Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ИГРУШКОЙ В РУКАХ ОБОЖАЕМОЙ ПУБЛИКИ

Вчера его похоронили в Минске, как он завещал год назад на похоронах своего отца, рядом с ним. Еременко-младший и Еременко-старший сыграли вместе в первый и последний раз в фильме "Сын за отца", поставленный сыном специально для отца.

Неужели, как говорят в народе, сглазили? Николай Еременко был из тех, кому завидовали и по-белому, и по-черному. Уж больно много у него было "слишком" -- красив, талантлив, умен. А еще, как мы поняли в личном общении -- слишком тонок и раним. На самом деле экранный образ "супермена", который на него "надели" и клише "секс-символа", которым его "наградили", совсем не совпадали с настоящим Еременко. И его своеобразный цинизм, и ирония -- это та защитная броня, которой он защищал свою душу. (Слишком многие хотели в нее влезть.) А для него, как для настоящего мужика, главным было чувство собственного достоинства. Еременко тщательно скрывал свою личную жизнь, и многие не могли поверить, что у этого красавца может быть крепкая семья с 25-летним стажем и "дом-крепость". Он тяжело пережил смерть обожаемого отца, и, наверное, не легче -- развод с женой (о чем также не распространялся). Николай III, как он в шутку себя называл (поскольку был третьим подряд в роду) служил в армии рядовым, чего не стыдился, считая, что хорошие солдаты тоже нужны.

Его называли "везунчиком, к которому роли сами приходят", на что он отвечал, что в кино на протяжении 30 лет везти не может, это надо заработать. Он считал себя настоящим профи -- и был им, чем очень гордился, доказывая, что может сыграть все. Еременко снимался только там, где хотел сниматься, называя профессию актера "сладким грехом", от которого трудно отказаться. Бывает так: сыграв одну яркую роль, актер входит в историю. У Еременко их, как минимум, четыре: в "Красном и черном", "Пиратах ХХ века", "Царской охоте", "31 июня". Все разные, но объединяет их удивительный человеческий и мужской магнетизм. Он, пожалуй, наш единственный актер, который не играл слабых мужчин (кстати, часто вспоминал героев и манеру игры Жана Габена), и вполне закономерно Еременко-младшего могут назвать последним героем ХХ века. Его волновало отсутствие сильного мужчины в сегодняшнем отечественном кино: он часто говорил, что хочет повлиять на формирование молодежи, так как сегодня их воспитывают "антигерои". И очень верил, что, когда наше кино все же восстановится, он еще не будет старым и, встретившись с "героем" "Брата-2" в одном кадре "наваляет" ему. Он считал, что сегодня очень нужны жизнеутверждающие фильмы, "чтобы людям успокоить душу", и сам поставил такой фильм. Только за последний год вышло четыре фильма с его участием! Он был переполнен планами и идеями: новый кинопроект на "Беларусьфильме", готовил на телевидении цикл программ о национальной культуре, хотел провести вечер памяти отца. А еще он мечтал снять продолжение "Пиратов ХХ века": "Есть только идея, говорил он, -- и есть я. И если сойдутся звезды"...

"Я ОБОЖАЛ ИГРАТЬ ПЛЮШКИНА И КВАЗИМОДО"

-- Я могу с уверенностью сказать, что сделали меня по большей части две нации: по маме -- белорусская, а по отцу -- украинская. Он родом из-под Харькова: Еременки были высланы оттуда в Сибирь. Эта память -- откуда ты родом -- первый шаг к пониманию, кто ты и что ты.

-- У вас в детстве была кличка "артист"?

-- Была, ее дали сыну артистов, и она была со знаком минус, так как меня противопоставляли другим дворовым мальчишкам, а я хотел походить на свое хулиганское окружение и участвовать во всех их проделках. А ребята как-то совершенно подсознательно оберегали мою физиономию. Возможно, сейчас я оправдал их бережное отношение ко мне.

-- На съемках фильма "Люди и звери", в котором ваш отец играл главную роль, режиссер Сергей Герасимов часто кричал ему: "Коля, пойми, добро должно быть с кулаками", -- и не только помогал играть, но и "учил" жить. Спустя время он стал и вашим учителем. Вы даже называли его своим вторым отцом?

-- Герасимов в этом смысле многодетный отец, хотя своих собственных детей у него не было, но нас, учеников, было очень много. Я в известном смысле, был счастливый ученик, поскольку снялся в пяти картинах Герасимова, больше всех его студентов. Конечно, я чувствовал, что ко мне отношение было особое, но хватило ума не наглеть, не пользоваться этим, а, наоборот, быть более кропотливым в учебе. Хотя, конечно, вы не поверите, если я скажу, что был таким пай-мальчиком. Мы как-то находили время совмещать все. Кстати, Герасимову нравилось, когда мы "хулиганили". Он мужик настоящий, и сам был человеком "с кулаками", мог защищать и свое имя, и достоинство и поэтому, если мы делали нечто подобное, то он не был против.

-- Вашему первому фильму "У озера" уже больше 30 лет.

-- В этом фильме я появился, прежде всего, как заявка на свое актерское существование. На съемочной площадке в перерывах съемок я стал помогать рабочим -- таскал и расставлял декорации, на что Герасимов, хлопнув меня по плечу, сказал: "Оставь, каждый должен заниматься своим делом". Для меня, нормального провинциального хлопчика, это был первый практический профессиональный урок Герасимова. Кстати, Василий Шукшин (тоже здесь снимался. -- Авт.) какое-то время, начиная с этого фильма, меня в упор не видел. Видимо, считал, что появился очередной "сынок", нахальный, смазливый мальчик, который всеми правдами и неправдами попал во ВГИК, перейдя дорогу, как тогда говорили, людям из народа. Почему-то династии сталеваров приветствовались, а здесь как-то стеснялись. Я тоже стеснялся и старался не афишировать профессию родителей. И я не настаивал на знакомстве с Шукшиным. Но с годами его мнение обо мне менялось, и, в конце концов, я почувствовал, что он меня принял.

-- Свою лепту в это "внесла" и ваша первая заметная главная роль Жюльена Сореля в "Красном и черном" того же Герасимова.

-- Во-первых, чисто по-человечески я вообще был против ее играть. Вообще, все, что связано с моей внешностью, я это говорю без кокетства, было для меня камнем преткновения. Я считал, что за внешностью артиста люди не видят главного, хотя никогда не был игрушкой в "руках" обожаемой публики. Поэтому, когда Герасимов предложил мне эту роль, я сказал: "Да не буду я это играть, дайте мне лучше "характер" какой-то". Я обожал играть во ВГИКЕ Плюшкина или Квазимодо -- вот это то, что мне надо. А он мне сказал: "Попробуй, ВГИК -- это то место, где можно играть все, что хочешь. Потом ты будешь играть то, что предложат". Сначала я не понимал, как играть Сореля, но потом все же нашел какие-то общие с ним черты. Мы оба были провинциалами, и оба приехали покорять столицы. Вы обратили внимание, что почти все "звезды" нашего российского кино -- это все провинциалы. Москвичей почти нет, так как у них нет запала, нет той энергии, которая есть у провинциала, которому нужно всем, и себе, в первую очередь, что-то доказать.

"ПОСЛЕ "ГОРЯЧЕГО СНЕГА" Я СО СПОКОЙНОЙ СОВЕСТЬЮ ПОШЕЛ СЛУЖИТЬ"

-- И сразу же другая роль, кстати, "с кулаками" -- лейтенант Дроздовский в "Горячем снеге".

-- Там была ситуация просто критическая. Я знал, что мне надо идти в армию, а я снялся только "У озера" и "Любить человека". Их было совсем недостаточно, чтобы тебя запомнили, пока служишь -- могут и забыть. Поэтому, с одной стороны, за мной по Москве "бегала" милиция, охотилась по общагам, чтобы забрать в армию, а с другой стороны, я не мог вернуться в Минск, потому что еще не была побеждена Москва. Денег нет, здоровья тоже, потому что отвратительно питался. Что делать? И вот мне в руки попадается сценарий "Горячего снега". Я читаю его, лечу на "Мосфильм", встречаюсь с режиссером Егиазаровым и говорю: "Я должен сыграть Дроздовского". Егиазаров, наверное, подумал: "Какой-то сумасшедший юнец, еще и права качает". Но видимо у меня в глазах было что-то такое, типа, "отступать некуда", что он без проб согласился. Картина стала одной из лучших о войне, и я даже от Бондарчука получил приз за лучший дебют. И тогда со спокойной совестью пошел служить в армию.

-- Вот странное название -- "31 июня" -- то, чего как бы нет на самом деле, но может с каждым случиться. Бывали в вашей жизни "31 июня" или "32 декабря"?

-- Вы очень хитро спрашиваете, потому что вопрос на самом деле звучит так: "Влюблялись вы или нет?" Как вам сказать? Ну, конечно, было. Я вообще полагаю, что у артиста, считающего себя профессионалом, и у которого есть не только мускульный аппарат, но еще и мозговой, и чувственный, и любовь должна привлекаться, как инструмент для достижения своей цели. Состояние влюбленности помогает не только жить, но и играть, так как все в кадре должно быть органично. Нужно чтобы "глаз горел". Но, кстати, я никогда не допускал влюбленности в своих партнерш. Никогда. Это, на мой взгляд, заблуждение, что если ты влюблен в свою партнершу, то вы лучше играете. Считаю, что хуже. Постановка даже любовной сцены -- это очень четкая, поставленная режиссура. Это то же самое, если в фильме ты начинаешь по-настоящему драться. На самом деле -- это отвратительное зрелище. Сцена должна быть поставлена. И также должна быть поставлена любовь.

-- И во всех этих постановках, особенно в рискованных, вы работаете без дублеров. Это чтобы "глаз горел"?

-- Конечно, а как иначе? Обязательно все должен сам. Сам. Ведь если я играю в каком-то боевике, то еще проверяю себя и как мужика -- могу я еще что-то, кроме "тонких", чувственных героев. Как, например, в фильме "Маросейка, 12", где я играю мафиозную личность, и меня на съемках поливали в 3 часа ночи ледяной водой. У меня, как у артиста, уже наступила усталость от собственной внешности, (так же, как существует усталость металла), я уже не мог себя видеть. За 30 лет работы я ни разу не позволил себя покрасить. Я мечтал налысо подстричься и сыграть нечто непохожее.

-- Вас не видно в театре или антрепризах. Это оттого, что вы загружены работой в кино, или это ваша позиция?

-- Театр на меня "охотится" давно. В антрепризе я даже уже репетировал с замечательными, любимыми актрисами -- Светланой Крючковой (с которой играл в "Царской охоте") и Илзе Лиепой. Они меня просто тянут играть вместе в одном спектакле. Галина Волчек приглашала в "Современник". Но как только появляется работа в кино, все остальное уходит на десятый план. У меня абсолютно киношные мозги: мыслю кадрами, сценами, дублями, даже анекдоты у меня из киножизни. Я один из тех артистов, которые живут только этой профессией, и если она погибнет -- погибну и я. Мне трудно переключаться на театр. Это нужно было делать раньше. Конечно, где-то там внутри я чувствую, что трушу. А потом, меня всегда отпугивал коллектив. Я совершенно неколлективное дитя. Все, что я делаю -- я делаю один. Кинематограф для меня еще такой полигон жизни, на котором я пытаюсь доказать, что если и был смазливым мальчишкой, и все-таки стал артистом, то при нормальном профессиональном отношении к себе, могу прожить, занимаясь только своим делом, не торгуя в ларьках. Вообще-то, грех не снимать такого хорошего артиста.

"АРТИСТ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПСИХИЧЕСКИ ЗДОРОВ"

-- Но ведь не согласились же вы сниматься в роли Ставрогина в "Бесах". Что-то вас остановило?

-- Я испугался.

-- Вы, и испугались? Чего?

-- Сойти с ума. Сработал инстинкт самосохранения. Помню, на пробах я сыграл одну сцену так, как считал нужным играть. И когда тут же на видепросмотре вошла какая-то тетя-гримерша и сказала: "Ужас", -- я понял, что если буду играть так весь фильм -- просто умру. Ну, а всякая рефлексия, всякое нездоровье артиста, которое, кстати, раньше очень эксплуатировалось и поощрялось, это не искусство -- это клиника. А артист должен быть психически здоров.

-- Вы играли много своих современников, но были и яркие "костюмные" роли. В какой эпохе вы себя лучше чувствовали?

-- Да, мне везло и на исторические роли. В кино я был во всех странах и эпохах. Вспоминаю и "Юность Петра", где в роли Меньшикова я просто "купался", и "Дети капитана Гранта". Поэтому я все время думал -- мне действительно везет! Знаете, я, как ни странно, почему-то лучше себя чувствую там, в том времени. Мне страшно нравится тот мир, мне легко его играть, я его ощущаю.

P.S. После этого интервью мы ходили по московским улицам. Говорили о жизни. Почему-то вспомнили о внезапной смерти Николая Рыбникова. "Такую смерть надо заслужить",-- сказал Николай Еременко.