МИЗАНСЦЕНЫ ЖИЗНИ

Французский классик Жан Ануй считал антибуржуазный порыв возрастным явлением. Киевский режиссер Валерий Пацунов в спектакле "Эвридика" театра "Золотые ворота" словно опирается на мнение писателя-философа Жана-Луи Кюртиса, чей герой из "Рынка идей" обличает современную цивилизацию в том, что она "принимает комфорт за счастье, обеспеченность -- за душевный покой, духовную спячку -- за добродетель, рекламную популярность -- за величие..."

Образная лексика Валерия Пацунова порой навязчива, порой удачна. Мне кажется, режиссер не доверяет актерам, отгораживая влюбленных и зрителя от "кошмара буржуазности" прозрачной завесой (сценограф Андрей Злобин). Основная конструкция декорации -- гигантский усеченный конус, напоминающий цветок, в котором уединяются Орфей (Дмитрий Лаленков) и Эвридика (Ирина Мельник).

В костюмах работы Елены Богатыревой -- пышно-декоративных и умопомрачительно пестрых, с тяжеловесными драпировками, перьями и оборками -- актеры второго плана напоминают озвученные вешалки. Их невозможно узнать из-за обильно-живописного грима. Это как условные знаки: похоти (мать Эвридики), вульгарности (Девушка), корысти (Импресарио). Лишь однажды официальную атмосферу премьеры разрядили аплодисменты -- как отклик на артистизм Алексея Вертинского (отец Орфея), который согрел роль бытовыми интонациями.

Дмитрий Лаленков вопреки названию пьесы Ануя, ведет первую скрипку в романтично-страстном дуэте со смертью. Его персонажу сопереживаешь, в него вглядываешься как в современника. Он естествен в абстракциях греческого мифа.

Пошлость нашего повседневного маскарада подавляет благородство чувств. Хотя драматург и режиссер дают Эвридике шанс оправдаться, актриса не убеждает ни своими романтическими интонациями, ни широко распахнутыми глазами. Смерть в спектакле -- очищающий фатум. Хотя несколько шокирующим выглядит ее апофеоз -- торжество Анри-Смерти (Юрий Муравицкий). А над Смертью, следуя воле режиссера, уж возносятся влюбленные, увлекая за собой огромную фату. (В театре влюбленные часто возносятся под колосники.)

Но вот открылся занавес, и актеры -- Похоть, Корысть, Родительская удушающая опека и Смерть -- взявшись за руки, вышли на поклон. Вечная и убедительная мизансцена жизни.