1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №219 (720) за 23.11.2000

"Я ЧУВСТВУЮ: ПОРА СОЗРЕВАТЬ И НАЧИНАТЬ ЖИТЬ"

Михаил Задорнов мог бы стать артистом. В третьем классе он удачно дебютировал на школьной сцене в роли Репки, после чего немедленно был приглашен в драмкружок играть в классической пьесе Островского "Доходное место"... ряженого медведя. Роль, правда, была без слов. Но рычал он убедительно. Зато уж теперь он разговаривает с публикой, сколько захочет!

На сцене уже играет музыка, под которую Михаил Задорнов должен появиться в лучах прожекторов и искупаться в овациях. А он, стоя в кулисе, разглагольствует о том, что дать интервью ему будет некогда, поскольку после концерта -- поезд. "Ну разве что, пока я буду переодеваться. Будет интервью без штанов", -- сообщает он и уходит к публике. Только не надо нас запугивать! Тем более, что на самом деле времени после концерта предостаточно, да и поесть мэтру надо. Так что, штаны пока на месте (то бишь на Задорнове), в кефире плавают сдобренные медом отруби (название продукта еще менее аппетитное, чем вид), а Михаил Николаевич, бодро их жуя, отвечает на мои вопросы.

"У МЕНЯ РАБОТА ПОСТОЯННАЯ!"

-- Вы все шутите, что нынешние дети "мечтают быть тампаксами". А сами-то в детстве мечтали стать Хрущевым! Чего вдруг?

-- Да потому что он был главным... Я тогда еще не знал слова "пахан". Но мне казалось, что он может делать все, что захочет. Что он, например, может на ночь есть конфеты. Вот мне и хотелось, чтобы мне тоже никто ничего не запрещал.

-- ...А сейчас вам никто не запрещает на ночь есть конфеты, а вы почему-то вместо этого сидите тут с отрубями.

-- (Смех.) Да потому что чуть-чуть умнее стал с тех пор. Уже не хочется конфет.

-- А быть "начальником страны"?

-- Ни-за что! У меня работа постоянная.


ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ
Соседи Михаила Задорнова по дому -- Ельцин, Лужков, Гайдар, Черномырдин... Как попал в эту странную компанию наш герой, регулярно высмеивающий всех их вместе и каждого в отдельности в своих выступлениях? Вот что пишет по этому другой "писатель" -- Александр Коржаков:

"Получалось, что в нашем доме живут только государственные деятели. Надо было как-то разбавить контингент ради благоприятного общественного мнения... Нашим соседом по дому стал писатель-сатирик Михаил Задорнов. Его дружба с Ельциным завязалась еще в Юрмале, во время отдыха. Миша умел развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на корте, нарочно промахивался, острил. И вот так полушутя вошел в доверие... После отпуска мы продолжили парные теннисные встречи. И вдруг Задорнов потихонечку ко мне обратился:

-- Саша, я узнал про новый дом. А у меня очень плохой район, в подъезде пьяницы туалет устроили. Этажом выше вообще алкоголик живет. Возьмите к себе.

Мы взяли... Вскоре у него начались концерты, и он мастерски издевался над президентом в своих юморесках. Только спустя три года мы наконец объяснились -- оказывается, Миша мог бы гораздо сильнее разоблачать Бориса Николаевича, но щадил его из-за добрососедских отношений".


"ЦИНИКИ -- ЭТО УСТАВШИЕ РОМАНТИКИ"

-- Вы выросли в Риге, которая никогда не была особо советским городом, вы -- сын писателя, лауреата Госпремии, потом женитьба на дочери бывшего первого секретаря ЦК компартии Латвии... То есть смотрели на эту "советскую жизнь" как бы слегка со стороны, с позиции наблюдателя?

-- Слегка изнутри! Кстати, отец Велты был очень приличным человеком. Он мне и до сих пор нравится. Вообще, я вам должен сознаться, что мне идеи коммунизма нравятся. Меня в коммунистическом учении еще тогда смущал один момент, который мне всегда мешал жить -- коммунистическая партия. Этакий рэкет. А сегодня я понимаю, что лишних моментов было два: партия и Ленин. Близнецы-братья. Если их убрать и взять учение Ленина о самоуправлении -- это очень хорошее и единственно правильное учение, в которое я очень верю. Сегодняшнюю "демократию" я демократией не называю -- это зона. Рэкет и группировки.

-- Вообще-то я о позиции наблюдателя говорю как о положительной стороне дела -- со стороны многое виднее...

-- Нет, изнутри виднее. Два года я занимался бизнесом. И понял, что не смогу в этом участвовать -- для этого надо достоинство потерять. Взгляд со стороны -- поверхностный. А изнутри виден механизм. Если б я не занимался бизнесом, я бы не знал всех воровских схем. Вы вот, небось, не все воровские схемы знаете? (Активно киваю. -- Н.Х.). А я сегодня смотрю: по телевидению выступает человек: он говорит, что собирается делать что-то хорошее, а я уже вижу, где он хочет украсть... (Тяжелый вздох.) Циники -- это уставшие романтики.

-- Красиво!

-- Да. А старость -- это ошибка мозга.

-- Кстати, о добрых делах. Вы ведь несколько лет назад назад создали фонд помощи русскоязычному населению Прибалтики. А чем именно помогали-то?

-- Был такой. Собственно, это и был мой "бизнес". Самое полезное, что сделали -- мы многих людей перевезли из стран Балтии жить в Москву, Питер и т.д. В основном, тех несчастных старых коммунистов, которые при новой власти не могли там жить.

"ВСЕ САМЫЕ ВЕЛИКИЕ ЛЮДИ БЫЛИ ШУТАМИ И ПИСАТЕЛЯМИ"

-- Вчера на концерте вы вдруг прочли очень серьезные стихи Леонида Филатова "Мгновенье тишины". Часто ли возникает мысль: "Ну сколько уже можно вас смешить?" Хочется перейти на "серьез"?

-- Хочется. И я думаю, что добавлю стихов в свою программу.

-- Вообще, с возрастом звание шута -- даже в лучшем понимании этого слова -- не тяготит?

-- Нет. Все самые великие люди были шутами. Шутами и писателями. А во мне соединилось и то, и другое.

-- А когда артисты читают ваши произведения, вас это чаще устраивает или нет?

-- Чаще не устраивает. Наверное потому, что они "усмешняют" там, где мне важна мысль. А они хотят добиться смеха любым способом. Я люблю, когда люди смеются, понимая, над чем они смеются. А не потому, что им вдалбливаешь репризу, "засовываешь" шутку в мозг. Видимо, есть часть публики, которая без такого разжевывания просто не понимает. Но это не совсем мои зрители.

-- Вы по-прежнему верите в целительную силу смеха -- или теперь это просто "средство зарабатывания средств"?

-- Я верю, что смех лечит взгляды. Это перекодировка. По крайней мере, такой юмор, как у меня.

-- Вы сейчас регулярно выступаете вместе с Леонидом Филатовым и Владимиром Качаном -- друзьями юности. А может человек в зрелом возрасте заводить друзей? Я имею ввиду настоящих?

-- Наверное, может. Просто у меня такого пока не случалось. Вы у меня спросите: может человек жить по любви... и не изменять жене? Я отвечу: конечно, может! Теоретически. Но я так не думаю. Я уже не настолько категоричен. Максимализм -- это признак молодости.

-- А жена -- тоже прежде всего друг?

-- Старшая жена -- друг.

-- Мы мало знаем о том, как и чем сейчас живет Леонид Филатов, а вы-то с ним постоянно видитесь. Расскажите...

-- Тяжело ему, конечно. На гастроли он выезжать не может. Мы периодически устраиваем наши вечера на троих в Театре на Таганке. Для меня лично это некоммерческий проект. Мне это по кайфу! Для Качана -- наверное, коммерческий. И слава Богу, потому что нельзя так издеваться над артистами -- такую зарплату им платить! А Филатов практически только в этих вечерах сейчас и выступает. Ну, пару раз за год его куда-то приглашали, -- а тут все-таки раз или два в месяц полные залы, хорошая реакция, много молодежи приходит... Многие потом удивляются: дескать, мы и не думали, что так интересно. Даже Качана слушают!

-- Даже?

-- Я говорю "даже", потому что это трудно. Чтобы слушать, надо сопереживать. А сегодняшнее нанюхавшееся поколение не хочет сопереживать. Их не научили сочувствию. Чтобы этому научиться, надо хорошую литературу читать. Качан рассчитан на людей, которые все-таки ценят и понимают слово.

-- Как и Филатов.

-- Это правда. Но оказывается, и исключений -- молодых людей, которым это интересно -- довольно много.

"МОЯ СЕКРЕТНАЯ ФОРСУНКА ПЕРЕГОНЯЛА БРАГУ В СПИРТ"

-- Правда, что вы изобрели какую-то секретную деталь для секретного самолета?

-- Да-а, форсунку. Не я, а профессор, с которым я работал. Мне просто надо было воплотить ее в металле.

-- Вы еще и в металле воплощали?!

-- Ну да. А что тут такого? Я с напильником за ухом хорошо смотрюсь. Н-да. Это была деталь для форсажной камеры сгорания самолета. Но так как она работала в паровой фазе топлива, то ее нельзя было сделать. Ее нельзя было подогревать. Кроме всего прочего, это было еще и очень опасно, поэтому мы моделировали процесс на браге. И этой форсункой перегоняли брагу в спирт со скоростью звука. Я тогда впервые в жизни завоевал среди коллег колоссальное уважение.

-- А еще говорите, что "до сих пор не знаете, почему самолеты летают, а крыльями не машут"!

-- Знаю, знаю! Недавно было 70-летие МАИ, и я даже поставил спектакль, посвященный истории МАИ. Причем не за деньги. Когда я стихи читал, люди плакали.

-- Собственные?

-- Не-ет, я не могу писать стихи. Читал Межирова, Евтушенко... Вот время когда-то было! Спорили: Евтушенко, Вознесенский или Рождественский -- кто из них лучший?! Ник-какого значения это теперь не имеет. Наступило другое время, и они все стали "никто" в один момент. Молодежи ничего не надо. И, честно говоря, я очень за это переживаю. Хотя, умные люди, мудрецы говорят, что переживать не надо: улучшить -- все равно вы ничего не улучшите, а сами только болеть будете. Видимо, Космосу нужно, чтобы так было. Но с другой стороны, мне кажется, что если помогать процессу осветления ауры человеческой -- то это дело полезное и хорошее... А чтоб ее осветлять, надо самому светлую еду есть!

-- Вижу-вижу. Аж сердце от жалости сжимается, когда на вас с этими "отрубями" смотришь!

-- Так денег нет -- приличную еду купить!..

-- А ведь вы, Михаил Николаевич, какое-то время работали... в КГБ, правда?

-- Да-а! Там, видимо, были в курсе моих дел, и когда я остался без работы, меня пригласили в "органы"... вести кружок художественной самодеятельности. Я его называл "Молодежный театр драмы и комедии на Лубянке".

Вообще я жил очень насыщенно. Это были "мои университеты". И наконец теперь я чувствую, что пора делать какой-то выбор. Пора созревать, находить себя. У меня такое ощущение, что жизнь начинается. Особенно сейчас, когда есть надежда, что все-таки жизнь станет лучше. Может, и для меня найдется место. Более достойное.

-- Еще более достойное? Ну что ж, дай Бог!