Выпуск газеты Сегодня №11 (763) за 16.01.2001
"Я НИКОГДА НЕ ВОЗЬМУСЬ ЗА ПЕРЕСАДКУ СЕРДЦА"
ХИРУРГ БЕЖАЛ ЗА РОДИТЕЛЯМИ ПАЦИЕНТА И КРИЧАЛ НЕХОРОШИЕ СЛОВА
-- Илья Николаевич, это очень тяжелая операция?
-- Моя любимая! Но она более технически сложная, чем пересадка сердца. Раньше дети, родившиеся с таким пороком, умирали через несколько дней после рождения -- и в Америке, и в Англии, и у нас.
Конечно, мы не боги: один из десяти малышей после такой операции не выживает. Но если ее не делать, до года умрут девять из десяти. Конечно же, решиться на такой шаг родителям не просто, и мы всегда обсуждаем с ними все "за" и " против". Лишь в исключительных случаях, когда с матерью что-то случилось и малыша привозят на "скорой" прямо из роддома, а счет идет на дни или даже часы, я оперирую без согласия родных.
-- Насколько полноценно дети живут после такой операции?
-- Спортсменами, конечно, не становятся. Но в школу ходят, как все. У нас пока восьмилетний опыт. Самому старшему из ста прооперированных исполнилось 10 лет.
-- Лекари прошлого утверждали: кто только прикоснется к сердцу -- станет убийцей. А вы так смело его перекраиваете...
-- Да нет, каждый раз, притрагиваясь к сердцу, трепещу: ведь оно движется! Живое в живом. Остановка означает смерть. Особенно я волновался, когда впервые оперировал малыша. Подумайте только: прежде даже в нашем Институте сердечно-сосудистой хирургии человечек с пороком сердца весом до 10 килограммов считался безнадежным, а мы теперь оперируем недоношенных весом всего в полтора килограмма!
Страх помогает собрать нервы в кулак и сделать то, что должен. Иначе нельзя: условия работы с каждым годом жестче, возможности -- шире. Пять лет назад для меня было шоком, когда родители отказались от операции, потому что во время нее малышу нужно было переливать кровь. Это противоречило их религиозным убеждениям, и они увозили из клиники умирающего ребенка. Я бежал за ними и кричал вдогонку нехорошие слова, хотя сдерживаю себя, даже в экстремальной ситуации. Теперь такого бы не случилось. Есть новая технология, по которой в 20% случаев вместо крови для переливания можно использовать ее компоненты или заменители. Это сложно, но я сделал уже с десяток "бескровных" операций.
-- Недавно в Австрии прооперировали сердце малышу прямо в утробе матери. Могли бы вы сделать такое?
-- Да, как любой нормальный кардиохирург, но после долгой тренировки. И готовиться к такой нужно около года -- обдумать все тонкости, подобрать оборудование, инструменты, материалы.
ИЗ ДЕСЯТИ ХИРУРГОВ СЕРДЦЕ ОПЕРИРОВАТЬ СМОЖЕТ ОДИН
-- Наблюдая за тем, как вы работаете, невольно думаешь -- какая разница -- резать аппендицит или сердце...
-- Э-э-э, нет! Еще Николай Амосов сказал: из десяти желающих станет кардиохирургом лишь один -- способный быть им. Сейчас у нас в отделении работают три классных, опытных специалиста. И два молодых, подающих надежды. Они должны два года ассистировать "матерым". Не выдержат -- до свидания. Хотя это как бы незаконно в нашей стране: закончивший медуниверситет и поработавший год в интернатуре врач юридически считается таким же специалистом, как и хирург с 20-летним стажем.
-- Вам приходилось увольнять коллег-неумех?
-- Я бы назвал это мучительным расставанием... В приказе "за профнепригодность" не писал. Просто вместе приходили к решению, что менее способному доктору найдется место в более легкой области медицины. В кардиохирургии даже секундное замешательство -- смерть.
"АНТИКВАРИАТ" В РЕАНИМАЦИИ
-- Благодаря таким хирургическим гениям как Николай Амосов, Геннадий Кнышов в Украине делают сложнейшие операции. Но только ли от мастерства хирурга зависит результат?
-- Знаете, то, что наш центр существует, означает, что мы все же не "третий мир". Но даже в самые скверные времена, когда магазины пустовали, нам не было так трудно, как сейчас. Мы пользуемся аппаратами искусственного дыхания, мониторами, которые лет 20 назад нам подарили зарубежные коллеги. За это время в Европе три поколения приборов сменилось, а эти "трудяги" все тянут лямку.
Недавно к нам приезжал американский кардиохирург и читал лекцию о том, как удешевить операции: там они стоят от 30 до 60 тысяч долларов. Побывав в нашей операционной, лектор долго молчал, а потом сказал: "Я не знал, что можно оперировать без ничего!" Такого "антиквариата" в Америке уже нет.
-- Можете ли вы отказать в помощи ребенку из-за того, что нет чего-то необходимого?
-- Никогда. Вот только за пересадку сердца не возьмусь. В наших экономических условиях не хочу. За деньги, которые потребуются, чтобы продлить жизнь одному человеку на пять лет, я лучше спасу 20 обреченных новорожденных.
РЕБЕНОК МОГ УМЕРЕТЬ -- У МАМЫ НЕ БЫЛО ДЕНЕГ
-- Операции новорожденным с пороками сердца делают только в вашем центре. Малышей из провинции принимаете?
-- Да, вот только привозят их часто в критическом состоянии. Сейчас в реанимации лежит девочка. Ей полтора года. В ее сердце вместо клапана образовалась дыра, и оно так раздулось, что ребра выгнулись. Мы поставили "заплатку" и надеемся на лучшее. Но если бы операцию сделали раньше, шансов выжить у нее было бы гораздо больше. Весь ужас в том, что мама знала: операция спасет ее дитя, но у нее не было денег даже на билет до столицы.
Надо, как правило, больше четырех тысяч гривен на лекарства и оксигенатор. Иногда родителям помогают госадминистрация или спонсоры. Мы просим: либо поддержите нас, либо честно скажите людям, что эти операции -- платные. Иначе на кардиохирургии новорожденных можно будет поставить крест. А в операции нуждаются пять тысяч детей с врожденными пороками сердца.
"Илья Николаевич, вас уже ждут", -- напомнила медсестра, в который раз заглядывая в кабинет. "Иду!" -- шапочку на голову, маску на лицо -- и исчез. Только теперь заметила на стене фотографию с надписью: "Илюше Емцу. На память. Н. Амосов".