У МОЗОЗАВРА ЗУБЫ ОСТРЫЕ...

Мы с Петровичем ползаем на четвереньках по дну древнего моря Тетис. Багровыми негнущимися пальцами разгребаем кучи темно-зеленого песка и кораллового крошева, роемся в "палеонтологическом мусоре", азартно разыскивая обломки эпохи динозавров. Боль в примороженных руках помалу затихает, и оттого еще явственнее бухает в голове учащенный пульс: быстрее, парень, быстрее, быть может, в этом холмике ты найдешь сокровище -- зуб десятиметрового мозозавра, морского крокодила из мезозоя.

"МАШИНА ВРЕМЕНИ"

Таковая есть у каждого из нас. И чтобы ею воспользоваться, нужно не так уж много: живой интерес к "старине глубокой" и чуть-чуть сумасшедшинки, заставляющей в выходной день покинуть насиженный диван с довольно сомнительной целью: скажем, продрогнуть и пройти основательную "побелку" в меловом карьере, раскапывая морковки окаменевших раковин белемнитов (называемых в народе "чертовыми пальцами") или тщась найти гигантский спиральный диск аммонита. Для разнообразия (жизнь -- зебра) можно окраситься в радикальный черный цвет, отыскивая в угольных "горах" близ теплоэлектростанций куски незрелого угля, разбив которые, нередко обнаруживаешь великолепно сохранившиеся отпечатки листьев, побегов и коры вымерших растений.

Подобные "палеонтологические экспедиции" я предпринимал в детстве несметное число раз, возвращаясь домой отягощенным богатой добычей. Чем приводил в отчаяние мою бедную мать: она небезосновательно опасалась за жизнь семейства, рискующего однажды быть погребенным под тоннами "редкостей", которые я складировал на чердаке нашего довольно хлипкого домика. Помнится, я всерьез рассматривал профессию палеонтолога в качестве альтернативы журналистике. Победил здравый смысл, но...

ЧЬИ ЗУБЫ ОСТРЕЕ

Электричкой от Киева до Малина, что на Житомирщине -- всего несколько часов. Выезжаем ближе к вечеру, чтобы заночевать на месте, а рано поутру начать "раскопки". "Место" -- это один из карьеров, где добывают великолепный гранит для строительных и облицовочных работ. Говорят, именно отсюда родом камень, пошедший на мавзолей вождю мирового пролетариата.

Десятки миллионов лет назад в результате природных катаклизмов под толстою броней твердого минерала было погребено бывшее дно моря Тетис, некогда плескавшегося на громадном пространстве, включающем территорию современной Украины. Нынче от моря Тетис остались "жалкие лужи" -- Средиземное, Черное море, Персидский залив... Но там, где динамит и карьерные экскаваторы вскрыли гранитный панцирь, перед нами открылся бледный отпечаток мезозойского периода -- словно полустертый след на песке.

Палатку поставили в десятке метров от громадной чаши карьера. Заморосил нудный, как зубная боль, ледяной дождь, и мы с Петровичем решили переждать сие стихийное бедствие под брезентовым пологом, попивая чаек из термоса. Горячая жидкость, хлюпая в пустом желудке, навевала сладкие грезы о любовно замаринованной курице, ожидающей вертела на плоском камне рядом с "брезентушкой". Вдруг совсем рядом, казалось, в самой палатке, раздалось грозное рычание и сразу вслед -- душераздирающий визг, плач, стенания раненого существа.

Воспаленное воображение мгновенно нарисовало сцену кровавого поединка стомиллионнолетней давности, но отбросило ее прежде, чем моя рука отбросила полог палатки, а глаза нащупали в густых сумерках стаю бродячих собак, жадно терзающих наш ужин. Черный с подпалинами пес, видимо, вожак стаи, размером не уступал кавказской овчарке, да и прочие шесть или семь "друзей человека" не столь уж разительно уступали ему в размерах. Петрович рванулся с камнем "наперевес" и гортанным воплем на устах навстречу обидчикам. К счастью, я успел подставить ему ножку прежде, чем шерсть на загривках тварей встала дыбом, а пасти оскалились в американской улыбке. Матерясь, я затолкал героя в наше сомнительное убежище. Так он потерял романтический шанс пополнить своим мосластым телом скудный рацион бедных собачек. И не то чтобы я очень любил этого зануду, но, признаться, без него поиски Зуба утратили бы немалую толику спортивного интереса. Помолчали. "Интересно, а у кого острее зубы, -- выдавил, лязгая собственными, Петрович, -- у них или у мозозавра?" -- "У крокодила, ясно, острее, но зато эти -- намного ближе. Так что спи спокойно, дорогой товарищ". Но уснуть удалось лишь под утро.

АКУЛЬЕ КЛАДБИЩЕ

В густом, как сметана, тумане мы едва не наткнулись на стального мастодонта. Карьерный экскаватор стоял посреди дороги, вытянув навстречу клыкастую пасть огромного ковша. "Соринка. Ты просто соринка, капелька белка, перетекающая из небытия в небытие", -- читалось в его подслеповатых окнах.

Под ногами заскрипел песок, в котором часто попадались обломки и даже целые кристаллы дымчатого кварца. Их выворотило взрывом из лакун в породе, где они росли миллионы лет. Иные были дивной красоты, от лилового до почти черного. Столичные ювелиры-кустари любят этот камень за мягкую загадочность, какую-то недосказанность. Но мы пришли не за ним.

"Начинаем здесь", -- безапелляционно заявил Петрович и Матросовым ринулся на довольно крутой откос. В таких раскопках есть свои преимущества: нужно лишь все время подрывать снизу и подальше отбрасывать грунт, а верхние слои спустятся к тебе сами. Зеленый мезозойский песок бесшумно тек между пальцев, в которых после эдакого процеживания задерживался крупняк: кремневые и известковые камешки, обломки окаменевших ракушек и "морских лилий".

Вдруг я смотрю -- и немею от восторга: из откоса показалась кость сантиметров десяти в длину, с явственно раздвоенным концом. "Петрович, -- ору срывающимся голосом, -- кость!" -- "От кого?" -- моему другу в таких случаях сообразительности не занимать. -- "Ну не от нашей же курицы, и не от акулы (у акул, как известно, хрящевой скелет) -- от ихтиозавра, может..." Бочком, по-крабьи, подскакивает мой визави. Глаза горят отнюдь не белой завистью. "Тьфу ты, а я уже испугался! -- долгий вздох облегчения на миг распрямляет его вдавленную грудь. -- Старик, это всего лишь окаменевшая ветка коралла. Хотя -- можешь взять для понта".

Это уже не шутки. Гремучая смесь злости и азарта наадреналинивает кровь до кипения. Руки нервно ворошат миллионнолетние отложения, словно страницы изъеденной червями книги. И -- вот она, удача! Как бусы, из-под пальцев сыплются акульи зубы. Разноцветные -- черные, зеленоватые, серые, коричневые -- они по размеру и форме больше всего похожи на небольшие наконечники стрел. Значит, здесь была впадина на дне, куда шестьдесят-семьдесят миллионов лет назад морские течения сносили трупы погибших акул. Мышцы и хрящи разложились, но многие зубы, грозное костяное оружие хищника, окаменели и сохранились до наших дней. Правда, вода и песок не пощадили эти "осколки старого мира", сгладили и обточили некогда острые, как лист осоки, акульи зубы. И все же -- вот они, визитные карточки мезозоя, лежат на моей измозоленной непривычной работой ладони.

РЕБРО "АДАМА"

Вскоре и у Петровича "полезли зубы". Ему везло даже больше, чем мне: такой экземплярчик отхватил -- не в каждом музее увидишь. Мы продолжали рыть с энергией, которой могли бы позавидовать больные "золотой лихорадкой". Стало смеркаться. Неожиданно мои пальцы пребольно ткнулись о что-то острое. Рывок -- и на свет (точнее, почти уже во тьму) вытаскиваю... "Ребро! Петрович, я нашел!" Слегка изогнутое, остроконечное, гладкое, со временем превратившееся в известняк, но -- натурально, ребро! Нет, дружище, теперь ты мне не рассказывай про кораллы, тут без динозавра не обошлось. "Конкреция, -- повертев находку в руках, безразличным тоном ростовщика роняет Петрович. -- Ученые не пришли к единому мнению, считать ли такие находки окаменевшими останками древних существ, или всего лишь натечными образованиями, заполнившими пустоты в грунте и затвердевшими. В любом случае, интереса не представляет".

Возвращаемся в лагерь. Я ненавижу этого мосластого типа, болтающегося из стороны в сторону в своих потертых "кирзачах". Так обесценить мое сокровище...

"Ну что, старик, -- очкастая ухмыляющаяся рожа бледным пятном выпадает из мрака. -- Пойдешь в следующий раз? У нас тут один нашел отпечаток кистеперой рыбы -- великолепно сохранился". Я понимаю, что Петрович врет, ловит меня на "живца", но сам с удивлением замечаю, что моя голова против воли совершает колебательные движения, вполне определенно подтверждая готовность ее хозяина поучаствовать в очередной авантюре. Ничего. В следующий раз я таки найду Зуб. И всажу его по самый корень в эту худую, самодовольную, небритую физиономию, как раз между близоруко поблескивающими глазами романтика -- может, одного из последних в этой стране.