НА ЮБИЛЕЕ РУССКОЙ ДРАМЫ БЛИСТАЛИ РОВЕСНИКИ ТЕАТРА

Национальный театр имени Леси Украинки отпраздновал открытие юбилейного, 75-го сезона спектаклем "И все это было... И все это будет..." "ностальгически-романтическим представлением о прошлом, настоящем и будущем театра".

Все началось, конечно, с официальных поздравлений, вручения орденов, квартир, часов и благодарностей. Киевский мэр, расцеловав худрука театра Михаила Резниковича, заявил: "Мені сказали, що, коли чоловіки цілуються, це не означає, що вони голубі. Це означає, що вони великі політики", после чего разъяснил зрителям, что орден "Знак пошани" "жінки носять на правій... груді, а чоловіки -- на лацкані піджака". И еще много другой полезной информации.

Наконец, началось действо. Первыми "вышли" на сцену легендарные старики -- то есть, конечно, их портреты: Константин Хохлов, Михаил Романов, Юрий Лавров, Евгения Опалова... Господи, какие одухотворенные лица! Какие глаза! И все это -- в гениальной сценографии Давида Боровского из спектакля "Насмешливое мое счастье", которому в этом году исполнилось 35 лет и который 18 лет шел на этих подмостках. Самый потрясающий момент вечера -- когда заиграла органная токката Баха и прожектора осветили этот орган, состоящий из березовых стволов... Просто перехватило дыхание...

На сцене царили Чехов и Мольер. Чехов -- герой того самого спектакля "Насмешливое мое счастье", Мольер же пришел из постановки "Молодые годы Людовика XIV". Поскольку слов, чтобы как-то обозначить себя, у французского комедиографа не оказалось, в качестве опознавательного знака он носил за собой черную табуретку, на которой белой краской крупными буквами было написано "Мольер". По смелому замыслу режиссера, эти двое должны были "цементировать" разрозненные отрывки из всевозможных спектаклей Русской драмы.

Но основой действа все же оставалось "Насмешливое мое счастье". Играли те же люди, что и 35 лет назад: специально вызванный из Москвы Вячеслав Езепов -- Антон Палыч, Лариса Кадочникова -- по-прежнему несравненная Ольга Книппер-Чехова, все молодеющий Николай Рушковский -- Александр Чехов, только вот... Аду Роговцеву позвать побоялись. И сияющую Лику Мизинову изображала нынешняя молодая звезда Наталья Доля, почему-то с такой интонацией, словно вот-вот зарыдает. Может быть, она тоже оплакивала отсутствие Ады Николаевны?

Очевидно, Роговцеву сочли слишком незначительным эпизодом в истории Русской драмы... Кстати, с учетом заявленного: "На сцене -- вся труппа театра", любопытно, что мы не увидели, например, Ольгу Сумскую, Георгия Дрозда, Анастасию Сердюк... Видимо, они не вписались в "генеральную линию"? И конечно, никто не стал звать бывших коллег по театру -- Евгения Паперного, Льва Сомова, Ксению Николаеву, Виталия Борисюка -- да мало ли еще кого... В этом театре не принято дружить после расставания.

Грустно, но "цепляли за душу" в этом действе, в основном, голоса прежних артистов -- в записи. И вообще, степень оживленности оказалась прямо пропорциональна возрасту. Николай Рушковский, Александра Смолярова, Анатолий Решетников -- вне конкуренции! Лучше всех -- относительные ровесники театра. Самая живая и озорная -- невообразимо эмоциональная "бабушка русской революции" Мальвина Зиновьевна Швидлер с монологом Бабуленьки из "Игрока" Достоевского. Ее просто вынесли в кресле на сцену, она отыграла свое -- и была унесена за кулисы под оглушительные вопли "браво". Старики блистали талантом, молодежь -- парчовыми платьями и треуголками и порхала в гениальной декорации, изображая радость.

Старики говорят, что когда-то это был театр гениев. Кому-то повезло это застать. То, что живет здесь сейчас, -- не гениально. Хотя и достаточно профессионально. Это уже немаловажно по нынешним временам, -- скажете вы и будете правы. Впрочем, позволю себе заметить, что театр -- не совсем фабрика по производству штампованных деталей. Кажется, прежде он был еще какими-то ниточками связан с душой...