ТАЙНА ОДНОГО ПОДПОЛЬЯ

Говорят, самый страшный детектив -- тот, который был на самом деле. Это правда. Недавно я перестал читать детективы. Они меня не впечатляют. С тех самых пор, как днепропетровская писательница Любовь Романчук поведала мне страшную историю гибели Синельниковского подполья и горькой судьбы тех, кто осмелился приблизиться к его тайне. Разговаривали мы уже после того, как в днепропетровском издательстве небольшим тиражом вышла ее книга "Жовті сліди на гарячому попелі". До того Любовь Анатольевна не соглашалась, проявляя очень уместное в этой ситуации суеверие.

"ЗАКОЛДОВАННАЯ ТЕМА"

Виктор Георгиевский, 1941 год

Эта тема близка ей с детства. Гибель дяди -- Виктора Георгиевского -- от рук неведомого фашиста в 43-м, загадочное помешательство его матери Елены Гнатовны -- двоюродной бабушки -- в 64-м. Все это было окутано в семье ореолом какой-то жуткой тайны.

Ореол тайны был не только в семье. Сначала Любови Анатольевне отказались дать соответствующее дело в СБУ. В бывшем облпартархиве от послевоенных записей остались лишь обугленные листочки. Даже газетные статьи, появившиеся в 50-х в местной прессе, исчезли из библиотечных подшивок. Все без исключения. Слава Богу, родители Любови собирали те пожелтевшие вырезки. А живые свидетели тех событий разговаривали с Любовью Анатольевной лишь потому, что она -- родственница подпольщика. С другими бы они не откровенничали...

Она хотела только одного -- докопаться до правды. Узнать имя человека, который предал Синельниковское подполье, но после войны пошел не под суд, а наверх, по крутой лестнице властной карьеры.

ПО ПРОЗВИЩУ "ГОРЯЧИЙ"

-- После войны довольно быстро сотворили миф -- подполье создавалось на оккупированных территориях под партийным руководством. Партия-де оставляла секретарей райкомов и горкомов, развернувших борьбу в тылу врага. На самом деле это было не так. Точнее, не совсем так. В Синельниково первое -- "партийное" -- подполье разгромили буквально через полгода. А уже после организовали подполье, в которое входил мой дядя. Их было около 80. И ничего общего с партией они не имели. В основном молодежь -- от 17 до 25 лет, но были и сорокалетние. Учителя, машинисты депо -- Синельниково большой железнодорожный узел, кузнецы, рабочие. Проценко, самый старший в подполье, вообще был националистом. Насколько убежденным -- не знаю. Но после войны он отказался вступать в партию -- так и остался на всю жизнь кандидатом в члены.

Настоящая народная война против фашистов началась не сразу, а тогда, когда они стали вешать, расстреливать и угонять в Германию. Я думаю, в этой борьбе не последнюю роль играл юношеский авантюризм -- было в подполье нечто от казаков-разбойников.

Вите Георгиевскому в 1942-м, когда организовалось Синельниковское подполье, не исполнилось еще и восемнадцати. Он знал несколько диалектов немецкого, держал в памяти детальную -- до мелочей -- карту Берлина. Специализировался на приезжих офицерах Рейха -- тех, кто отстал от эшелона, вряд ли будут искать. Встречал их в немецкой форме, спаивал отобранным у предыдущей жертвы французским коньяком, а ночью отправлял на тот свет. Не брезговал и полицаями. Мог, позавтракав в ресторане, оставить на столе записку: "Было очень вкусно, господа оккупанты. Горячий". Горячий -- подпольная кличка. А, может, стиль жизни. На расклеенных в Синельниково афишах, обещавших за голову Виктора 25 тысяч марок, он писал: "Мало!" -- и расписывался.

Любовь Романчук

Иногда "игра в казаков" становилась опасной, причем не для подпольщиков. Один раз они пустили под откос очень важный состав. Три дня радовались, как дети. На четвертый фашисты в отместку расстреляли десять человек. С тех пор подпольщики совершали диверсии вдали от города, придумывая самые хитрые комбинации: сыпали песок в буферы, и состав сходил с рельсов километрах в 40, а то и дальше от станции. Даже если это и не выглядело как несчастный случай, с уверенностью сказать, что диверсия совершена в Синельниково, не мог никто.

Но главным в работе подполья была передача сведений. Каким-то непонятным образом в ближайшую к линии фронта авиационную армию поступали данные о том, когда и в каких местах лучше бомбить Синельниковский узел, чтобы разрушить самые важные составы. Данные поступали не только в армейские части. В начале 43-го связной Сергеев, одноногий калека, пересек линию фронта, добрался до Москвы, где доложил ЦК о существовании подполья и попросил помощи. Помощь пообещали.

В этот момент, как считает Любовь Анатольевна, Синельниковское подполье подписало себе смертный приговор.

ПО ОБЕ СТОРОНЫ ФРОНТА

Официальная версия звучит примерно так -- в конце июня 1943 года подлый (и безымянный) предатель выдал подполье немцам. Дом, в котором собрались руководители подполья, был окружен. Георгиевский отстреливался и пытался бежать. Но его настигла эсэсовская пуля...

Любовь Романчук говорит, что все не так уж просто. И, похоже, имеет на то основания.

-- Вы задумывались когда-нибудь над тем, что практически все подпольные организации раскрывались немцами перед самым подходом наших войск? Странно, не правда ли? Я думаю, что это была система, своеобразная страшная традиция. Перед самым подходом наших войск с Большой земли засылался человек, который сдавал подпольщиков немцам. Я даже допускаю, что Фадеев покончил с собой именно потому, что узнал правду о краснодонском подполье.

-- Я все могу допустить. Но не пойму -- зачем?

-- Все очень просто. Поскольку партия в подполье участия не принимала, то потом, после прихода наших, это нужно было признать. Партийные боссы, оставленные для организации подполья, обязаны были отчитаться за работу, которой они не делали. Но самое главное -- что эти подпольщики были опасными людьми. Они имели опыт диверсионной и конспиративной работы. Много видели и знали. Они вдохнули воздух свободы. И могли свои знания применить для борьбы с советской системой, которая немногим отличалась от гитлеровской. К тому же, они были осведомлены о жизни партийных начальников во время оккупации. О том, что некоторые из них дружески общались с эсэсовцами. Расправиться с подпольщиками самим -- нельзя: вряд ли поверят, что борцы с фашизмом -- "враги народа". А руками фашистов -- дело другое...

Иначе, чем заговором "с той стороны фронта" гибель Синельниковского подполья объяснить нельзя.

"Просто так" раскрыть организацию было невозможно. Она была разбита на боевые пятерки, где каждый рядовой подпольщик знал только троих. Пятерку поименно мог перечислить лишь командир. Всех членов подполья знали только руководители, да и то вряд ли. Если бы взяли кого-то из рядовых, на раскрытие всей организации понадобились бы месяцы. Вариант с арестом кого-то из руководителей тоже не проходит -- их брали практически в одночасье. Следовательно, предатель был очень хорошо осведомлен и знал то, чего не знали даже руководители подполья.

Самым вероятным кандидатом Любовь Анатольевна -- вслед за большинством подпольщиков -- называет Василия Иваненко. Он появился в подполье весной 43-го. Объявил себя секретарем подпольного райкома партии и сказал, что возглавит подполье. Что конкретно он делал -- никто не знает. Известно только, что составлял списки всех подпольщиков для награждения после прихода своих. Возможно, эти списки и стали для эсэсовцев "учебным пособием". Именно Иваненко созвал совещание руководства в тот роковой день 29 июня, когда окружили дом. Созвал и не пришел, избежав ареста.

И все же Любовь Романчук считает Иваненко в лучшем случае исполнителем, за которым стояла более крупная фигура -- человек, сыгравший в судьбе подполья решающую, роковую роль.

Елена Гнатовна с сыном Виктором. Фото из семейного архива

Дело в том, что Георгиевский в тот день не погиб. Это знала его мать Елена Гнатовна. Ее тоже арестовали и пытали в Днепропетровском гестапо, где она увидела своего сына. Убили его уже в середине сентября, за несколько дней до вступления в город наших войск. На глазах у матери. Елена Гнатовна на всю жизнь запомнила убийцу -- хоть и в гитлеровской форме, он был из наших, местных. Ее внучка Любовь Анатольевна считает, что именно этот загадочный убийца играл первую скрипку в предательстве Синельниковского подполья.

На этом история и закончилась бы, если бы тот загадочный убийца ушел с фашистами. Но он остался -- и вскоре взлетел на невиданные высоты советского олимпа.

Остались и подпольщики. Им повезло -- всех уничтожить не удалось. Поезд, на котором их везли к месту расстрела, попал под бомбежку в десятке километров от Днепропетровска. Охрана была уничтожена. Подпольщики выбрались на волю живыми и почти невредимыми. На счастье? На горе себе?

КРОВАВЫЙ СЛЕД: ИЗ ПРОШЛОГО В НАСТОЯЩЕЕ

Год 1943-й. Сразу после освобождения СМЕРШ по обвинению в предательстве подполья арестовал наиболее активных его деятелей -- Ивана Проценко и Николая Грицаенко. Но реакция оставшихся в живых соратников была настолько бурной, что через пару месяцев арестованных выпустили. За это время Василий Иваненко успел посетить многих подпольщиков и уговорил их составить отчеты о подпольной работе, где указывалось, что именно он организовал и возглавлял подполье весь период оккупации. Его прославляют, ставят во главе колхоза (до войны Иваненко работал журналистом районной газеты), даже ни разу не вспомнив такого крамольного факта его биографии, как плен.

Конец 40-х -- 50-е годы. Подпольщики пытаются добиться правды. Они жалуются в городские и областные парторганы, требуют восстановить справедливость и называют предателем Василия Иваненко. Доходят до ЦК, который организует очную ставку Иваненко с подпольщиком Василием Яценко.

Иваненко заявляет, что этого человека, как и других подпольщиков, никогда и в глаза не видел. Доказательствам, приведенным Яценко, ЦК не верит. Но не признав Иваненко предателем, дает однако негласное указание прекратить его прославление. Из школьных коридоров исчезают его портреты, его уже не приглашают на уроки мужества и вместо колхоза в Синельниковском районе переводят в Павлоградский.

Вскоре после визита в ЦК Яценко погибает в странной автокатастрофе: в пять часов утра на пустой улице его велосипед сбивает машина. "За что ты меня убил, гадюка?" -- его последние слова, услышанные соседями по улице. Автоинспекция квалифицирует инцидент как несчастный случай. После этого практически никто из подпольщиков правды не ищет. Остаются лишь самые стойкие -- Иван Проценко и мать Виктора Георгиевского -- Елена Гнатовна.

Год 1964-й. Елена Гнатовна не успокаивается. Она вынуждена доказывать многое -- и то, что сын убит в гестапо, а не в перестрелке, и даже то, что не он предал подполье. Елена Гнатовна встречается с первым секретарем украинского комсомола Дроздено, с Ковпаком и даже с Хрущевым. После встречи с Никитой Сергеевичем ей выделяют персональную пенсию и дают просторную квартиру на центральном проспекте Днепропетровска. Там, может быть, женщина и прожила бы всю оставшуюся жизнь. Если бы не увидела однажды по телевизору знакомое лицо. Увидела -- и обмерла. Этого человека -- убийцу своего сына -- мать не спутала бы ни с кем. Тем более, что человек этот занимал поднебесно высокий пост.

Подполье в действии

Как раз в это время делом подполья заинтересовался немолодой и опытный полковник КГБ. Он вызвал Елену Гнатовну для беседы в мрачный особняк на улице Короленко. То ли от мягкого тембра его голоса, то ли от крепкого сладкого чая женщина расслабилась и молча ткнула пальцем в одну из фотографий, разложенных полковником на столе.

Из здания КГБ ее выпустили, даже раскланялись. Любовь Анатольевна не винит госбезопасность в том, что случилось с ее бабушкой после. Возможно потому, что полковник вскоре был уволен из органов, а потом -- бесследно исчез. А случилось непоправимое. В тот же день к дому Елены Гнатовнаы подъехала черная машина. А через несколько часов женщина появилась у сестры, растрепанная, с безумными глазами. Так закончилась ее нормальная -- в буквальном смысле -- жизнь. Она постоянно разговаривала с "черной машиной", просила спасти, закрывала окна и бормотала: "Там в лесу напали на лису"...

Скоро, воспользовавшись временным отсутствием сестры, Елену Гнатовну перевезли в психбольницу. Умерла она в Никопольском диспансере. О ее смерти родственники узнали лишь через два года, в 1977-м.

Год 1965-й. Иван Проценко заболел и лег на операцию. Через месяц после больницы он неожиданно умер.

Год 1982-й. В Ростове-на-Дону журналистка Вера Гура организовывает встречу оставшихся в живых героев подполья и ветеранов той самой авиационной армии, которой подпольщики поставляли информацию о бомбежках Синельниково. Стараясь "раскрутить" тему, она неизбежно сталкивается с проблемой предательства. Едет в Синельниково и даже в Винницкую область, в семью подпольщика Слуцкого. Хочет написать книгу. Но ей дают понять, что книгу издать не удастся. Вызывают "куда надо" и рекомендуют оставить эту тему. Возмущенная Вера Гура наотрез отказывается отступить. После этого в течение двух месяцев от инсульта умирает ее 25-летний (!) сын, следом за ним -- от инфаркта -- муж. Вскоре и сама Вера пополняет список жертв страшной тайны подполья...

ЭПИЛОГ В БАГРОВЫХ ТОНАХ

-- Вряд ли кто-то из живых знает имя настоящего предателя. Многие подпольщики знали. Бабушка, вероятно, назвала его нашему соседу, писателю Крылову. Но он даже перед смертью не осмелился это имя произнести. Умер Крылов два года назад. Я его просила об этом, но он сказал -- я, мол, узнал это имя против своей воли. Узнал -- и всю жизнь об этом жалел. В архивах ничего не сохранилось. Можно лишь предполагать, насколько высокий пост занимал этот человек после войны, чтобы все архивы подчистить, всех свидетелей запугать или ликвидировать. Бабушка как-то обмолвилась, что он работал в Днепродзержинском окружении Брежнева. И, видимо, вместе с Леонидом Ильичом и всей днепропетровской командой взмыл вверх. Одна надежда -- немецкие архивы. Немцы -- народ скрупулезный, едва ли они что-то уничтожали. Да и потом, если он еще жив, ему должно быть по крайней мере лет 85. Это как минимум...

...На Рождество 1995 года в собственном доме в Днепропетровске убили старика. Убили зверски -- палками. Старик -- калека, инвалид, бедный, как церковная мышь. Мотивы убийства непонятны. Убийцу вроде бы нашли, процесс был закрытым -- 8 лет тюрьмы. Но дело направили на доследование, и осужденный признался, что оболгал себя. Вокруг убийства простого старика выросло множество информационных заслонов и тайн. Погибшего звали Иван Детков. Он был членом Синельниковского подполья и долго добивался признания себя таковым. На старости лет решил еще раз написать "куда надо" о событиях более чем полувековой давности. Да не успел...