ПРОСТО ЗУРАБ, НО НЕ СКУЛЬПТОР, А ПЕВЕЦ

Почетным гостем Первого Международного конкурса имени Анатолия Соловьяненко "Солов"їний ярмарок" фестиваля "Золотой скиф" был солист Большого театра Зураб Соткилава.

В гала-концерте лауреатов он спел знаменитую арию Каварадосси. А когда зазвучал дуэт Сантуццы и Туридду (из "Сельской чести" Масканьи, в которой блистал Анатолий Борисович), вдруг погас свет (просто мистика!). В кромешной темноте Зураб Соткилава и Галина Алексийчук пели несколько минут... Потом певец сказал, что больше всего он волновался за оркестрантов, играющих по нотам. Песню "Грустный май" -- свою любимую -- Соткилава посвятил памяти друга, Анатолия Соловьяненко.

-- Мы часто встречались и всегда пели вместе. Однажды он научил меня своей любимой украинской песне "Дивлюсь я на небо". Мне трудно было учить незнакомый язык, но он говорил: "это -- поэзия". Я часто вспоминаю Анатолия, у него было светлое доброе лицо.

-- Как могла бы сложиться судьба Анатолия Борисовича, если бы он стал солистом Большого театра, и почему этого не случилось?

-- О том, чтобы Анатолий Соловьяненко стал солистом Большого, вопрос никогда не стоял. Ему этого никто вовремя не предложил. А возможно, он не хотел быть вторым в Москве, будучи первым в Киеве.

-- Как складывались ваши отношения, и о чем вы вспомнили в тот момент, когда узнали, что он умер?

-- Я был на гастролях в Америке, пел Отелло, когда позвонила жена и сказала: "Знаю, ты будешь переживать, но не могу не сказать: умер Толя". Я был потрясен. Мы буквально недавно виделись... Он занимался спортом, гонял на горных лыжах, никогда не жаловался. Когда мы ездили вместе, он всегда был всем доволен, а я жаловался на сердце...
Передо мной сразу возникло его лицо: он улыбался как-то особенно. Я сразу после спектакля позвонил супруге, извинился, что не смогу приехать. Но пообещал посвятить его памяти свой концерт в Киеве.

Когда младший Анатолий Соловьяненко был маленьким, он был моим большим другом. Старший Толя, его папа, говорил: "Зураб, он тебе заморочит голову -- ты не отдохнешь". Но он никогда не надоедал, наоборот, радовал знаниями и любовью к музыке. Я всегда говорил Толе: "Ты -- счастливый отец!" Теперь бедный Толя уже не знает, как его "маленький" сын умеет делать дело! Если судьба будет благосклонна, я попрошу всех друзей -- и моих, и Толиных, приехать с концертами в Донецк, чтобы вложить свою небольшую лепту в создание памятника Анатолию Соловьяненко.

-- В прошлый раз мы встречались в Киеве, говорят, у вас были неприятности...

-- Да, друзья, которые пригласили меня выступить в концерте, забыли оформить документы на мой гонорар, а таможенники без них деньги из страны не выпустили.

-- Тогда мы говорили о проблемах, к сожалению, общих для наших стран в классическом искусстве.

-- Об Украине говорить ничего не буду. В России, благодаря неумности наших руководителей, ширпотреб подняли очень сильно, а настоящее искусство никто не знает. Однажды в кроссворде я прочел: "Зураб, но не скульптор"... И это позор всем руководителям, когда Святослава Рихтера некому было хоронить в Москве!

Сейчас артистам живется очень трудно, заработки не те. Но все-таки, думаю, придет и лучшее время. Конечно, таких, как Атлантов, Соловьяненко и Соткилава долго подождут (скажу скромно), но есть хорошая молодежь. Если они будут себя правильно вести, смогут чего-то добиться. Но в наше время все бегают за деньгами -- искусство на заднем плане. Это обидно. Конечно, очень важно то, что дала мама, что дал Бог, но нужен большой труд, и ко всему еще большое везение. Как сегодня оказалось, везения нужно больше, чем таланта и труда. Каждый фрукт созревает в свое время.

-- Где вы сейчас заняты, в каких странах вам будут аплодировать в ближайшее время?

-- Начну с выступлений в Москве. Буквально скоро я буду петь новую программу в консерватории, очень волнуюсь. Специально для Большого театра готовлю вердиевские партии, в том числе "Набукко". Имею предложения от Венской оперы, Барселонской и Мюнхенской -- надо немножко поднажать. Меня уговаривают многие импрессарио восстановить "Отелло", но я его уже давно не пою: после операции на сердце нужно окрепнуть. В 64 года петь Отелло немножно небезопасно. Но думаю рискнуть -- ведь я стал академиком Болонской академии искусств и получил признание благодаря этой партии. Жена, конечно, запрещает, но я себя неплохо чувствую, наверное, попробую.

-- От чего, по-вашему, зависит долголетие певца?

-- Если педагог даст хорошую технику певцу, он сможет достигнуть многого. Дело не в том, чтобы взять высокую ноту, а в том, чтобы в трудной тесситуре украсить музыку своим умом, душой и сердцем. Испускали красивые звуки многие, и дело даже не в публике: я могу "взять" любую публику -- через два номера уже знаю, что ей нужно. Пока еще, слава Богу, есть настоящие певцы.

-- У вас было много хороших партнеров. Какими вы гордитесь?

-- Я пел с лучшими баритонами -- с Атлантовым в Австрии (он-- Роберта, я -- Водемона), с Евгением Нестеренко, Юрием Мазурком. Прекрасные певицы -- Елена Образцова, Тамара Милашкина, Маквала Касрашвили. Когда я пришел в театр, он по-настоящему был великим!

Я пел с тремя феноменальными певицами -- американкой Мартиной Арую, величайшим сопрано Италии Марией Кьяра и Лейлой Куберли. И, конечно, самое лучшее в моей жизни -- выступление с одним из последних могикан, дирижером Юджином Орманди и его оркестром. Это незабываемо.

-- Зураб Лаврентьевич, вам никогда не хотелось организовать свой театр?

-- Нет, я не организатор, правда, снова начал преподавать, вернулся в консерваторию после 10-летнего перерыва и буду году набирать свой класс.

P.S. Первый конкурс имени Соловьяненко не открыл теноров. Возможно, профессор Соткилава привезет их на следующий?