"НЕ УМЕЮ Я К МЕРТВЫМ ДРУЗЬЯМ ПРИВЫКАТЬ"

АНДРЕЮ МИРОНОВУ -- 60? Могло бы быть. Но уже никогда не будет: максимум 46, когда он ушел в другую часть вечности. И уже просто невозможно представить его постаревшим! Актер с бездной возможностей и всегда грустными глазами, которые как бы "говорили", даже когда он хохмил: "Увы, это не лучший из миров". Интересно, а как бы он вписался в эту сегодняшнюю жизнь со своим интеллигентским отношением к жизни и максималистским -- к профессии? Единственное, что утешает -- его "мир" еще существует. И, наверное, это лучшая ему память. Потому сегодня слово трем кинорежиссерам, которые "одной группы крови" с Андреем Мироновым и делали вместе то добротное советское кино, по которому у зрителей всегда будет ностальгия.

ЭЛЬДАР РЯЗАНОВ стал снимать Андрея Миронова совсем молодым в картине "Берегись автомобиля". Потом были "Старики-разбойники" и, наконец, "Невероятные приключения итальянцев в России", где на месте Миронова никого другого представить просто невозможно.

-- Кадр под водой, где герой картины добирается до дна, хватает шкатулку и сообщает своему полковнику по ручным часам (они же рация), что клад в его руках, снимался уже под Неаполем при температуре двадцать восемь градусов. Собственно говоря, в Италии у Андрея был только этот кадр да еще одна коротенькая сцена, когда он приводит героиню, повредившую ногу, в свою квартиру. По нашему кинематографическому календарю -- два съемочных дня. Однако я продержал Миронова в Италии целый месяц. Мне хотелось использовать случай и дать возможность Андрею отдохнуть после трудной и опасной работы. Он шатался по городу, изучал музеи, ходил в гости к партнерам. Фирма терпела мое самоуправство. Жена Андрея позвонила ему и спросила: "Что ты там делаешь? У тебя всего два съемочных дня!". "Балда! -- отвечал счастливый Андрей, который вел беспечную жизнь туриста. -- Я здесь живу!"

У него были смешные присказки и прибаутки. Когда какой-нибудь невежда многозначительно бросал: "Вы знаете, мне не понравился последний фильм Бергмана!", Андрюша тут же парировал: "Вы знаете, Бергман о вас тоже неважного мнения...".

Многое можно рассказать об Андрее. О том, как он мечтал прорваться в трагедию, сыграть трагедийную роль. Как его тяготила репутация легкого комедийного артиста. О том, как он боялся повториться. О его страхе, что отыгрался и не сможет сказать ничего нового. О мыслях, что перестанут снимать, и о компромиссах в выборе ролей в связи с этим...

АЛЕКСЕЙ ГЕРМАН в своем фильме "Мой друг Иван Лапшин" открыл совершенно другого Андрея Миронова -- психологически тонкого, трагедийного актера, чего самому Андрею Александровичу так не хватало в творческой жизни.

-- У него всегда был дико напряженный график перелетов, концертов, репетиций, съемок. Любой другой на его месте просто не выдержал бы -- он любил работать и всегда готов был работать. А ведь многое ему давалось совсем не так легко, как кажется. У него, к примеру, не было сверхзамечательного слуха, он не был и прирожденным танцором. У него были большие ноги в больших ботинках, которые ему мешали. И, зная это, я в совершенном потрясении всегда смотрел на экран, поражаясь его пластичности и легкости. Адский труд за всем этим...

Я часто наблюдал, с каким уважением и добротой он обходился с незнакомыми людьми. Помню, как на съемках фильма в тридцатиградусный мороз к нам подошел пожилой военный, хотел что-то посоветовать, о чем-то поговорить. Андрей, у которого от холода на спине лопнуло старое кожаное пальто, не решился его прервать, считая это бестактностью. Он очень легко сходился с людьми, никогда не делал различия между ними по должности и ранжиру, умел в трудной ситуации разрядить обстановку, рассмешить. В мрачной астраханской гостинице, идя по длинному полутемному коридору, всегда безошибочно можно было угадать, в каком номере сейчас Миронов. Там всегда битком народу, там всегда смех...

Режиссер АЛЛА СУРИКОВА встретилась с Андреем Мироновым на съемочной площадке фильма "Будьте моим мужем", когда он уже стал культовым советским актером, был в зените славы. А второй их фильм "Человек с бульвара Капуцинов" стал последним фильмом Миронова. Символично, что его герой -- наивный фанат кинематографа Джонни Фест по сюжету умирал. Но в последний момент его на какое-то мгновение возвратил к жизни его любимый "синема". Вот бы так и в жизни.

-- Андрей все свои советы и пожелания выдавал следующим образом. Он отводил меня в сторону и начинал шептать: "Ты меня, ради Бога, извини (эта фраза повторялась не меньше трех раз), конечно, то, что я сейчас скажу, -- это полный бред (это повторялось не меньше пяти раз), но, может быть, все-таки...". И дальше шло изложение совета, который, как правило, оказывался полезным для дела. Это касалось не роли мистера Феста -- тут у нас все обговорено и обспорено было заранее -- но сцен и проблем, которые к персонажу самого Миронова прямого отношения не имели.

Не помню случая, чтобы он оказывался перед камерой неготовым. Внешне это выглядело, как некое моцартианство -- приехал, улыбнулся, "вошел в кадр", "снято!". Очень редко мы превышали заранее намеченное число дублей. Но за этой легкостью и элегантностью кинопрофессионала были долгие репетиции и видеопросмотры этих репетиций, долгие "чайные" и "кофейные" посиделки по ночам, во время которых обсуждали даже самые незначительные детали.

...Я была в Ленинграде с уже готовой картиной, и на один день по своим делам приехал Миронов. Полностью фильм он еще не видел -- не складывалось по времени. Узнав, что в маленьком кинотеатре в рабочем районе назначен дневной сеанс, Миронов поехал туда. Я нервничала, злилась -- мог, в конце концов, пойти на премьеру в Дом кино или в "Россию". Там и звук лучше, и изображение чище. Он позвонил из автомата, как только кончился сеанс, понимая, что я волнуюсь. Фильм ему понравился. Я спросила, не жалеет ли он о купюрах -- мы "не влезли" в метраж, и на самой последней стадии работы мне пришлось "резать по живому". Нет, купюры его не смущали, хотя песенку "Все кончено" ему было жалко. При монтаже вылетел, не вписавшись в ритм картины, эпизод, где грустно и насмешливо одновременно Джонни Фест поет песенку о неудавшейся любви: "Каждому свое: тебе -- забава, мне -- мученье, а время лечит только тех, кто болен несмертельно..." Тогда же мы договорились встретиться на Рижском взморье и начать новую работу...