"КАЖЕТСЯ, Я ПОМНЮ, КАК РОДИЛСЯ"

Алексей Петренко в свои 63 выглядит могучим богатырем. Хотя пережил уже два инфаркта -- слишком близко к сердцу все принимает. Правда, от хорошей водки Алексей Васильевич все равно не отказывается. Но -- для пущей целебности -- добавляет в нее мед, баночка которого всегда с собой.

Жена ни на шаг не отпускает Петренко от себя. Везде -- рядом. Якобы следит, чтобы мужа не переутомляли. Все вопросы об интервью решает только она. Я знаю коллег, которые обхаживали ее три года! Но я-то отступать не собиралась. Так что после ласково-обнадеживающего заверения Галины Петровны: "Если вы еще раз подойдете, я вам в более грубой форме объясню, куда вам идти", -- пришлось ловить пана Петренко в момент, пока жена занимала место в первом ряду зрительного зала. Благо, начало церемонии закрытия кинофестиваля "Бригантина" затягивалось, и к предложению пообщаться он отнесся очень дружелюбно...

"КАКОЙ СПРОС С ДЕРЕВЕНСКОГО КУЗНЕЦА?"

-- Алексей Васильевич, вы у нас -- "засланный казачок" украинского искусства в России. А правда, что вы русскую речь впервые услышали в 16 лет?

-- В 14. До этого я слыхал ее только мельком в 43-м году, когда через наш совхоз проходили войска, и у нас жили двое строителей-солдат -- они строили военный аэродром. Один из этих строителей был русский. Вот и все. Так что, когда писал диктант в Киевском театральном, наделал столько ошибок, что грех было не провалиться. Второй раз -- не смог написать сочинение. Только с третьего захода в Харькове поступил. Педагог по актерскому мастерству упросил поставить мне проходной бал. А какой спрос с сельского парня-кузнеца?

Семья наша приехала на Черниговщину после голода 33-го, пухлые приехали, похоронив старшего сына. Стали жить сначала в совхозе "Рубеж", а потом в совхозе "Свет Октября", в селе Чемер под Черниговом -- на квартире на хуторе, в настоящей шевченковской хатке-мазанке -- низенькой, соломой крытой, вросшей в землю, с маленькими окошками и земляным полом...

-- С какого возраста вы себя помните?

-- Мне кажется, я помню, как я родился. Мама была в поле, работала, когда начались схватки. Бегом домой. Говорит: "Я шла через ручеек и боялась, что ты выпадешь". Дома отец постелил на пол солому, на нее -- чистую простынку, позвали бабку-повитуху. В этой мазанке я и родился.

-- То есть то, что вы теперь постоянно живете за городом, в подмосковном Никольском -- это что-то вроде возвращения к себе?

-- Даже не могу отдать себе отчет, что это такое. Но не блажь -- это точно. Причем, там есть нормальный дом, но я живу в хатке в самом конце огорода, в зарослях -- почти как скит! На участке растут рябина, калина, липа, яблоня... Недавно увлекся снытью, делаю из нее салаты -- оказывается, это одна из самых целебных трав на земле. Правда, есть у меня одно нехорошее качество: я вначале сильно чем-то увлекаюсь, потом резко бросаю. Недавно, например, захватило меня плотницкое дело. И теперь гвозди кругом валяются, а мне за молоток браться не хочется. Поэтому называю себя "запойным работником". Только актерское ремесло никогда не надоедает.

-- Я вас несколько раз наблюдала на фестивалях именно как человека поющего.

-- Да, я с Василием Жданкиным целую пластинку сделал! Пробовал даже выступать с симфоническим оркестром Федосеева. Это такое чудо! Мы сделали вместе "Военные письма" Валерия Гаврилина и прокофьевского "Ивана Грозного". Фактически, я сыграл там роль Ивана Грозного. После концертов в Вене, Цюрихе, Мюнхене газеты сравнивали наше действо с обвалом Альп -- такое сильное впечатление оно произвело.

"МЕНЯ КРЕСТИЛ РОДНОЙ БРАТ ПАВЛА ТЫЧИНЫ"

-- Сейчас у всех на устах фильм Михаила Пташука "В августе 44-го...", в котором и вы снимались...

-- Пташук просто насел на меня! Приезжает ко мне на дачу и предлагает роль. Я отказываюсь, говорю, мол, мне надо грядку вскопать. А он так спокойно берется за лопату: "Хорошо, я сам вскопаю, а ты езжай пока на кинопробы и примерку костюма".

-- А вы сами войну помните?

-- Мы жили рядом с лесом, а в центре совхоза хозяйничал немецкий управляющий. Днем к нам немцы приходили, а ночью -- партизаны. Как-то фашист стал нашего гусака ловить, так я ему в рукав вцепился. Немец выхватил пистолет: "Маленький партизан -- пуф-пуф!.." Помню, как отец с войны пришел: я спал, и вдруг что-то колючее к щеке притронулось. Это небритый отец меня целовал...

-- Вы как-то говорили, что если бы "Агония" Элема Климова не пролежала 10 лет на полке, может, и пришла бы к вам настоящая слава...

-- Распутин сыграл важную роль в моей жизни. Благодаря ему я стал верующим человеком. Готовясь к этой роли, я прочел очень много литературы, Евангелия -- вынужден был все это читать, потому что Распутин-то все это знал... И я, будучи советским человеком, которого в храмы, как и всех, в общем-то не пускали, стал ходить по церквам. Особенно, когда бывал на гастролях -- там меня не узнавали. Дома не ходил, потому что могли тут же донести в профсоюз, в партийную организацию -- и карьере конец.

-- Но в детстве-то, насколько я знаю, вас крестили?

-- Крестили, конечно. Но, кстати, не в младенчестве, а уже в 43-м году, когда Сталин разрешил церкви открыть. Мне было уже пять лет. А крестил родной брат Павла Григорьевича Тычины -- он в Чемере был настоятелем храма.

...Я не думаю, что мне много осталось жить. Поэтому мне некогда задумываться о всякой чепухе. Я думаю о Боге. О том, что люди должны жить объединенно. Думаю о православии. Учу церковнославянский язык -- а то придет человек в мир иной, попросят его там молитву прочесть, а он и не знает, как это сделать. Насколько хватает сил, думаю о своих близких. И о том, чтобы, когда я уйду Туда, не оставить здесь после себя ничего стыдного. Уже и эпитафию себе составил:

"Служил мудила наш актером --
Мудила образы лепил.
И умер, грешный, от запора,
Подагры и упадка сил".

Как говорится, жил грешно, умер смешно. На самом деле, есть много такого на пленке, что я бы сжег, а пепел съел. В то же время, я смиряю себя, потому это может оказаться гордыней. А ошибиться не грех -- будешь потом более трезво к себе относиться. Но я всегда самоедничал. Это у меня в характере.

БЫЛО ДЕЛО...

"В мою школу стал частенько заходить отец. Стал делать из своих посещений резкие выводы. Оргвыводы. Мне в девятом классе это надоело. Я сказал: "Тату, вибирайте. Або ви ходите до школи, або я". Він побачив, що я вже такий хлопець, що нема чого вибирати... Ходить перестал. А мне с горем пополам выдали аттестат зрелости".

В МИРЕ МУДРЫХ МЫСЛЕЙ

"Обычно интересные предложение мне поступали как раз в минорные месяцы. И я отказывался, заведомо зная, что сейчас мне этого не поднять. Когда душа была не готова работать, я никогда ее не насиловал".