"ИНОГДА СТЫДНО, ЧТО Я -- ЗАСЛУЖЕННАЯ АРТИСТКА УКРАИНЫ"

ВИКТОРИЯ ЛУКЬЯНЕЦ не кичится своими победами, хотя среди них -- первый в Украине гран-при самого престижного конкурса для любой певицы -- имени Марии Каллас. Она считает, что ей еще есть чему учиться и открывает публике репертуар примадонн -- Патти, Каллас, Тетрацини, Джоан Сазерленд. Когда накануне концерта в Киеве концертмейстер Важа Чачава предложил исполнить давно не петое произведение, она восстановила его в памяти за одну ночь.

"КОГДА В ГОЛОВЕ "ЕДЕТ", НУЖНО, ЧТОБЫ БЫЛО КОМУ ОСАДИТЬ"

-- Почему-то наши певцы ограничивают репертуар пятью-семью ариями. Но, извините, петь всю жизнь только Розину, Травиату или Джильду неинтересно! Моя покойная профессор Елизавета Чавдар говорила: "Ты должна выйти из консерватории с чемоданом репертуара, чтобы еще минимум 10 лет он тебя кормил"! И до сих пор я -- вечная ученица: все учу и учу.

-- Похоже, вам пока еще неведома "звездная" болезнь?

-- Я считаю, что это -- смерть для артиста. Надо осознавать, какой дар тебе дан. Если человек начинает "заноситься", у него возникает головокружение, и он просто катится в пропасть. Поэтому, даже когда меня хвалят, я оцениваю реально свое выступление и всегда знаю, над чем мне нужно работать.

-- Но ведь артист должен верить в свои силы, иначе может возникнуть комплекс...

-- ... неполноценности? Нужно просто стремиться к идеалу и знать, что ты можешь, но не мешало бы помнить о том, чего еще не можешь. Очень полезно, чтобы рядом был человек, способный вовремя "осадить", когда в голове "едет". То, что мой муж музыкант и то, что педагог Иван Игнатьевич Паливода всегда может что-то подсказать -- это очень хорошо.

-- Как на Западе происходит формирование певца, становление "звезды"?

-- Совсем не так, как у нас! Мы привыкли к тому, что стоит только появиться молодому таланту, его все начинают хвалить, возносить -- посмотрите, сколько заслуженных и народных артистов! У меня порой возникает желание отказаться от своего звания заслуженной артистки.

Там к певцу долго присматриваются, ходят на каждый спектакль, критика идет конкретная. И если, не дай Бог, однажды почувствуют, что ты, извините, "смахлевала" -- так дадут, так напишут, что больше не захочется делать что-либо "хальбы-хальбы", наполовину. Там никто авансов не дает. Ты стань личностью сначала, докажи, что можешь быть примадонной! Надо не меньше 20--25 лет доказывать это. Если певица прошла этот путь -- тогда она может стать настоящей примадонной.

-- Сколько лет вы уже прошли?

-- Одиннадцать лет я на сцене, это почти половина. Но я считаю, что примадонна -- это певица, которая скажет по-настоящему весомое слово в искусстве, которая для всех будет настоящей звездой.

А молодежь у нас всегда была голосистая, это прекрасно! Можно научить петь любого, но воспитать себя в музыкальном и духовном плане намного сложнее. При этом нужно сохранить свое лицо, индивидуальность, чтобы не быть ни на кого похожим. А у нас, к сожалению, очень рано начинают требовать -- отдельные гримировальные комнаты, высокие гонорары... Сначала нужно чего-то достичь, а потом уже требовать.

"ТОЛЬКО СПЕКТАКЛИ С ПАВАРОТТИ ПОМОГЛИ ВЫЙТИ ИЗ "МИНУСА"

-- Наверное, трудно было в первое время в Вене?

-- Очень. Первые восемь месяцев мы жили "в минус": вся та минимальная зарплата, которую я получала в опере, уходила на мои поездки на прослушивания в театрах и агенциях. На счету в банке постоянно был "минус" (благо, там это разрешается!). И только спектакли с Лучано Паваротти, позволили немножко "подняться" и "выйти из минуса".

Что мне сразу понравилось: в западных театрах каждый артист имеет свой контракт, каждый приглашен на определенную партию -- большая она или малюсенькая -- и никто не знает сумму твоего гонорара, поэтому каждый знает свое место. Это исключает все закулисные интриги и сплетни.

Но контракт не означает, что ты уже навсегда достиг всего. Если плохо споешь хотя бы один спектакль, и публика "зашикает" -- безо всяких интриг в этом театре ты контракта больше не получишь. И наоборот, если в Японии все словно сошли с ума после моей "Травиаты", так я там уже и "Бал-маскарад" отпела, и снова еду на "Риголетто". Лучший показатель и лучшая критика -- когда тебя приглашают снова и снова!

-- Но ведь вам не сразу достались главные партии?

-- Конечно, нет! Первые два года сидела в театре постоянно "на подменах". Это было очень болезненно -- скажу честно, но я знала, что нужно быть в форме, учить новые партии, и мой шанс придет.

-- И как же все-таки удалось выйти из "второго" плана?

-- Дебютировала я с Ксенией в "Борисе Годунове" 7 января 1994 года. Дирижировал Владимир Федосеев, Анатолий Кочерга пел Бориса. Но там замечают все даже самые маленькие роли. И уже 5 мая я "влетела" в "Любовный напиток" Доницетти на главную партию. Причем, это была почти авантюра. Заболела певица Норберт Шульц, и когда меня спросили, пела ли я Адину, я ответила "Да". (А пела ее в "сокращенной" редакции оперной студии, на украинском языке!) За две недели выучила партию на итальянском, ночью клала под подушку клавир -- говорить не могла. На спектакле я такие ноты повставляла, что даже Хворостовский удивился: зачем, мол, так напрягаться? "Петь еще лет 25 надо, а ты себя так щедро раздариваешь публике!" После этого спектакля я получила контракт сразу на четыре сезона.

Второй "перелом" -- после Зальцбургского фестиваля в 1995-м: шесть спектаклей "Травиата" по всему миру. Там я тоже была на подстраховке, но поскольку пела на генеральной репетиции (а именно на "прогон" приходят все критики и импресарио), вся пресса вышла с моим фото и разгромными рецензиями на главную исполнительницу -- венгерскую певицу. С тех пор "Травиата" сопровождает меня по жизни.

"ПЕРЕЖИВ НЕРАЗДЕЛЕННУЮ ЛЮБОВЬ, СЧИТАЮ ЕЕ СЧАСТЬЕМ"

-- Пришлось ли вам пережить в жизни подобную ситуацию, как в опере?

-- Конечно, такого быть не могло: у меня строгие родители и, понятно, воспитание было серьезное. Но сейчас уже могу рассказать свою историю. Когда мы познакомились с мужем, я была совсем юной -- 14 лет. А он вернулся из армии, почти 20-летний парень. Мы учились у одного педагога, вместе посещали лекции. Я по-настоящему влюбилась в него, а он не обращал на меня никакого внимания: я была маленькая, почти ребенок. Хорошо, что мама меня понимала, поддерживала. Когда встречала его с другой девушкой так больно было! Переживала и страдала, были и слезы... Потом мы стали чаще встречаться: он ходил к нам домой (в одной статье написали, что он со мной занимался музыкой -- на самом деле это я с ним занималась!), мы слушали пластинки вместе. По-моему, настоящее чувство формируется постепенно: если оно быстро вспыхивает, может так же быстро и угаснуть. Даже мама однажды сказала: "Мне кажется, что сейчас Юра тебя любит больше, чем тогда, когда вы только поженились!" Люди, которые живут вместе, изменяются, их чувства, может быть, уже не такие романтичные, но более глубокие -- и это прекрасно!

-- Но в жизни артистки столько соблазнов! Поклонники, подарки, всеобщее внимание...

-- Я поняла, о чем вы хотите сказать, Виктория! Никто от этого не застрахован, и никто не умер от этого! Более того: я считаю, что женщине просто необходимо ловить взгляд восхищенных и очарованных глаз и чувствовать, что ее любят. Это помогает быть счастливой. У меня в жизни была такая ситуация, когда пришлось сказать мужу: "Юрочка, мне звонит один человек, он очень меня любит". И была потрясена его ответом: "Витуся, тебя многие любят!" Это доверие не позволяет вести себя неадекватно, это лучший контроль, чем надзор и всевозможные сцены ревности.

-- Виктория, вам приятно ощущать себя любимой или вы сочувствуете своим поклонникам?

-- Нет. Любовь -- это самое волшебное, что может быть в жизни, то, что делает человека прекрасным. Когда я чувствую это, безумно приятно ощущать себя красивой женщиной, способной "зажечь" мужчину чувством. В меня часто влюбляются итальянцы почему-то. И я всегда стараюсь объяснить, что если человек любит, он не может быть несчастным. Я сама переживала около трех лет неразделенную любовь.

-- А если бы сейчас такое произошло?

-- Не зря говорят: никогда не зарекайся. Кто знает, что нас ждет впереди? Жизнь покажет.

-- К какой жизни готовите свою дочь?

-- Быть сильной, конечно, так же как и нежной. Ей досталось -- не дай Бог взрослому: совсем маленькой она попала в другое общество, ей пришлось бороться за себя, ведь ее воспринимали чужой. Такой карантин не всякий выдержит: дети бывают более жестокими. Я ею очень горжусь. И стараюсь передать ей наши традиции, наши ценности -- от бабушек наших, от религии и культуры. "Там" царит "свобода нравов". Поэтому стараюсь Дарусе объяснить, что на свете есть Любовь, Вера, Семья. Наша дочь учится в немецкой гимназии, кроме того посещает украинскую и русскую воскресные школы и уже общается на пяти языках. Иногда мы поем вместе украинские песни, муж играет на гитаре, Даруся на фортепиано -- получается целый ансамбль.

-- Виктория, когда мы снова увидим и услышим вас в Киеве?

-- После концерта в Национальной филармонии мне заплатили такой "смешной" гонорар, что я сказала: "Больше не буду петь даром такие программы!" Ведь я не пою "Уронила, потеряла" или какие-то "бирюльки", у меня достойный репертуар -- можно было бы и нормально заплатить! Нашел ведь средства канал "1+1". Никто не требует такого уровня, как на Западе, но за 100 долларов можно сделать только прическу.

-- А в Национальной опере?

-- Пока не знаю. Ближайшие спектакли у меня -- "Травиата" в Кельне, потом "Риголетто" в Бонне. 19 октября гала-спектакль "Царица ночи" в Манхайме, в ноябре приступаем к репетициям "Лючии ди Ламмермур" -- планируется турне по всей Италии: на родине Верди в Ливорно, на родине Пуччини в Лукка, потом в Ровене на фестивале Мути, спектакль будет записываться на ТВ. В Швейцарии на католическое Рождество -- "Риголетто" -- до 31 декабря. А 20 января еду в Японию -- на четыре спектакля "Риголетто", и только в феврале вернусь в Европу.