ДВЕ ЖЕНЩИНЫ АКАДЕМИКА ФИЛАТОВА

"Институт, де очі роблять" -- и все, больше на конверте ничего не было написано. Или другой: "Поверх над морем. Гению глазной науки". И письма доходили точно по адресу -- Владимиру Петровичу Филатову, о достижениях, открытиях, званиях и регалиях которого знают многие, и которому позавчера исполнилось бы 125 лет. Имя академика Филатова, долгое время возглавлявшего Одесский институт офтальмологии (ныне Научно-исследовательский институт глазных болезней и тканевой терапии имени В.П.Филатова) знают во всем мире. Но мало кто, ведает о его другой жизни -- личной. О его настоящей любви пока не говорил никто...

"ВАРВАРА, ЧТО "ВЫДИРАЕТ" ГЛАЗА У ТРУПОВ"

Когда в 28 лет Филатов приехал в Одессу в только что открывшуюся глазную клинику при Новороссийском университете (ныне ОГУ), он пережил уже личную трагедию: смерть сынишки Миши, развод с женой. Одесса дала возможность начать все с начала. Молодой, красивый доктор наук не оставил равнодушной одесскую актрису Марью Алексеевну. Она стала его женой, родила сына Сережу и... сбежала с новым любимым, когда сынишке было всего лишь полтора годика.

Судьбе уже было угодно свести Филатова с женщиной, которая наполнит смыслом его жизнь, сделает все, чтобы продлить дни, часы, минуты его существования -- в клинике после империалистической войны появилась красавица-медсестра Варвара Васильевна Скородинская. Но московская родня Филатова в 1929 году посылает в Одессу Александру Васильевну Глинку (из рода того самого Глинки) как гувернантку Сереже и в надежде на возможный брак с Владимиром Петровичем. Чтобы не дай Бог Филатова не "заарканила эта шавка". Да, именно так оскорбительно, уничижительно называли они Варвару Васильевну. Увы, такое же отношение к ней воспитали и в Сереже.

Я беседую с единственным оставшимся в живых человеком, который прожил в доме академика Филатова на правах почти сына -- профессором, доктором медицинских наук Василием Анатольевичем Проскуровым. Он и живет сейчас на улице Академика Филатова.

-- Девятнадцать лет, до самой смерти в 1948 году Александра Васильевна была стеной между Филатовым и Скородинской, -- вспоминает мой собеседник, который сам боготворил Варвару Васильевну. -- Скородинская же была необыкновенной души женщина, но показать своей привязанности к ней я в доме не мог, все-таки я был чужой ребенок.

В институте Филатов и Скородинская были всегда вместе. Она уже выучилась, стала доктором наук, его правой рукой, преданной не только как ученица, а и как женщина, готовая для любимого на все. Как-то она рассказывала "дорогому другу Васе" (моему собеседнику), что слышала на трамвайной остановке, какие ужасы про нее говорят одесситы, называют "страшной Варварой, которая выдирает у трупов глаза".

-- Но она готова была все сделать для Владимира Петровича, -- с восхищением говорит Проскуров. -- Дело в том, что пересадку роговицы делали с трупных глаз. Это было проблематично: многие родственники были против. Надо было их уговорить. Необходимо было идти в морг, когда никого нет. Страшно -- это одно. А надо было еще сделать все проверки умершего человека, не было ли инфекционного заболевания и прочее. Одной наукой этого не объяснишь.

Вообще я поняла из воспоминаний Василия Анатольевича, жертвенность -- одна из черт этой любящей и кроткой в своей любви женщины, которая была младше Филатова чуть ли не на двадцать лет. По воскресеньям Филатов оперировал дома, вместе со Скородинской, ассистентами -- как положено. После операции в огромной гостиной дома на Приморском бульваре, 3 (рядом с Воронцовским дворцом) все садились обедать. Все, кроме Скородинской. Она одевалась и уходила. Хотя их роман ни для кого не был тайной -- 2--3 раза в год они вдвоем уезжали отдыхать (очень дружны были с сестрой Чехова Марией Павловной), то ли еще куда -- и были счастливы.

ВАРВАРУ ВАСИЛЬЕВНУ "ТАСКАЛИ" В ОРГАНЫ, НО НИЧЕГО НЕ ДОБИЛИСЬ

-- Филатов был строг и требователен, мог "стукнуть по столу", -- говорил Василий Анатольевич, -- Глинка его побаивалась. Он мог бы настоять на том, чтоб они с Варварой Васильевной объединились. Но, я думаю, так решила сама Скородинская -- она жертвовала во имя покоя Владимира Петровича, взаимоотношения его с Сережей. Не хотела, чтоб из-за нее он потерял сына. Она сама была мать (сын Вадим от доктора Курышкина).

В 1948 году умирает Александра Глинка. Умирает от отравления. "Доброжелатели" позаботились, чтобы Варвару Васильевну "таскали" в органы. Но все это было не только бездоказательно, но и смешно для всех. Ее оставили в покое. В этом же году она стала Скородинской-Филатовой, законной женой Владимира Петровича, больного 73-летнего человека.

-- Если бы вы знали, как Варвара Васильевна ухаживала за Филатовым, -- восклицает Василий Анатольевич. -- Она пылинки с него сдувала. Приедут ко мне в Балту (Одесская обл. -- Авт.), я тогда там практиковал, она его и помоет, и туда посадит, и сюда пересадит. То чай подаст, то еще что. Светилась вся от того, что рядом, что нужна ему. Какая женщина была! Ничего никогда у него не просила, у нее ничего не было дорогого, никаких ценных вещей. Благодаря ей он прожил лишних, как минимум, 10 лет, я убежден в этом.

"ВСЕ В ЖЕРТВУ ПАМЯТИ ТВОЕЙ"

Варвара Васильевна умерла в 93 года. Все оставшиеся без мужа годы она не просто хранила память о дорогом человеке, но посвятила все свое время делу Филатова и созданию музея при институте. Добилась через правительство в 1975 году, чтобы дача стала музеем, собирала материал, была бессменным и бесплатным гидом до последних своих дней. Поистине, "все в жертву памяти твоей". Пережила Сережу, умершего рано, в 53 года, так и не признавшего за ней права быть членом их семьи.

-- Бог ему судья, -- вздыхает Василий Анатольевич, -- он не был счастлив. В жены ему досталась недобрая корыстная женщина -- Зоя Колесникова, которая закатывала истерики Варваре Васильевна по поводу каждой серебряной ложки (хотя она им все отдала, ей ничего не надо было без Владимира Петровича). Филатов прозвал ее "донна Стервоза". И был прав.

Мы перебираем фотографии 40-- 50-х лет. Их сохранилось много. И только на одной-единственной можно увидеть вместе светящееся добротой и нежностью лицо Варвары Васильевны Скородинской и еле сдерживающей возмущение ее "злого гения" Александры Васильевны Глинки.