"САМОЕ СТРАШНОЕ, ЧТО МЫ ЖИВЕМ В ПЕРИОД БЕЗВРЕМЕНЬЯ"

Узнав, что я не смогла побывать на концерте знаменитого Ансамбля танца России, его бессменный руководитель в течение 63-х лет, обладатель премий "Триумф" и "За особый вклад культурных отношений между США и Россией", девяностотрехлетний патриарх советского искусства Игорь Александрович Моисеев страшно удивился и огорчился. "Как же так? Это был такой замечательный концерт!"

И все-таки он доброжелательно и терпеливо ответил на несколько вопросов. Если бы я знала, что после трехчасовой экскурсии по городу Игорь Александрович с супругой еще заехали в госпиталь к больному другу, а всего через час назначена репетиция, и гости еще даже не успели пообедать, -- наверное, не решилась бы просить об интервью.

Игорь Александрович, вы побывали в Киево-Печерской Лавре после такого долгого перерыва -- какие впечатления?

-- Я давно там не был, но Лавра есть Лавра: сколько ее не смотри, всегда будет недостаточно, потому что это огромная территория с огромным количеством всяких объектов, которые нужно смотреть. Не знаю, как их назвать: музеи, памятники... Это -- ценность, не уступающая Лувру, Эрмитажу и так далее. Я ведь родился в Киеве, поэтому люблю этот город.

Много лет тому назад, когда я еще был ребенком, мы жили в Полтаве и специально приезжали в Киев, чтобы посмотреть Лавру. И первое впечатление, которое я запомнил -- когда я увидел, как два монаха несут огромные носилки длиной в человеческий рост, и на них лежит рыба из Днепра -- такой сом, что я был поражен: никогда не видел рыбы такого размера. В то время мне было лет восемь, тогда были такие рыбы.

-- Они и сейчас такие! Вас не угостили сомом?

-- Мне сегодня сказали об этом, но времени на еду не было, нога у меня болит, а обойти надо было огромную территорию -- мы побывали и на Ближних, и на Дальних пещерах.

-- А поездка в Житомир удалась?

-- Ну-у! Триумфальная поездка! Рассказать это невозможно. Такого приема, по-моему, мир не видал. Народу в театре было вдвое больше, чем вмещал зал. Вдоль стен весь спектакль -- два отделения -- стояли люди. Концерт в Киеве тоже был хорош -- но это нужно видеть.

-- Игорь Александрович, вы были знакомы с Павлом Вирским, вашим коллегой, руководителем украинского ансамбля танца?

-- Конечно, в то время он работал в Краснознаменном ансамбле. Между нами не было никакой конкуренции, мы даже дружили. Он был несомненно талантливым человеком, но характер был сложный и капризный. Об этом знали все. А потом он пил, так что судьба у него была трудная. Из Краснознаменного его были вынуждены уволить, потому что он пил неприлично много -- его "выносили", так что мы -- абсолютно разные по натуре. Я вообще в рот не беру спиртного, не курю, не пью. За всю свою жизнь не выкурил ни одной папиросы.

-- Как вам это удалось?

-- Просто не надо начинать! Дело в том, что мой отец не курил, и мало того: когда мы ехали с ним в поезде, и кто-нибудь начинал курить, он всегда устраивал скандал: "Я купил билет в вагон для некурящих, а вы себе позволяете курить, не спрашивая даже разрешения: это -- нахальство и т.д.". И меня всегда предостерегал: не дай тебе Бог курить! А я отвечал, что мне не хочется.

-- Игорь Александрович, вы в своей жизни знали многих людей, со многими дружили. Какие из них наиболее дороги и памятны для вас?

-- Если о друзьях, то один из самых моих больших друзей -- Ираклий Андронников. Второй мой друг -- писатель Сергей Сергеевич Смирнов, автор "Брестской крепости". Но, к сожалению, оба умерли, так что я остался без друзей. Вообще, у меня никогда не было много друзей. Говорят, у кого много друзей, значит, нет ни одного. Сейчас я застал в Киеве своего большого друга -- француза Андре Томазо. Я только что его навещал в Центральном военном госпитале, ему сделали чудовищную операцию, очень сложную -- у него был заворот кишок, перитонит. Вечером его пригласили в ресторан, и прямо оттуда отправили в госпиталь, положили на стол и сделали операцию.

Он был нашим импресарио в течение многих лет, а потом, когда прогорел -- как ни странно, на цирке -- он объявил себя банкротом, и стал директором труппы Бежара. Он очень честный и порядочный человек, действительно, получилась такая нелепая ситуация, он должен был заплатить огромную неустойку -- публика не ходила, там были какие-то события. Вообще, антреприза -- дело ненадежное...

-- Как оказалось, Игорь Александрович, не так уж надежны государственные коллективы. Многие из них сейчас пребывают в ужасном положении. Меня потрясла информация о том, что во время Отечественной войны ваш ансамбль заработал полтора миллиона и передал их на оборону.

-- И построили свой танк. Тогда было легче зарабатывать, чем сейчас. Я объясню, почему. Был такая ситуация, что мы попали а Дальний Восток, куда в то время никого не пускали. Это было в 1941 году, когда нам пришлось эвакуироваться из Москвы. Мы доехали до Иркутска, а дальше -- "стоп": боялись нападения японцев. Все театры ринулись тогда на Восток: в Узбекистан, Таджикистан и так далее. Я понял, что там нам делать нечего: туда поехали все, и все голодали, потому что выступать было негде -- существовали "свои" театры, а в каждый город приехали еще по несколько театров.

Дальше Иркутска никого не пускали. А я за год до этих событий был главным балетмейстером и режиссером Декады Бурятского искусства в Кремле, провел ее идеально и получил за это орден. Когда я послал телеграмму Игнатову -- секретарю ЦК Бурятии и сообщил, что мы застряли в Иркутске, и хотим ехать к ним (это уже было накануне октябрьских торжеств), Игнатов немедленно распорядился нас пропустить, по-царски принял коллектив в Улан-Уде. Выдали нам вагон продуктов на дорожку, всех экипировали в зимнюю одежду -- мы-то приехали во всем летнем. В ансамбле было тогда человек 70. Мы дали там целую серию спектаклей, и стали в тех краях "монополистами", просто нарасхват: у нас было по три концерта в день. Нам платили любые суммы, потому что денег там у людей было полно, а зрелищ никаких. Кроме того мы давали концерты для военных, во Владивостоке выступали на острове Амурском, откуда отправляли "сухих моряков", как тогда называли морскую пехоту. Мы сумели собрать такую сумму, что построили свой танк "ГААНТ СССР", он воевал, и у меня до сих пор в кабинете стоит модель этого танка.

-- Игорь Александрович, это были тяжелые времена: война, репрессии -- не коснулись ли они вас?

-- Ни один волос не упал ни с одной головы в ансамбле. Во время войны я всех сохранил и освободил от армии. Это было непросто, но это все-таки мне удавалось. В то время я был один, семьи не было.

Расскажите о вашей семье.

-- Женат я с 1964 года, моя супруга была раньше артисткой ансамбля, поступила к нам в 1941 году, ей было тогда 16 лет. Она была настолько ослепительно красива, что с нею по улицам нельзя было ходить. Но меня растрогало в ней другое: она была круглая сирота, и поэтому о ней нужно было заботиться. В ансамбле -- особый режим, поэтому я инспектору сказал: "Ты за нее отвечаешь мне головой, следи, чтобы никто ее пальцем не тронул, потому что защитить ее некому". И мне в голову даже не приходило за ней ухаживать: это были просто отцовские чувства...

-- И вы целых двадцать лет смотрели на эту красоту?

-- Да, смотрел, и был счастлив, когда выдал ее замуж за сына маршала Конева (маршал со мной еще советовался тогда), был счастлив, что она целехонька и устроена. А в дальнейшем, когда у нее там жизнь не сложилась, я этот свой шанс уже не упустил. И в 1964-м женился.

-- Игорь Александрович, вы жили при разных режимах, в разное время, и можете сравнивать. Как вы считаете, куда сейчас идет наше общество, наша культура?

-- Самое страшное, что мы ни в какую сторону не идем, мы стоим на месте. Это -- период безвременья, я бы так сказал: никто не может сказать, куда надо идти. Экономика наша падает все глубже и глубже, все производное от нее катится вниз. Потому что культура без поддержки не может существовать. В военном отношении Россия позорно отстала, потому что проиграть Чечне -- это уже, понимаете, ниже упасть нельзя. По-моему, это позор, за который должен был ответить Грачев. Убеждать, что двумя батальонами он опрокинет Чечню, мог только идиот или нахал. В результате, войну мы проиграли, и, самое главное, продолжаем проигрывать. В Москве сейчас страшно, но уже как будто предпринимаются верные шаги, новый премьер это не только понял, но реализует.
-- Как в этой ситуации удается содержать коллектив?

-- Нас спасает заграница. Если бы не гастроли, мы бы уже давно распались бы. По родной стране ездить невозможно, потому что все нас хотят, но как только выясняется, сколько мы "стоим" -- и не оттого, что чего-то там требуем, но мы многочисленный коллектив, это значит, платить за билеты раз, за багаж -- два, за гостиницу -- три, суточные -- четыре. Театры не в состоянии окупить эти расходы. А Америка и Европа все оплачивает, и таким образом, получается, что если мы два-три месяца в году бываем за рубежом, то потом весь год держимся.

P.S. Мы вышли из гостиничного номера, а Игорь Александрович и его очаровательная супруга все еще продолжали обмениваться впечатлениями: "В Киеве живет вдова Вирского, которая была солисткой украинского ансамбля, но, к сожалению, мы не знакомы. Мы всегда обращали внимание на то, как изящно сделаны для нее постановки. Она приходила на концерт ГААНТ в "Украине" -- кто-то из наших уступил ей место"...