ЗДЕСЬ СОХНУТ ПОМИДОРЫ, А ДЕТИ РАСТУТ

"Нашего поселения нет на карте Днепропетровска", -- уверяют обитатели Сухого Острова. Но в действительности здесь живут люди, хотя, по всем украинским и человеческим законам, их там быть не должно. Корреспондент "Сегодня" прожил там полдня. Больше не выдержал...

ТАЯЛ ЧЕРНЫЙ СНЕГ

Сухой Остров -- это клочок земли размером с половину квадратного километра. Несколько кривых улочек утопает в грязи от тающего черного снега. Большинство домов заколочены, многие полуразрушены. Но над некоторыми тянутся тоненькие струйки дыма. Поселение зажато между двумя промышленными гигантами: "Днепротяжмашем" и "Днепрококсом". Дополняют картину расположенные неподалеку трубный завод и "Петровка" -- металлургический комбинат им. Петровского. В двухстах метрах "железка" грохочет тяжело груженными товарняками.

Без привычки даже часок здесь трудно находиться, а жить -- невозможно. Мне пришло на ум сравнение: "сталкеры". Так в фантастическом романе братьев Стругацких назывались люди, умеющие выживать в аномальных условиях. "Днепрококс" периодически накрывает этот клочок земли удушливыми выбросами, содержащими серу, угарный газ и органические соединения. Тогда аборигены Сухого Острова плотно затворяют окна и завешивают двери домов смоченными водой одеялами, чтобы смог не попал внутрь.

"НЕИМОВЕРНАЯ ЛЕГКОСТЬ БЫТИЯ"

Знакомлюсь с местной жительницей, скромно одетой женщиной неопределенного возраста. На слова, что я -- корреспондент столичной газеты, она реагирует на удивление спокойно. Оказывается, журналисты здесь -- частые гости. Коллеги из местных изданий не раз обращали внимание власть имущих на проблему "островитян", да воз и ныне там.

Дом ее -- классический образчик описанных в литературе соцреализма "шанхаев" и "нахаловок". Света нет: отрезали за неуплату. Вместо замка -- щеколда, на двери -- наклейка с издевательским в данном месте слоганом "Неимоверная легкость бытия". "Удобства" -- понятное дело, во дворе; вода -- в колонке, с которой местные "сталкеры", живущие сбором металлолома, недавно стащили стальную плиту, закрывавшую лаз в колодец. Двоих таких мы встретили позднее с увесистой железякой в руках, когда моя новая знакомая, Елена Тютюнник, за небольшой гонорар согласилась стать гидом по местным достопримечательностям. Елена -- инвалид 2 группы, занимается сбором картона и бутылок, за счет которых дополняет свою мизерную пенсию. Оказалось, ей 40 лет -- моя ровесница. Малограмотная (?!), вся ее жизнь прошла в работе на окрестных заводах. Недавно похоронила мать. Из живности -- две худющие собачонки-"дворянки".

Мы месим сухоостровскую грязь. На ходу щелкаю фотоаппаратом, а Елена с явным удовольствием представляет меня соседям. Реакция -- самая разная: от "Какой-такой корреспондент, а ну-ка документ покажь!" -- до радушных приглашений в дом и извинений за то, что там не прибрано. Жалуются все на одно и то же: безразличие районного "начальства" к их судьбе. Хотя отселяют их отсюда... 82 года -- с тех пор, как в 1929-м построили "Коксохим". Те, кто пошустрей, еще при Советской власти получили жилье в городе. Осталось десятка два дворов. Сейчас им объясняют, что ситуация с квартирами в стране напряженная, принудительно переселять никого не будут. На просьбу назвать фамилию их депутата аборигены разводят руками. Многие от безысходности ремонтируют дедовские "хоромы", готовясь остаться в них на всю жизнь.

Но вот и крепенький домик, за сетчатым двухметровым забором вокруг которого рвется с цепи "кавказец", захлебываясь злобным лаем. Примерно так же встретил нас и его хозяин. Из приоткрытых дверей несло запахом браги, который не мог перебить даже "Днепрококс". Мы поспешили ретироваться.

-- "Бизнесмен", самогонкой торгует, -- пояснила Елена. -- Ему лишний глаз ни к чему.

"Кому война, а кому -- мать родна", -- подумалось. У местного населения товар явно пользуется спросом. Самогоном же, судя по внешнему виду хозяина, он "борется" и с заводскими выбросами, крупно имея в виду всю эту вредную "экологию".

ДОРОГА ОДНА -- НА КЛАДБИЩЕ

Мне удалось поговорить с представителями трех поколений жителей Сухого Острова.

Ефросиния Григорьевна Шерстюк, 1924 года рождения, ветеран войны.

-- Мы уже в пятом поколении тут живем. Может, хоть внучка отсюда вырвется, а мне дорога одна -- на кладбище. В том году умерло пятеро. Уезжать не хочу, привыкла. До сих пор уборщицей подрабатываю, пенсии не хватает. Сыну зарплату не платят, а мы ведь внучку растим, мать у нее спилась от такой жизни. Раньше здесь было 89 дворов, в каждом по 5-6 семей. Сейчас почти никого не осталось. Ничего, кусок хлеба имеем -- и слава Богу.

Мужик-работяга средних лет представиться отказался. Сказал только, что с 1981-го "слесарюет" на "Днепротяжмаше".

-- Все знают, что здесь неблагоприятная обстановка. Прохожие с удивлением спрашивают, как тут можно жить? Даже помидоры и картофель не растут -- гибнут от выбросов. Продать жилье и уехать -- нереально, его никто не купит. Чем топим? Дрова на свалке собираем, уголь воруем на заводе. На нем и еду готовим. Баллоны с газом завозят раз в год.

Алексей Иванников, 16 лет.

-- Живу здесь с рождения. После 9 класса пойду в профтехучилище, хочу быть токарем. Работать на здешних предприятиях ни за что не буду. Платят нерегулярно. Конечно, хотел бы уехать, но куда? Этот завод лет через десять все здесь погубит.

Под вечер, когда я собирался нырнуть в мраморную цивилизацию станции метро "Заводская", трубы "Днепрококса" затянуло дымкой. От нее першило в горле, из глаз катились слезы и почему-то болело сердце. А ведь я -- здоровый (тьфу-тьфу!) мужик, не курю, почти не пью, регулярно играю в бадминтон...

Может быть, болело оно от безысходности судьбы жителей Сухого Острова?

От редакции. Мы отправили запросы в Днепропетровский горсовет, райсовет Ленинского района города, на территории которого находится Сухой Остров, с просьбой прокомментировать ситуацию.