"Я ТЕПЕРЬ ГОЛЛИВУДСКИЙ АРТИСТ, ЯДРЕНА ВОШЬ!"

Днепропетровский конферансье Иван Шепелев -- личность легендарная. Хотя указывать город даже как-то странно: он исколесил страну Советов вдоль и поперек со всеми эстрадными звездами, от Шульженко до Высоцкого. И в американскую эстрадную энциклопедию угодил. И церковный орден получил. И это несмотря на весьма не преклонный возраст.

Во-первых, обрадуем: мы возобновляем публикацию актерских баек от Ивана Шепелева. "Береги память смолоду!" -- советуем мы всем и каждому. Кстати, вчера у любимого конферансье газеты "Сегодня" был день рождения. С чем мы его и поздравляем!

"ОВСЯНКА, СЭ-ЭР" НА БЕЙКЕР-СТРИТ

Объездив с Яном Табачником все тюрьмы Украины, Иван Васильевич слетал с ним же в Лондон. После чего мы его и поймали. На слове. То бишь на интервью.

-- Посетили мы музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Ничего интересного! А потом я предложил: "Ребята, давайте закажем себе овсянку?" На меня стали кричать: "Ты с ума сошел! На овсянку деньги тратить?" И я решился один. Официант с каменным лицом заявил: "Овсянка, сэр!" Как-кая г-гадость!.. Каша на воде, а рядом крохотная, с пол чайной ложки, упаковочка масла -- ну, чтобы "оторваться", если сэр хочет гулять по полной программе.

-- А много овсянки?

-- (Трагично.) Много. "Сэр" захотел оторваться и потребовал дополнительного масла. Мне принесли, но посмотрели на меня уже несерьезно.

-- Неортодоксальный сэр, однако!

-- Овсянка и кофе обошлись мне в пять фунтов -- это долларов восемь. Коллеги сказали, что мне нужно обратиться к психиатру.

-- А на самом большом в мире колесе обозрения катались?

-- Хотели. Но когда узнали, что по десять фунтов с носа, решили, что мы и так все в этом Лондоне хорошо видим. Нас жутко возмутили гвардейцы у Букингемского дворца: мы так понимали, что гвардеец -- это два метра ростом, косая сажень в плечах, а они там такие крохотные, жалкие, в красных костюмчиках... Потом сфотографировались с "добрыми английскими бобби" у дворца и заодно спросили: "А королева дома?" Они заявили, что, в принципе, это государственная тайна. А как узнали, что мы из Ukrainе, "потеплели": "Знаем, у вас прекрасный футбол и великолепные женщины!" И когда мы уже уходили, один из них мне доверительно шепнул, что королева сейчас в Шотландии. Ну, мы, естественно, на чай и не зашли -- а чего идти, если ее дома-то нет?

-- Вам ведь пришлось выучить речь на идиш, чтобы выступать в лондонской еврейской общине?

-- Н-да... Я вел программы на русском, украинском...

-- Ну, это-то -- просто!

-- (Возмущенно.) Просто?! На болгарском, польском, чешском, французском, цыганском, немецком... А тут пришлось на идиш. Я выучил несколько фраз (мне Ян Петрович Табачник текст написал), и все остались очень довольны. Особенно рэбе. "Приятно, что вы помните наш язык", -- сказал он.

-- В общем, я так понимаю, после православного ордена следующим будет иудейский...

-- Нет, у иудеев орденов нет. Зато специальную грамоту "5000 лет Иерусалиму", привезенную из Израиля, мне лично вручил секретарь посольства на моем юбилейном вечере в Днепропетровске.

"ПОМНЮ, МЫ С УИТНИ ХЬЮСТОН ЖАРКО ЦЕЛОВАЛИСЬ..."

-- Расскажите все-таки, за какие заслуги вам дали Орден святого Владимира III степени? Тем более, что актерская профессия всегда была у церкви в немилости...

-- Это раньше был догмат: актер -- значит греховодник. А теперь -- смотря как актер к своей профессии относится. В моей грамоте за подписью митрополита написано: "За возрождение духовности и в связи с 2000-летием Рождества Христова". А еще там есть слово "благотворительность". Я ведь много даю благотворительных концертов: кроме тюрем, работал в домах престарелых. У меня была программа, посвященная Александру Вертинскому -- как оказалось, попадание "в десятку". Старики слушают и "уплывают" куда-то. Для них это уже не программа -- это как машина времени. Я это ощущал! Плюс всякие благотворительные марафоны... И вот теперь я -- Владимирский Кавалер. Я человек в принципе не тщеславный, но приятно: ни одному конферансье в мире еще церковного ордена не давали. Я наводил справки.

Профессия умирает, и это очень грустно. Станиславский называл конферанс "великим искусством общения" -- после того как попал однажды на концерт Гаркави. И вот теперь это "великое искусство" уходит. Как, впрочем, и само искусство общения. Народ разучился общаться! А какие были "зубры"! Александр Милявский выходил в любой зал и тихим голосом начинал беседу с публикой: "Добрый вечер, я вам не помешал? Нет, если я мешаю, я могу говорить тише", -- и весь зал замолкал! Нынешние "конферансье" даже не понимают значение этого слова. Либо пошлые анекдоты рассказывают, либо орут: "Здравствуй, Киев!!!" Это что -- конферанс? А настоящий конферансье прежде всего -- психолог.

Я иногда думаю: если бы все начать сначала, я бы, наверное, в своей жизни ничего не вычеркнул. Мне вроде бы рано подводить итоги, но... Наверное, не надо писать, что у меня был инфаркт...

-- Это во сколько лет?

-- В 38. (С досадой.) Ну вот, разоткровенничался. Разве такие вещи мужчина женщине говорит?

-- Мне -- можно.

-- Мы были на гастролях в Лос-Анджелесе -- выступали с московскими артистами для эмигрантов. А потом американец польского происхождения Иржий Джексон предложил мне сняться в эпизоде в Голливуде: сыграть "самого себя" -- конферансье в ночном баре в Европе. А я любопытен. И конечно, согласился. Пришлось вызубрить роль на английском языке. В день по два концерта, плюс перелеты, приезжаю на студию "Коламбиа пикчерз", тут же включаюсь в съемки... Десять дней напряженный работы -- а в фильм в результате вошло, по-моему, полторы минуты. И заплатили, естественно, три копейки. Эти съемки меня и доконали. Прилетел домой из Америки и "здравствуйте, я ваша тетя" -- мелкоочаговый инфаркт. Но зато теперь я могу стать в позу: "Я голливудский артист, на "Коламбиа пикчерз" снимался, ядрена вошь!"

-- Легенды о "трудностях киношников" -- это, конечно, серьезно. А водку с Уитни Хьюстон кто пил?

-- Так это же был мой день рождения, 20 октября. Мы с приятелем (он русский, но родился уже там) зашли в актерский подвальчик на "Коламбиа пикчерз", взяли водочки, а тут -- Уитни. Мой приятель ее подзывает, объясняет, мол, это мой друг, актер из России, и у него день рождения. Она присела к нам. Спрашиваем: что будете пить? А у нее глаза такие шаловливые, как у мартышки: "Русский водка". Мы заказали 0,7 "Столичной" (она там продается). Тут уж я, естественно, начал играть: у нас, говорю, за здоровье именинника из рюмочек не пьют. Налили ей стаканчик. Она по-негритянски бодро "крякнула", потом долго не могла отдышаться. После водки спела "Happy birthday", а потом встала, покачиваясь пошла к стойке и... заказала еще водки. Хорошая женщина! Она робко спросила, можно ли теперь уже пить рюмками, а не стаканами. Мы разрешили -- мы люди добрые. Но набрались, конечно, изрядно. Помню, меня под белы ручки выводили. Куда делась Хьюстон -- клянусь, не знаю. Но в конце мы с ней жарко целовались -- это я точно помню. И по-моему, очень хорошо друг друга понимали. И она меня на чай приглашала (мой товарищ это подтвердил). Утром я проснулся с жуткой головной болью и с ее визитной карточкой в кармане. Позвонил Уитни, но горничная сказала, что хозяева уехали на виллу, и что ей вчера было очень плохо...

"КАК ЖАЛЬ, ЧТО В МОЛОДОСТИ Я НЕ БЫЛА Б...Ю!"

-- Какой должна быть семья, чтобы человек, родившийся в ней, решил вдруг стать конферансье?

-- Мама у меня портниха. Вернее, модистка (у нее даже в дипломе так написано). Отец -- военный. Естественно, мой выбор не поощрялся. Отец считал, что "у мужчины должна быть профессия".

-- А ведь вы, насколько я знаю, в родстве с Александром Николаевичем Вертинским...

-- Ну, в некотором роде... Моя мама -- его сводная сестра по отцу. Выходит, что я -- его племянник.

-- Вы об этом в детстве знали?

-- Нет. Когда я в 14 лет послушал пластинки Вертинского, мне они ужасно понравились. Спросил у мамы, откуда у нас эти пластинки. "А это твой дядя подарил". -- "Какой дядя?" -- "А вот этот". -- "А где он?" -- "Он давно умер. Вот ты родился в 57-м, а он в 57-м умер". А папа очень недовольным тоном добавил: "Дядя -- эмигрант". Ведь для анкеты иметь родственника-эмигранта -- это был кошмар. Приходила к нам совсем старенькая бабушка Зоя Ивановна и говорит: "Ванечка, вы когда вот так в профиль сидите -- так похожи на Александра Николаевича! Я с ним была хорошо знакома". Мне это очень польстило. А потом я купил в Москве две его пластинки. Ставил своим сверстникам, и им очень нравилось. Особенно девушкам -- те просто млели.

-- И много девушек вы соблазнили его песнями?

-- Честно говоря, много. (Хохот.) Уже с третьей песни они начинали меня любить. Но самый яркий момент, связанный с Вертинским, это когда мы в 78-м ездили на гастроли на Дальний Восток. В знаменитом Ванинском порту в задрипанной гостинице ждали парома. Мы садились на паром, а к нему была прицеплена баржа с заключенными в полосатых робах (теперь я уже знаю, что это -- особый режим). На этой барже зэк с гитарой пел песню Вертинского "Дорогая пропажа". Шел мелкий осенний дождь, собаки лаяли, а зэки сидели и слушали... Это было потрясающе! Кстати, седой капитан парома вообще пытался меня убедить, что песню "Ванинский порт" тоже написал Вертинский. В это я, правда, до сих пор не верю, но что он ее пел со сцены в порту Ванина -- это факт.

Мы как-то работали в концертах вместе с Аллой Николаевной Баяновой, и она рассказывала, как за ней красиво ухаживал Вертинский: "Так, как он, ни один мужчина ухаживать не умел -- цветы, фрукты, комплименты... И даже моя мама (я ведь была совсем молоденькая) говорила: "Александр Николаевич, ну зачем вы так? Все же знают, как вы гипнотически влияете на молоденьких женщин". Я слушал ее завороженно и говорю: "Алла Николаевна, ну что, он вот так ухаживал -- и ничего?!" Она вздохнула: "И ничего". А потом говорит: "Вы знаете, Ваня, чем дольше живу, тем больше жалею, что в молодости я не была б...ю!" Фантастическая женщина!..