1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №70 (325) за 16.04.99

"ЗА ГРАНИЦЕЙ Я -- ВРОДЕ КИТАЙСКОГО ИМПЕРАТОРА"

В этом году Театру на Таганке исполняется 35 лет. Что думает сейчас Юрий Петрович Любимов? Какие темы волнуют его в эпоху жесткого прагматизма, когда эзопов язык, казалось бы, приказал долго жить?

-- Вы говорили, что 33 года шли от Брехта к Достоевскому. Ваш любимый роман случайно не "Преступление и наказание"?


-- Действительно -- один из любимых. Давно хотел его поставить. Но в то время Юрий Александрович Завадский попросил: "Юра, подождите, мне так это хочется осуществить, уж после меня..." И я согласился. Вообще есть два рода стариков: одни пускаются во все тяжкие, а другие достойно несут старость. Юрия Александровича все звали "седая
девушка". Я к нему ходил в кремлевскую больницу, и он мне предлагал: "Давайте напишем письмо в защиту Таганки! Неужели они наверху ничего не понимают?" А "Преступление" я потом поставил, Высоцкий играл Свидригайлова -- это была его лучшая роль.

-- В те времена ваша жена Людмила Целиковская помогала Таганке?

-- Люся? Ну, чем же она могла помочь? Вы все в мифах живете. Если власти человека, который сделал им бомбу, сослали в Горький! А тут -- актриса, которая еще Сталину не понравилась! Посмотрел фильм с ее участием и сказал: "Какая это царица? В гробу чего-то улыбается. Не надо ее снимать вообще". Когда с Люсей было плохо, ее не могли даже в хорошую больницу поместить. Мои приятели позвонили "портретам" -- и только после грозного голоса Андропова я ее отвез в лучшую больницу.

-- В конце 70-х Анатолию Эфросу предложили назвать 5 лучших театральных режиссеров. Он сказал: "Любимов", -- и замолчал...

-- Мне он этого не говорил. Но мне приятно, что Толя, с которым я был очень близок, даже снимался у него, так обо мне отзывался. У нас было некоторое охлаждение после того, что он поставил на Таганке "Вишневый сад", но чисто по эстетическим соображениям. Потом стали говорить, что я хотел закрыть его спектакль. Это неправда. Я бы никогда себе не позволил так обращаться с ним, как власти обращались со мной. Мне кажется, что роковая ошибка Эфроса -- его согласие возглавить Таганку после моего изгнания. Как можно идти туда, где человека растоптали, выбросили? Он же сам испытал эти вещи, когда его выгнали из Ленкома! Роковую роль в его приходе на Таганку сыграли дамы, близлежащие к нему.

-- А вы любите своих артистов?

-- Лучше всего о них сказал Эрдман. Когда на заре Таганки артисты затеяли спор в театре о том, что я мешаю раскрытию их индивидуальностей, что они -- как дети, а я с ними очень суров, Эрдман ответил им: "Вы же т-таланты! Т-так с-сыграйте ему, как он просит. Дети ведь как-к играют? Они 15 минут иг-грают и 45 -- сутяжничают. С-сутяги вы!" На этом весь диспут и кончился. Эрдман вскоре после этого умер.

-- Юрий Петрович, скажите пару слов о вашей дружбе с киевлянином Виктором Некрасовым.

-- Он был милейший человек. Написал прекрасную книгу о войне "В окопах Сталинграда" -- гораздо лучше, чем "А зори здесь тихие" Бориса Васильева. Но из-за того, что Некрасов был запрещен, я был вынужден поставить спектакль по книге Васильева. Встречались мы с Виктором Платоновичем в разных местах, он водил меня по Парижу, по всем пивным, и мы разговаривали ночами напролет. Однажды перед моим отъездом в Союз он пришел и сказал и сказал: "Умер Саша Галич..." Я ведь с детства очень хорошо знал Сашу. Его жена Нюша через 10 лет после смерти Галича умерла в Париже, заснув с зажженной сигаретой. Мы с Сашей дружили десятилетиями, и Нюша подарила мне трость, с которой он любил ходить. Так у меня и осталась бамбуковая трость от Галича. И трость от Параджанова с серебряным набалдашником, тяжелого дерева, тяжелее железа.

-- А что сейчас с другими артистами той легендарной Таганки?

-- Скажем, Алла Демидова сейчас создала свой театр "А", по знаменитой притче: "А и Б сидели на трубе". Они все теперь у меня великие люди, эссеисты, мемуаристы... Понимаете, они избалованы жизнью: быстро сделали карьеру, Таганка сразу стала центром внимания. Они думали, что так и будет везти до гроба. А этого не бывает. Артисты -- лабухи, им все равно, где играть, на свадьбе или на похоронах. Это исполнительская профессия, которая очень уважается на Западе, если актер полностью подчиняется режиссеру. А у нас хорошая актриса Катя Васильева сказала великому Петеру Штайну, что она с ним не согласна. Ну, он вызывает продюсера и говорит: "Найдите мне другую, быстро". И нашли Таню Васильеву, она сыграла в "Орестее", и быстро все образовалось. Без всякой лирики. Надоела эта загадочная русская душа, тем более, что еще не понятно, русская ли она, будучи 300 лет под татарским игом.

-- Юрий Петрович, вы успешно ставите оперы и драматические спектакли за границей. Что вас заставляет постоянно возвращаться в Москву?

-- Я никогда не мог представить, что буду жить в Иерусалиме и ставить там спектакли, обращаясь к актерам через синхрониста-переводчика. Знаете, в чем преимущества такой работы? Я -- вроде китайского императора. В оперных постановках это не так важно. Там все равно никто не поймет, что они воют.

А возвращаюсь, поскольку корни-то у меня все в Москве: старший сын, театр, какой бы он ни был, как бы ни поступал ряд господ артистов и министров. А тут какие-то распри глупые возникли... Это ведь г-н Губенко затеял все эти безобразия с разделом Таганки. Никакой творческой подоплеки тут нет. Тут есть политика -- и все.

-- Как называются ваши мемуары?

-- Эту книжку я писал для сына, а в это время голуби какали в мою тетрадь. Вот я и назвал книгу: "Тетрадь, обосранная голубями".

-- Какая легенда о вас наиболее неприятная?

-- Была легенда, что мне покровительствует Андропов. Вообще-то правильная легенда, потому что я его детей не принял в театр, и он как отец был мне глубоко благодарен. А когда умер Володя Высоцкий, я позвонил Андропову и сказал, что товарищи в органах не понимают масштаба потери. Им кажется, что умер какой-то забулдыга-пьяница, -- подумаешь, песенки писал. Он как политик понимал, что Высоцкий -- очень популярный человек, ему об этом докладывали. И Высоцкого хоронила вся Москва. Это был большой скандал для "портретов", и этого они мне уже решили не прощать. Закрыли спектакль памяти Высоцкого, закрыли "Бориса Годунова", прекратили репетиции "Театрального романа". А Демичев мне просто сказал: "Раз вам у нас все не нравится, не надо вам здесь быть". В результате меня лишили гражданства. Потом я вернулся. Но это уже другая история...