"Я НЕ ПОНИМАЮ ЖЕНЩИН. БОЛЬШЕ ТОГО, Я ИХ БОЮСЬ"

Говоря о кино, мы прежде всего вспоминаем об артистах. Потом о режиссерах. Лишь в конце кто-то из людей знающих назовет автора сценария. Хотя, по большому счету, именно с него начинается кино. "Родня", "Полеты во сне и наяву", "Вас ожидает гражданка Никанорова", "Здраствуй и прощай", "Одинокая женщина желает познакомиться" -- их жизнь началась с Виктора Мережко.

"Я ЛЕВ, И ЛЮБЛЮ ЛЕСТЬ"

Пожалуй, именно Виктор Мережко своей активностью, какой-то современной тусовочностью и, конечно, талантом сделал профессию сценариста известной. Понимая, что кино не только производство, но и его реклама, он занимается этим делом основательно. Мережко -- президент кинофестивалей "Ника" и "Киношок", автор и ведущий телепрограмм, лауреат всех возможных премий. Ну и, наконец, он мужчина-Лев, как зодиакально, так и по жизни -- умный, обаятельный, коммуникабельный, слегка влюбленный в себя и по уши -- в своих героинь, которые, как правило, в центре его киноисторий.

-- Говорят, Львы ужасно любят лесть. Как вы относитесь к этой человеческой слабости?

-- Я люблю лесть, потому что я Лев. Но знаете, Бог наградил меня трезвостью. Я тотчас отметаю случайную лесть, поскольку это самый сладкий и беспощадный плен. Ведь можно всерьез поверить, что я самый умный и талантливый.

-- Виктор Иванович, хочется понять, почему вы учились в полиграфическом институте, это что -- мечта?

-- Самая большая загадка для меня, почему я оказался во Львове и почему полиграфический институт. Мы-то сами из Ростовской области (хотя отцовские корни из-под Полтавы), жили очень бедно. Четверо детей были на грани умирания. И мамина сестра, уехав жить в Украину, в село Русская Поляна под Черкассами, позвала туда и нас. Там я закончил украинскую школу. А потом встал вопрос, куда поступать. Я очень хотел в киевский театральный институт на актерский, но не получилось. Пропустил год. А на следующий -- поехал к своему дяде во Львов. И там поступил в полиграфический.

Я совершенно не знал, что такое полиграфия. Только знал, что это печатание книг и газет. А там был маленький конкурс и возможность сразу поступить. Даже работая в Ростове-на-Дону замначальника цеха типографии, я не любил эту профессию, хотя и очень благодарен ей. Мне все время снилось кино, я просто мечтал попасть туда, и почему-то именно на сценарную работу. Это была идея-фикс. Я даже, будучи на практике в Ленинграде, писал в Летнем саду какие-то идиотские сценарии и воображал, что, наверное, все прохожие думают, что вот, мол, молодой талантливый писатель что-то сочиняет. Кино -- это моя судьба, любовь, счастье.

"МЕНЯ СЧИТАЮТ БАЛОВНЕМ СУДЬБЫ"

-- Как же все-таки вы попали в киномир?

-- Отработав в Ростове три года, я понял, что должен поступать во ВГИК, хотя родители были очень против. Ведь я уже имел профессию, даже деньги в размере 30 рублей посылал маме, а тут -- все сначала. Но когда отец посмотрел мою первую картину "Зареченские женихи", сделанную на втором курсе, он сказал: "Сынок, я был не прав".

Я легко поступил во ВГИК, хотя конкурс был серьезный. И потом, я был старше всех, мне было 27 лет, я уже знал, что мне нужно... Помню, на втором курсе мы с Витей Гресем, сегодня известным украинским кинорежиссером, писали короткометражку -- будучи студентом, я уже пытался что-то делать. Но зато после ВГИКа я написал великое множество сценариев, и ни одна студия их не брала. Мы с женой Тамарой три года жили в Москве без прописки, без жилья, скитались. Спасибо покойной теще -- помогала финансово.

-- Так, может, был смысл заниматься чем-то другим, более реально-жизненным?

-- Зато после картины "Здравствуй и прощай", наконец, случился "прорыв", и потом я не знал отказа от моих сценариев, не успевал подписывать договора. Поначалу стал одним из лучших сценаристов, потом лучшим. У меня в то время были "три пишущие машинки" (это такие призы сценаристам), каждый год вручали.

-- Кинематограф переживал расцвет, хороших сценаристов хватало. Чем вы обьясняете свой успех?

-- Я хуторянин, никакой сильной руки в Москве у меня не было, никто меня не тащил, не помогал. Разве что Господь Бог и моя мама. Я знаю, часто говорят, что "Мережко -- баловень судьбы".

-- А как по мне, то вы не баловень судьбы, а труженик судьбы.

-- Да, я много работаю.

"ЧЕМ ИСТОРИЯ НАЧНЕТСЯ, Я ПРИМЕРНО ЗНАЮ, А ЧЕМ ЗАКОНЧИТСЯ -- НЕТ"

-- Вы пишете образы на конкретных артистов?

-- Чаще всего -- да. Когда Михалкову дали сценарий "Родни", на титульном листе было написано: "Для Мордюковой". "Вас вызывает гражданка Никанорова" я писал для Чуриковой. Но когда режиссер Марягин предложил Гундареву (Наташа -- моя хорошая подруга, она снялась в четырех моих картинах), я, конечно, согласился -- это было абсолютное попадание. "Собачий пир" я писал на Светлану Крючкову, и мы с ней даже договорились. Но режиссер Менакер тоже захотел Гундареву. Я об этом не жалею, хотя думаю, что Крючкова была бы не хуже.

-- А "Аплодисменты, аплодисменты"?

-- Сразу писал на Гурченко, хотя картина, на мой взгляд, не совсем получилась. А вот "Прости" я писал на Андрейченко, а режиссер предлагал Алферову. Но я настоял на своем. И Наташа прекрасно сыграла. Когда видишь перед собой образ актера, он помогает тебе писать, даже подает реплики, подсказывает ситуации.

-- Даже в названиях ваших фильмов чаще всего присутствует женщина. Вы чувствуете потребность защищать женщину и возносить на пьедестал или просто считаете ее благодатным материалом?

-- Во-первых, поднимать женщину на пьедестал -- это значить лгать, придумывать котурны. Женщина уже сама по себе заслужила, чтобы стоять на пьедестале, хотя бы потому, что она мать. Во-вторых, это настолько благодатный материал! Ведь, у женщин больше эмоций, меньше рациональных поступков. Вот возьмите и в любом сюжете на место мужчины поставьте женщину. Насколько это сюжетней, загадочней, парадоксальней. Женщина поступает по зову сердца. Сердце чувствует -- человек живет, а заглохло -- все, конец. Я действительно люблю женщин, и у меня такое ощущение, что женщина никогда так хорошо не напишет о женщине, как мужчина. Почему? Потому, что есть взгляд со стороны, взгляд влюбленного и сострадающего человека. И весь этот набор дает мне возможность манипулировать женщиной так, чтобы она поступала по каким-то моим мужским желаниям.

-- Вы хотите сказать, что вы полностью придумываете свои сценарии?

-- Сюжеты -- да. Вот характер в "Родне" -- это характер тети Маруси, маминой сестры. А в "Здраствуй и прощай" -- характер моей мамы и той же тети. Но это только каркас характеров, а эмоционально я их конструирую. Я, когда сажусь за сценарий, примерно знаю, с чего начнется история, какой характер будет в центре, но не знаю, чем закончится. Вот и придумываю.

-- Мне кажется, что мужчина не может до конца понять женщину. Вы один из немногих, кто, даже манипулируя ими, все-таки понимает их.

-- Я их не понимаю. Больше того, я их боюсь и устаю от них. Особенно когда женщина активно предлагает себя -- это просто ужас. Это такой таран -- не дай Бог! Я, когда пишу, стараюсь отстраниться и понять. Но до конца это сделать невозможно, потому что планета "Мужчина" -- одна, в чем-то туповатая, жесткая, а планета "Женщина" -- это некое облако, и непонятно, как там пары перемешиваются.

"КАМЕРА -- КАК ЖЕНЩИНА. Я ЕЕ ОБОЖАЮ"

-- Незабвенный Каплер говорил: "Господи, зачем я занимаюсь "Кинопанорамой"? После каждой записи у меня болит сердце". Вы много работаете на телевидении, в той же "Кинопанораме". Вы это делаете только из любви к кино?

-- Ну, во-первых у меня после записей сердце не болит. Во-вторых, я получаю удовольствие от этой работы. Когда на меня смотрит телекамера -- я ее обожаю. Она тоже "женщина". Я мысленно говорю: "Ты моя родная, ты мое солнышко", -- и она даже по-другому делает мое лицо. Это просто живое существо. Кроме того, работа на ТВ дает возможность узнать и увидеть больше интересных людей, а когда ты узнаваем в Москве, Петербурге, в других городах -- это сладкий наркотик. Но самое важное, когда был кризис в кино, то телевидение помогло морально, материально и профессионально выжить. Если бы не было в моей жизни телевидения, я мог бы деградировать. Для кого писать сценарии? А так было ощущение: "Ты еще в порядке, парень. Давай, действуй!" Но мне кажется, сегодня российское кино уже оживает и скоро будет полегче.

-- А ведь есть еще одна часть вашей жизни -- театр. Многие ваши сценарии были вначале пьесами, например: "Ночные забавы", "Я -- женщина".

-- У меня 15 пьес, и все поставлены. Это абсолютно разные виды творчества. Кино -- это эмоциональное изложение жизни, а театр -- рациональное. Пьесу я конструирую, а киносценарий -- пишу по наитию. Может, это смешно, но я всегда завидовал драматургам: выходишь в конце на сцену, тебе аплодирует зал. В кино сценарист всегда третий: режиссер, актер и потом только сценарист, а в театре -- первый.

-- Как складывались ваши отношения с киностудией имени Довженко?

-- Очень тяжело. Почти все свои сценарии, особенно на первых порах, я отдавал на студию Довженко. Например, для Леонида Осыки. И все "рубили". Я понимал, что меня не хотели. И, пожалуй, прорвалась эта ситуация с "Прости". А потом Никита Михалков познакомил меня с Балаяном, и я написал "Полеты во сне и наяву". С выпуском картины на экраны была целая история, которую долго рассказывать. Там же Криштофович запустился с моим сценарием "Одинокая женщина желает познакомиться", потом снял "Автопортрет неизвестного". И на этом мои отношения с киевской киностудией прекратились, так как начался кризис кино. Но не складывались отношения с самой студией. Даже тот небольшой прорыв был абсолютно случаен. Говорю без обиды, как факт. Но сам Киев я очень люблю -- фантастически красивый город. Там такая аура! А какие девчата красивые, какие хлебосольные люди!