Выпуск газеты Сегодня №95 (350) за 26.05.99
"Я НАУЧИЛСЯ СДЕРЖИВАТЬ СЕКСУАЛЬНУЮ ЭНЕРГИЮ"
... Мы с Никитой договорились встретиться для этого интервью в Доме кино еще полгода назад, но он опоздал, а я не дождалась. Через полгода он позвонил мне: "Наташа, извините, я опоздал" -- "Что ж,
приезжайте в редакцию". По не зависящим от меня обстоятельствам теперь я опоздала на встречу на полчаса и Никиту развлекали коллеги. Когда я вошла в редакционный кабинет, он встретил меня лучезарной улыбкой: "Теперь мы квиты".
"Я УШЕЛ ИЗ ТЕАТРАЛЬНОГО ИНСТИТУТА В ГРУЗЧИКИ"
-- Никита, насколько я знаю, свою творческую карьеру вы начинали как человек невоздержанный, хулиганистый и не умеющий себе ни в чем отказывать.
-- К духовной практике мы еще вернемся. А пока давайте поговорим о вашем уходе из Киевского театрального института и учебе в Москве.
-- Я родился в Киеве. И начинал учиться в институте физкультуры, был профессиональным спортсменом...
-- Почему вдруг профессиональному спортсмену захотелось стать профессиональным актером?
-- Наверное, это влияние старшего брата Сергея: он к этому времени уже заканчивал театральный. В этот год там набирали русский курс. Я был принят сразу, но через год ушел и из театрального. Сейчас я понимаю, что был неправ, но тогда мне казалось, что учат плохо, все не так. Глупо, конечно, это было: я сам тогда ничего не имел и не умел, однако апломба было море. Когда руководитель курса Николай Николаевич Рушковский говорил: "Я вам должен честно сказать -- гениев среди вас нет", то у меня внутри все переворачивалось: как нет? а я ?! Ушел из театрального в грузчики. И очень хорошо себя чувствовал, потому что был свободен. Выходил на площадь Октябрьской революции с гитарой, пел песни и ... милиция не успевала меня забрать. Через какое-то время пришел к Виталику Малахову в Театр эстрады. Мне очень приятно вспоминать этот период, но именно Виталий мне сказал: "Парень, уезжай в Москву. Пропадешь ты здесь -- или сопьешься, или съедят тебя."
"... И ТОГДА Я ЗАОРАЛ НА ВСЮ В МОСКВУ: "ВЫСЛУШАЙТЕ МЕНЯ!"
-- И вы поехали проситься к Любимову?
-- Да. Я сидел под театром две недели и он меня не принимал. И однажды, когда он вышел из театра и шел к машине, я не выдержал и заорал на всю Москву: "Выслушайте меня!!!". Любимов очень удивился, посмотрел на меня внимательно и сказал: "Приходите завтра в четыре". Я был принят в театр, репетировал Хлопушу, Маяковского, Семена Гудзенко. Но именно с подачи Любимова я опять пошел учиться в Щукинское училище на курс к Симонову, а эти роли на сцене так и не сыграл. В ЩУКУ меня взяли сразу и без экзаменов, а Любимова в это время лишили гражданства.
-- Да и у вас начались проблемы с ребятами "в сером"?
-- В 82--84-м я выходил в день рождения Высоцкого на Ваганьковское кладбище и пел там. И кагэбисты сумели меня таки достать. До этого все как-то обходилось -- они почему-то считали, что моя фамилия Гурда и не могли меня найти.
-- Хотели бы -- нашли бы...
-- Это понятно... В 84-м накануне дня рождения Высоцкого они пришли ко мне в институт и сказали: "Вы завтра не должны выходить не только на кладбище, но даже из дому. Считайте, что это приказ." Так как я был молодой и горячий, то 25 января я вышел на кладбище. Меня уже ждали две машины, я устроил потасовку с сотрудниками госбезопасности. Угомонился с поломанным пальцем, разбитыми ногами и в КПЗ. Сейчас вспоминаю это с юмором, потому что в камере "сотрудники" угощали меня гранатами, апельсинами, признавались в любви: "Мы любим твои песни, но пойми -- работа у нас такая". Самое интересное, что я все понимал и не обижался. В итоге я был исключен из института и как Владимир Ильич заканчивал его экстерном. Симонов меня все время наставлял: "Дугачок, мальчишка, выбигай: или геволюционег, или актег -- это две газные пгофессии!". А для меня молчание тогда знаешь что было? Я вырос на Высоцком и Галиче, который пел: "Промолчи -- попадешь в стукачи, промолчи -- попадешь в палачи". Для меня в тот момент молчание было вовсе не золотом.
-- Но когда вы поняли, что может быть 58-я статья или сумасшедший дом, вы больше стали ценить молчание?
-- Да, я понял, что все серьезно. И когда меня восстановили, я замолчал. Хотя мне давалось это очень трудно. Тогда я, кажется, впервые понял, что такое боль.
"ЗАСЕЕВ УМЕЕТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ МАТОМ И БУДОРАЖИТЬ ИМ ДУШУ"
-- Первая ваша картина была здесь на Украине?
-- Да, это фильм "Раненые камни" у режиссера Николая Засеева. Ну, вы знаете, какой у Коли неуемный темперамент...
-- (Задумчиво.) Хм, да...
-- Мне там очень нравится моя роль. Может быть, сам фильм можно было сделать лучше. Но денег особых на эту картину не было и всем было плевать на эту "горскую историю".
-- Засееву -- тоже?
-- Не думаю! Любовь горских женщин, горцев... В горах он этим очень проникался. Когда горы слышали великий русский ... язык в интерпретации Коли Засеева, было отрадно и горам, и горцам, и горянкам. Кстати, с помощью особого отношения к языку он боролся с флегматичностью горцев, которые снимались в массовках. Матом он умеет пользоваться и будоражить душу. У славянского человека от мата некоторое вдохновение появляется. Может быть, есть режиссеры талантливее Засеева, но сочетание профессии, пробивной способности, трудолюбия, у него отменное. Кстати, мою роль в фильме Засеева должен был играть Миша Боярский, но он как раз начал сниматься в "Гардемаринах".
-- А почему вы не снялись в "Черной раде"? Знаю, что Засеев вас приглашал.
-- Я бы с удовольствием снялся и собирался это сделать. Даже побрил волосы и оставил только один "оселедец" на голове. Но как раз Евгений Матвеев запустился с третьей серией "Любить по-русски" и я поехал сниматься к Матвееву.
-- Вот, кстати, о "Любить по-русски". Народ принял фильм "на ура", особенно униженный народ в глубинке. Но критика размазала картину по стенке, как кич, вульгарность и дурной вкус. Как вы считаете, фильм -- явление в кинематографе и фильм "для народа" -- это всегда разные вещи?
-- Почти всегда. Есть жевательная резинка, а есть пища, которая насыщает надолго. Между прочим, на всех показах люди Матвееву целовали руки, меня объявляли "новым героем". Но! Это не значит, что то плохо, а это хорошо. Просто это разные весовые категории. Мы же в боксе не можем оставить только тяжелую весовую категорию. Или в поэзии -- только Ахматову или Пастернака. Есть же площадная поэзия -- Франсуа Вийон, например.
-- Ну ничего себе! Вийон -- легкая весовая категория?! Я думала, легкая весовая категория ...Асадов... Речь же о мере таланта и вкусе?
-- Все правильно. Но сделать жевательную резинку тоже нужен талант.
"Я ДО СИХ ПОР НЕ СЧИТАЮ СЕБЯ АКТЕРОМ"
-- Никита, для вас не секрет, что критики считают вас этаким "картонным героем"?
-- Я до сих пор не считаю себя актером. Для меня искусство -- кино, песни, поэзия -- было средством, при помощи которого я могу высказаться. Актерская профессия очень опасная, ведь сбудется не то, что ты попросишь, а то, о чем ты подумал. Гений вроде создал Произведение, а на жизнь не хватает энергии. Для меня важнее жизнь. Вначале своего вегетарианства и духовного пути я открыл для себя другой -- тонкий мир. Я дрессировал себя по полной программе и понял: человек может быть свободным, если он предоставил полную свободу окружающим и научился не делать людям больно. Более того, не пройдя круг жизненных наслаждений, невозможно от них отказаться -- запретный плод сладок.
-- Что будет, если завтра наступит день, когда вас больше не будут приглашать в кино?
-- Выйду на площадь и буду петь. Я никогда не был амбициозным человеком и не боюсь никакой работы.
-- Никита, у вас второй брак (от первого -- взрослый сын -- Н.В.). Ваше отношение к миру предполагает особое чувство ответственности. Значит, развод запрещен в вашей системе ценностей?
-- Я женился второй раз по идейным соображением. Яна закончила университет по истории религии, была влюблена в меня (как в актера и личность) с 13 лет. Периодически мы встречались по жизни. И вот однажды наступил момент, когда я сказал себе: "Все, нет той женщины, которая бы меня понимала. Значит, я буду один, как Пифагор", -- мы опять встретились с ней и ...остались вместе.
Для меня женщина не просто особь женского пола, главное, чтобы мы думали в одном направлении и шли в одном направлении.
-- А мне всегда казалось, что общая идейная платформа -- это когда революционная борьба или маевка, а любовь -- это нечто другое...
-- А я же всегда был революционером! Если не общая идейная платформа, то зачем тогда женщина?
-- Действительно, на что еще она может сгодиться? А если со временем женщина вдруг поменяет взгляды?
-- Я научился сдерживать свою сексуальную энергию и перекачивать ее в духовную. У меня своя система координат. Если женщина переставала меня устраивать в этой системе -- она уходила. Я благодарен каждой женщине, которая была со мной, но если ее начинала не устраивать моя система, я говорил: "Я благодарен за все, но мы расстаемся".
-- Что главное в вашей сегодняшней системе координат?
-- Когда-то я написал такое четверостишие:
Слова, слова...Как много в этом мире
Мы произносим распрекрасных слов.
При этом мимо делаем в сортире,
А кто-то молча убирать готов.
Я хотел бы быть тем человеком, кто делает это молча -- и за себя, и за других.