"УНИЖАТЬ ЧЬЕ-ТО ДОСТОИНСТВО ИЛИ ПОЗВОЛЯТЬ, ЧТОБЫ УНИЖАЛИ ТЕБЯ -- БОЛЬШОЙ ГРЕХ"

При встрече с Владимиром Горянским (на Международном детском кинофестивале в "Артеке"), актером Театра драмы и комедии на Левом берегу, я сразу предупредила, что про "День рождения Буржуя" и его героя, психиатра Костю -- ни слова.

Достали журналисты подробным выспрашиванием о съемках, "взаимоотношениях" и тяжком бремени славы и популярности. Во-первых, никакое оно не тяжкое, а во-вторых, Горянский и сам по себе, без "Буржуя", интересен -- на сцене и в жизни. Интересен, потому что не актерствует, потому что тих и задумчив, как украинская ночь, потому что многопланов, разнолик и талантлив по-человечески... Про себя сразу отмечаешь его абсолютную бытовую органичность, так не свойственную многим актерам, вечно стремящимся что-то доиграть уже за кулисами...

"А КИНА-ТО НЕТУ!"

-- Володя, в этом году фестивальная кинопрограмма вызвала много вопросов, так же, как и некоторые нюансы взаимоотношений российской и украинской делегаций. Например, я не раз слышала в кулуарах о том, что фестиваль большей частью оплатили русские и что журналисты -- сволочи. Ваши впечатления иные?

-- Дело в том, что когда начинался фестиваль, еще было детское кино. Думаю, это главная причина проблем с кинопоказом. Я первый раз на этом фестивале, но я не понял, как некоторые картины в принципе здесь оказались -- например, "Святой и грешный" или "Чек"... В "Чеке", скажем, неплохие актеры снимались, профессиональная операторская работа... А "кина"-то нету!

Что касается некоторой разобщенности и истеричности со стороны российской делегации -- это, наверное, от творческой неудовлетворенности и понимания, что показывать нечего. Возможно, лучше было бы показать ретроспективу детских фильмов прежних лет, тогда возникла бы атмосфера теплоты и доверия. Но молодые российские актеры, кстати, общаются с нами нормально: вы же видите, и Леша Макаров, и Полина Кутепова все время с нами... Нам же нечего друг с другом делить! Может, у мэтров другое отношение, их что-то нервирует. Но я отношусь к этому спокойно.

А фестиваль нужен! Я ведь приехал сюда не потому, что мне негде отдохнуть, а тут море и 10 дней дармового отдыха. Напротив, меня сюда привел искренний интерес -- что же все-таки сегодня происходит в кино? Мне хотелось почувствовать атмосферу фестиваля, посмотреть на все собственными глазами.

-- У нас очень мало снимают. Точнее, практически не снимают. В России -- значительно больше. Последние картины, показанные на "Кинотавре" достаточно точно отражают общую ситуацию: профессиональное кино есть, но нет прорывов, нет озарений, чего-то принципиально нового. Так что же все-таки происходит в кино?

-- У меня такое ощущение, что основной двигатель -- это некое заигрывание с публикой, отсутствие понимания, что ей надоели боевики, кровь, чернуха.

-- Володя, вы работаете в замечательном театре, много играете, любимы, особенно после "Буржуя" (не сдержалась-таки!), зрителем. Но есть ощущение, что молодым режиссерам в вашем театре достаточно трудно находить общий язык с худруком -- Эдуардом Митницким. Вот и один из самых талантливых, Юрий Одинокий, покинул театр...

-- Я бы не ставил вопрос так экстремально. Творческие конфликты -- это вещь совершенно естественная и неизбежная, когда люди заняты делом. В искусстве производственные споры скорее признак нормы, а не болезни. Кстати, Юрий Одинокий сейчас вернулся и ставит спектакль...

"ПРИ КОРОЛЕ -- И ТО БЫЛ ШУТ"

-- Опыт существования других театров показывает, что если главный режиссер задерживается на должности десятки лет, то в его характере неизбежно возникают некоторая деспотичность и самодурство... Исключений немного.

-- (Тяжелый вздох.) Исключения все-таки есть. Товстоногов, например.

-- Но Товстоногов -- один. А опыт руководства театром Ефремова, Плучека, и многих других говорит об обратном...

-- Без лидера нет театра. Другое дело, что я сейчас бы во многие театры вернул должность директора: во-первых, это не отвлекало бы главного режиссера от творческой работы, во-вторых, несколько бы ограничивало власть худрука. Это бы уравновешивало ситуацию. Ведь при короле -- и то всегда был шут, которому было дозволительно говорить если не все, то многое. Хотя, повторяю, все очень индивидуально.

-- Я как-то разговаривала с актрисой, сыгравшей главную (и по сути первую) роль в "Тоталитарном романе", которая сделала ее известной. Она рассказала мне душераздирающую историю, как изменилось после этого к ней отношение коллег по театру, и ей пришлось уйти. С вами ничего подобного не произошло?

-- (Удивленно.) Да нет. Слава Богу, у нас в театре нет никакой зависти. Наоборот. Кроме того, я не занял ничье место, не отнял ничью роль, поэтому и повода не давал...

-- Но людям творческих профессий подчас бывает очень трудно пережить чужой успех.

-- (Заскучав от темы.) Ну, не знаю... Я, например, желаю всем успеха. Зависть ведь такая штука, которая пожирает изнутри прежде всего того, кто завидует. Лучше не идти по этому пути. Зло привлекает зло.

-- Расскажите о последних работах в кино.

-- Я закончил сниматься у Олеся Янчука в картине "Командир армии бессмертных". Вот-вот она выйдет. В главной роли -- Гриша Гладий. Роль была дописана для меня, когда он увидел пробу. Кроме того, я закончил сниматься в фильме Юры Одинокого по сценарию Евгения Шишкина "Превратности любви, или Настоящая мужская дружба". Она немножко наивная, но очень искренняя, веселая, чистая. Людям нужны сегодня такие эмоции. Были еще кое-какие переговоры с режиссерами... Но одни понимают, что не могут сегодня дать необходимого, другие предлагают заведомо неинтересный материал. А желания мелькать где попало у меня нет... Не болен я этим.

-- А как же насчет того, чтобы сполна использовать волну популярности? Ведь она может схлынуть, перестанут звать. Нет таких опасений?

-- Абсолютно. Я отлично понимаю: могло бы не быть и того, что было. И ничего страшного -- жил бы себе и жил. Я в принципе человек несуетливый и нетусовочный, достаточно закрытый -- одно время даже комплексовал, когда меня повсюду начали узнавать, стеснялся ездить в общественном транспорте. Поэтому люблю находиться в немногочисленной компании близких друзей, бывать у себя на даче.

-- Ваши друзья -- из актерской среды?

-- Нет. Я очень люблю театр, но вне работы люблю менять обстановку.

"РАБОТА -- ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ"

-- Вот о популярности. Вы достаточно спокойно говорите: сегодня -- так, завтра -- этак, и ничего, дескать, страшного в этом нет. То есть любую "перемену участи" примете без трагедии?

-- Весь мой жизненный опыт говорит о том, что можно биться головой об стенку, чего-то сильно хотеть или требовать -- а оно не приходит. А иногда ты успокоился, принял то, что есть -- и появляется желаемое, буквально из ничего. Понял, что многие вещи зависят не только от меня, есть что-то свыше.

-- Что вас, человека достаточно спокойного и толерантного, может вывести из равновесия?

-- Хамство. Неважно где -- на работе или в жизни. Я вообще, думаю, что унижать человеческое достоинство -- большой грех. А позволять, чтобы унижали тебя -- еще больший.

-- Вы по-прежнему живете один?

-- Ну, я бы не сказал... Я давно не один, но как бы один...

-- Любите одиночество?

-- В свое время я в полной мере испытал чувство одиночества -- это очень страшное чувство. Раньше я не понимал до конца, что такое одиночество, а потом со мной произошли некоторые события, которые перевернули с ног на голову мое отношение к жизни. Я попал в больницу, казалось, что я совершенно один надолго -- и вдруг повалили ко мне люди, даже практически незнакомые, которые просто ходили ко мне на спектакли. После этого перелома у меня появилось несколько настоящих друзей. Теперь я знаю, что я не один: есть человек, о котором я постоянно думаю, который думает обо мне... Это счастье. Этот человек может быть один -- не надо много, но он должен быть. Теперь понимаю, что это такое, сколько это стоит и умею это ценить.

-- Что для вас важнее в жизни -- профессиональная или личная история?

-- Это перетекает одно в другое... Но сейчас важнее -- личная. Понимаете, когда люди говорят, что искусство им заменяет все, я думаю, это оттого, что у них нет личного. Так бывает. Как многие педагоги выбирают себе профессию учителя. Наверное, и я бы раньше сказал, что для меня важнее всего театр, потому что у меня не было глубоких личных чувств. Теперь я понимаю, что работа -- это еще не все, а только часть жизни. И если ты этого не понимаешь, то и там, на сцене, не сможешь быть искренним до конца.