти классов закончил пять -- 1-й, 4-й, 6-й, 7-й и 10-й. Причем все, кроме первого -- в вечерней школе. А 10-й вообще после армии. В армии служил четыре года -- такой тогда был срок в авиации.

Кстати, последние два года служба проходила в Киевском военном округе. А до службы два года в Запорожском аэроклубе на планере летал и с парашютом прыгал. Вот, читатель, откуда у него такая любовь к самолету, охраняемому бравым солдатом Чонкиным.

-- В 1956 году мои родители жили уже в Керчи, оттуда я и уехал в Москву. Пробиваться в литературу. В литинститут не приняли, не прошел творческий конкурс. Подался в столичный педагогический -- не возвращаться же в Керчь несолоно хлебавши!.. Писал стихи. В 60-м писал тексты песен. Помните -- "14 минут до старта"? Первую повесть написал "Мы здесь живем". И она была принята на "ура" в самом престижном по тем временам журнале -- "Новый мир".

Еще через шесть лет стал участвовать в правозащитном движении. Да так, что в 74-м с грохотом исключили из Союза писателей СССР, о чем он нисколько не жалеет, а даже наоборот.

...Когда началась перестройка, Войновича снова потянуло в Москву. Приятели, оставшиеся в СССР, поражались: зачем?

-- Они мне говорили: "У вас же там, в Мюнхене, такая колбаса!.." Именно колбаса меня выводила из терпения. В детстве я пережил настоящий голод -- и даже два раза умирал... Но если я сыт, мне почти все равно -- чем. Сыт -- и ладно. Но из-за материальных побуждений я не определяю судьбу и место жительства!.. Эти разговоры раздражали. С некоторыми приятелями поэтому я и порвал отношения.

...Хоть и принято считать, что "талант должен ходить голодным", но все-таки жить в Москве Войновичу на что-то надо. Не из-за заработка, а для души относительно недавно он занялся живописью. Потом были выставки, картины стали покупать. За неполных четыре года он сделал 300 работ маслом и 500 рисунков.

-- Впрочем, основной заработок -- все-таки гонорары за книги? Не обижают?

-- Обижают. Причем везде и все. И когда мне здесь в России заплатят гонорар за роман, который я пишу 20 лет, -- может быть, на месяц жизни и хватит.

Кроме изданий, переизданий, картин и экранизаций романов, случаются и премии. По большей части, международные. Приятно все-таки, что не "статуэтками" дают, а купюрами.

-- Названия премий, может быть, вам, ни о чем и не скажут... Итальянская -- по имени города Монделло, например?.. Или немецкая -- имени доктора Гааза. Знаете, кто такой доктор Гааз? Был такой человек, его звали "святой доктор". Немец, который когда-то приехал в царскую Россию, здесь жил, был тюремным врачом. И положил жизнь на то, чтобы облегчить жизнь заключенных и всех бедных людей. Он зарабатывал уйму денег! Клинику для бедных построил. А сам умер в нищете.

...Дочке Войновича сейчас 26 лет, она заканчивает университет. Написала две книги на немецком. И на мелкие расходы зарабатывает сама. Впрочем, Владимир Николаевич все же считает себя кормильцем.

-- Прочитал как-то в газете про бомжей, которые по помойкам бутылки собирают. Я-то думал, что это чепуха. А, оказывается, у них бывает неплохой заработок... И если бы так получилось, что я оказался на иждивении жены и дочери, то пошел бы собирать бутылки. Или еще что-то придумал бы.

-- Где вам комфортней -- в Москве или в Мюнхене?

-- Здесь гораздо интересней. Хотя порой так противно. что хочется уехать навсегда. Когда меня выгоняли, не было такого желания -- "навсегда". А сейчас спрашиваю себя: "И чего я здесь сижу?"

-- Из-за чего хочется уехать?

-- Посмотрю на Думу, послушаю, что они несут, увижу, кто там... Знаете, есть такой депутат Илюхин. Так вот в 70 каком-то году он был прокурором. Когда Андрея Амальрика посадили в Лефортовскую тюрьму за инакомыслие, ему пришлось встретиться с этим прокурором. "Жаль, прошли те времена, а то бы к вам применили другие методы, " -- сказал ему Илюхин.

Амальрик потом написал: "Меня на протяжении этой сцены не покидало чувство ужаса. Илюхин, от которого я запомнил только потертый черный костюм и тонкие подошвы черных туфель, произвел на меня самое омерзительное впечатление изо всех до и после виденных мною сотрудников наших разнообразных органов".

Так вот теперь я, когда вижу, что все еще этот Илюхин обладает огромной властью, а его действия и слова влияют на политику государства и на жизнь народа, думаю: "Ну их всех к черту! Уеду назад в Мюнхен -- на родную Баварщину... "