"О ПРИГОВОРЕ ДОЧЕРИ И СМЕРТИ БРАТА Я УЗНАЛА В ОДИН ДЕНЬ..."

17 августа суд района Тонбури таиландской столицы Бангкока сказал последнее слово по делу гражданки Украины Виктории Мамонтовой, обвиненной в хранении с целью сбыта крупной партии героина. Вердикт ужасен -- смертная казнь. Однако во вторник, как уже писала "Сегодня", появилась надежда на смягчение приговора для 30-летней харьковчанки. Злейшему врагу не пожелаешь того, что переживает сейчас ее мама Татьяна Михайлова. Кроме дочери у нее на этом свете нет ни единого родного человека.

-- Я осталась без мужа, когда Вике исполнилось три года, -- рассказывает Татьяна Романовна. -- Кто в одиночку поднимал на ноги ребенка, знает. как это тяжело. В поисках более-менее сносного заработка пришлось поменять множество работ, осваивать новые профессии. Слава Богу, меня окружали близкие подруги, которые и сейчас служат единственной поддержкой в горе... Я всегда гордилась своей дочкой. Виктория росла ласковой, прилежной девочкой, старательно училась, а после школы так же, как и я, стремилась найти свое место под солнцем. Окончила кулинарное училище, курсы английского и испанского языков, поступила на заочное отделение геолого-географического факультета Киевского университета. Даже искусство массажа освоила, хотя я смеялась, что это не под силу ее тонким слабеньким ручкам. Но, видимо, не судьба -- у дочери никогда не было постоянного стабильного места работы.

-- Извините за нескромный вопрос, но как складывалась личная жизнь Вики?

-- Мне бы не хотелось ворошить прошлое, вокруг которого и без того наворочено много домыслов. Газеты уже писали, что более шести лет Вика жила в гражданском браке с нигерийцем. Два года назад Обина был депортирован из Украины в связи с тем, что у него обнаружили наркотики. Но я вас уверяю: эта история никак не связана с тем, что происходит сейчас. Обина был неплохим парнем, хорошо относился к дочери и ко мне. Об аресте Вики узнал только в феврале, когда позвонил мне в Харьков. Страшно расстроился...

-- Вика принимала наркотики?

-- Что вы! Нет! Она всегда тщательно следила за собой, была очень аккуратной, щепетильной. Если бы такое случилось, я бы непременно знала. У нас с дочкой всегда были нежные, доверительные отношения. Даже когда Вика уезжала из Харькова в Киев на сессию либо в поисках заработка, например, одно время работала дистрибьютором косметической фирмы, то всегда поддерживала со мной связь, старалась повидаться не реже, чем раз в месяц. Конечно же, помогала деньгами, ведь из-за тяжелой болезни мне пришлось уйти с последней работы, перенести онкологическую операцию. Я читаю книги, смотрю телевизор и знаю, что там, где наркотики, всегда крутятся большие деньги. А мы живем бедно, в однокомнатной квартире, за которую пять лет не плачено, где не сделан ремонт. Если бы моя дочка торговала наркотиками, неужели она бы не могла купить хотя бы отдельную квартиру для себя?

-- Как Вика оказалась в Таиланде?

-- Я ничего об этом не знаю. У дочки был заграничный паспорт, она ездила по турпутевке в Италию, несколько раз совершала с подругой бизнес-туры в Индию, откуда привозили на продажу кожаные вещи -- сейчас многие выживают таким образом. В прошлом году Вика в очередной раз уехала в Киев, в июне перезвонила мне, сказала, что собирается в Швецию, где подруга подыскала для нее работу, просила не волноваться. Потом несколько раз звонила из-за границы: "Мамочка, я жива-здорова, у меня все нормально!" В августе сообщила, что скоро будет в Украине, у нее даже заказан билет на 29 сентября, но прежде нужно продлить визу, иначе не сможет выехать домой. После этого Вика пропала...

-- Вы пробовали разыскивать дочь, наводить о ней справки?

-- Как? Я не знала, куда обращаться в Харькове, не имела денег, чтобы поехать в Киев. Я могла только ждать, плакать и надеяться. Больнее всего, что об аресте Вики и о том, что у нее в нательном белье нашли больше килограмма героина, я узнала из газеты. Сотрудники СБУ утверждают, будто Вика была международным наркокурьером, что за ней долго следили. Но почему никто не приходил к нам домой, не беседовал со мной? Почему ни СБУ, ни МИД хотя бы парой скупых строчек не уведомили меня о том, что Вика задержана и в чем она подозревается? Представьте, что пришлось пережить, когда в ноябре прошлого года я раскрыла газету с кричащим заглавием вроде: "Нашей соотечественнице харьковчанке Виктории Мамонтовой в Таиланде грозит смертная казнь". Как прочитала -- сразу упала в обморок, еле отходили. В Харькове живет несколько Викторий Мамонтовых, но я сразу поняла, что речь идет о моей пропавшей девочке. Не верю, что она виновна! Могу предположить, что Вика стала жертвой обмана, что кто-то использовал ее в злых целях. Но чтобы она так долго работала наркокурьером, как утверждает СБУ -- нет, такого не могло быть.

-- После ареста дочери вы могли как-то общаться с ней?

-- Оказывается, она еще осенью написала мне письмо, которое почему-то не дошло. Первую весточку от дочки получила только в феврале -- кто-то из украинских журналистов побывал в тюрьме Бонг-Бонг и дал Вике свой мобильный телефон. Я как услышала ее живой голос -- разрыдалась. Вика скороговоркой попросила меня не плакать, поскольку на разговор отвели всего минутку. Сообщила, что ее ожидает длительное заключение, потому что нет денег, попросила записать номер мобильного телефона своей переводчицы. Через эту тайскую девушку я и связывалась с Викой примерно раз в месяц. Подруги советовали: поезжай в Киев, постарайся что-нибудь сделать для дочери. Но к кому я поеду, кому я там нужна? Кому нужна была моя Вика? Да, в тюрьме ее посещали представитель украинского посольства во Вьетнаме, представители консульства в Бангкоке, помогали материально -- за это мы очень благодарны. Но на судебном процессе, как я поняла, никто из дипломатов не присутствовал. Позже мне сказали, что Вике нужен был международный адвокат, а ее защищал таец. Бесплатно... Сами понимаете, что это значит.

-- Вика что-нибудь рассказывала о причинах, обстоятельствах своего задержания?

-- Нет, об этом мы не разговаривали. Дочка расспрашивала, как я себя чувствую, говорила, что у нее все в порядке. На условия не жаловалась, возможно, потому, что не хотела меня волновать -- знала ведь, каково состояние матери. Слава Богу, мне удалось найти посильную работу у частной предпринимательницы, так что была возможность оплачивать международные разговоры. Я стала получать письма от Вики, в которых она рассказывала, что работает в тюремной библиотеке и преподает заключенным английский язык, поскольку в Бонг-Бонге оказалась единственной европейкой. Наверное, это ее немного тяготило. Вика ожидала, что после суда ее переведут в другую тюрьму, где будет много европейцев. Голос дочери всегда звучал спокойно и даже бодро. За исключением двух последних наших разговоров -- 9 и 30 июля. Вика почти плакала в трубку, твердила: "Мамочка, помоги, спаси!.."

-- Наверное, предчувствовала исход суда?

-- Не знаю. Ни она, ни я не были готовы к самому худшему. 30 июля Вика сообщила, что приговор огласят 17 августа. Накануне я позвонила переводчице, спросила, в котором часу с ней связаться. Тайка повела себя странно -- впервые за все время сказала, что мне звонить не следует, дескать, это очень дорого, и она сама выйдет на связь. На следующий день -- это была пятница -- я ни на минуту не отлучалась от телефона. Но он молчал. В субботу в полчетвертого утра, а по тайскому времени это было, кажется, начало девятого, я сама позвонила переводчице. Мучительно растягивая слова, та произнесла: "Результат неутешительный. Ее приговорили к смертной казни". И бросила трубку. Что было со мной, думаю, не стоит рассказывать. В тот же день я получила известие о смерти брата. Если бы не друзья, наверняка не пережила бы такой двойной удар. Когда немного пришла в себя, несколько раз звонила переводчице, но тайка избегала разговоров. Потом перезвонила сама, сказала, что это еще не конец -- будет подаваться апелляция, нужно ходатайство от Украины о помиловании, справка о моем состоянии здоровья. Я правда очень больна, и, кроме Вики, у меня никого из родных нет.

-- Как вас приняли в МИДе?

-- Я хотела попасть на брифинг, но туда не пустили, сказав, что на таких мероприятиях может присутствовать только пресса. А так хорошо приняли, внимательно, пообещали сделать все возможное. Но прежде всего мне помогли журналисты местной телекомпании. Они разыскали меня, сделали передачу, рассказали, куда надо ехать, кому написать письма и посоветовали обратиться к Уполномоченному Верховной Рады по правам человека Нине Карпачевой (в ее приемной и состоялась наша беседа. Татьяна Романовна приехала в Киев только на один день и сразу же после интервью заспешила на вокзал за билетами в Харьков -- прим. Авт.).

Сегодня я живу только одной надеждой, что Вике спасут жизнь.