ДОЧЬ "НЕДОБИТОГО БУРЖУЯ"

Наталья Николаевна Шацфайер остается молодой, хотя в сентябре ей исполнится 87 лет. "Зажилась я на этом свете", -- причитает она, а глаза озорные. С этой удивительной женщиной "той" эпохи я познакомилась на балу возрожденного Киевского дворянского собрания. Мы подружились. И вот я иду к ней в гости.

Что-то не так... Нет прежнего обилия цветов, так украшавших подъезд обыкновенной пятиэтажки. А на пороге уже стоит Наталья Николаевна. Спрашиваю, где же цветы. И узнаю грустную историю о том, как на старушкино богатство позарились "хозяева жизни" -- вывезли цветы в свой офис. "Да я не обижаюсь на них, -- вздыхает Наталья Николаевна, -- чего уж там..."

-- Детство в Нижнем Новгороде помню хорошо, -- начинает Наталья Николаевна по моей просьбе свой рассказ. -- Новогодние елки, церковные службы, учительница немецкого... Мне казалось, что чаепития, засахаренные конфеты и любовь родителей будут вечно. Ну, а что потом началось -- дело известное...

Когда при обыске один "смельчак" плюнул на портрет Наташиного дедушки со словами "Это царь!", мама, Марья Федоровна, даже не взглянув в сторону обидчика, подошла к старшему по званию. "Прикажите вытереть, -- она казалась величественной даже в самые опасные минуты. -- Это мой свекр, Антон Эдуардович". Удивительно, но они послушались. А позже из газеты стало известно, что отца Наташи, офицера Николая Шацфайера, расстреляли как "недобитого буржуя".

Через некоторое время голодная смерть косила людей сотнями. Марья Федоровна с Наташей переехали в Астрахань. Там Марье Федоровне удалось устроиться в клуб транспортников заведующей. Наташа играла в любительском театре и с удовольствием распевала украинские песни. А маме довелось и официанткой поработать -- умела она красиво на стол подать.

-- К ней относились с уважением и обращались всегда подчеркнуто-вежливо: "Мадам, вы нас покормите?" А остальным могли крикнуть: "Эй, Маруся, собери на стол", -- улыбается Наталья Николаевна.

Как-то Марья Федоровна кормила полярников, а Наташа крутилась рядом, помогала раскладывать хлеб. За столом сидел Отто Шмидт -- высокий, статный, с теплыми глазами. "Это ваша дочка?" -- обратился он к официантке. Та утвердительно кивнула. "Учите ее", -- попросил он. "Я, наверное, не смогу", -- она знала, что дочери белого офицера будет трудно. Наташа рвалась на сцену, и педагоги советовали отдать девочку учиться в Москву, но... По совету матери Наташа выбрала профессию парикмахера. И надо сказать, что стала прекрасным мастером.

-- Не знаю, что помогло мне выжить, -- задумчиво говорит Наталья Николаевна. -- Наверное, Бог, судьба и космос. Я родилась, пять раз обмотанная пуповиной. В раннем детстве проглотила иголку. И третий раз -- война, немцы бомбили аэропланный завод. Мы с соседкой Ниной стояли у окна. Заслышав вой снарядов, Нина бросилась бежать, а я -- не помню как -- забилась под кровать. Нину убило...

Большой радостью было для Натальи Николаевны то, что ей удалось восстановить доброе имя отца. Когда возрождалось Киевское дворянское собрание, она подошла к тогдашнему предводителю Маслову и, выложив все, как на духу, спросила: "Так кто же был мой отец -- предатель или герой?" И услышала в ответ: "Ваш отец был защитником Отечества".

А потом из Москвы ей прислали диплом Союза Российского дворянства, подтверждающий, что Наталья Николаевна Шацфайер -- истинный потомок дворянского рода и вошла в новую родословную дворянского собрания. Федеральная архивная служба России подтверждала, что Николай Антонович Шацфайер, родившийся 12 апреля 1889 года -- сын коллежского советника, потомственный дворянин из Санкт-Петербургской губернии, учился в кадетском корпусе. С радостью узнала и о том, что ее дедушка, Антон Эдуардович Шацфайер, находился в действующей армии в Турции в 1877--78 годах, был в составе болгарского ополчения.

В дневнике Натальи Николаевны я прочитала такие слова: "Жизнь каждого человека -- это интересная книга". Если из сумрачной вереницы будней удавалось вырвать хоть немного счастья, значит, жизнь прожита не зря.